Книга Талант марионетки - Надя Дрейк

Марианна раскрыла рот, как будто задохнувшись от возмущения.

– Я в отличной форме! – резко выпалила она, бросив храбрый взгляд сначала на директора, потом на Дежардена. – Это все остальные тут, похоже, не в форме! – Она вызывающе смотрела на него.

– Сейчас вам лучше уйти, – стараясь сохранять самообладание, с нажимом ответил он. – Обсудим эту ситуацию позже.

– Я не собираюсь ничего с вами обсуждать! – выкрикнула Марианна, и ее голос сорвался на визг. Себастьен предупреждающе сжал ее руку, но она с негодованием высвободилась. – Вы с самого начала против меня! Придираетесь и не даете ни минуты отдыха! А я должна работать тут на вас, зарабатывать вам деньги!

– Избавьте мсье Тиссерана от ваших истерик, – прорычал Дежарден, но директор едва заметным жестом остановил его.

– Почему же, – негромко и насмешливо произнес он, – пусть говорит, очень интересно.

Марианну эти слова только раззадорили еще больше.

– Мсье Тиссеран такой же, как вы, – она подошла к самому краю сцены. – Обращаетесь со мной как будто я какая-нибудь раба, а не актриса! – Марианна с негодованием сжала кулачки. – Можно подумать, на вашем театре свет клином сошелся! – запальчиво воскликнула она прямо в лицо директору, потом развернулась и почти бегом ринулась за кулисы, звонко стуча каблучками.

Дежарден выжидательно смотрел на Тиссерана, но тот невозмутимо вернулся на свое место.

– Продолжайте, – кивнул он. – У вас ведь есть замена?

Режиссер обернулся на зал и нашел взглядом Жюли, которая сидела с округлившимися глазами.

– На сцену, – яростно прошипел он.

* * *

Плотный тюль едва пропускал тусклое декабрьское солнце. Стрелки часов в позолоченной раме подбирались к отметке полудня, но царящая в спальне атмосфера неги навевала мысли о раннем утре. В уютной квартире на Трокадеро, в самом дорогом шестнадцатом округе Парижа, не было места для суеты и спешки – лишь томное безделье и праздная роскошь. Марианна ван дер Меер встряхнула короткими волосами и поправила шелковый халатик с китайским рисунком, игриво сползший с плеча.

– Сними, так мне нравится больше, – проговорил Морель с видом творца, который смотрит на свое произведение искусства. Что-то в этом было: и квартира, и мебель, и безделушки на столе, и даже этот самый халат были куплены на его деньги, гонорара актрисы едва ли хватило бы на пару туфель да новое платье. И сама Марианна была его творением – от маленьких розовых мизинчиков на ногах до белокурой головки принадлежала ему целиком.

Она игриво засмеялась, скинула пеньюар, скользнула назад в постель и прильнула к Морелю. Финансовый директор редко мог позволить себе подобные дни. Обычно он приходил в театр раньше всех и славился своей пунктуальностью, да и ночи вне дома были, к большому его сожалению, редки, но сегодня Морель решил позволить себе незапланированный выходной. Театр подождет, ничего с ним за один день не случится. Он откинулся на подушки, ворохом возвышающиеся на огромной кровати под балдахином, и лениво провел рукой по бархатистому плечу Марианны.

– Может быть, мне бросить этот театр? – задумчиво протянула она, и Морель лениво приоткрыл глаза:

– Что?

– Как думаешь, Жан-Луи?

Она уже начинала этот дурацкий разговор вчера, когда рыдала у него в кабинете, а он отпаивал ее коньяком из своих запасов, которые держал для важных гостей, пока тот не высушил слезы. И вот теперь она снова завела эту волынку.

– Брось эти глупости.

– Ну почему же? – Марианна поджала губки и подмигнула своему отражению в трельяже напротив кровати.

Это было волшебное зеркало, в котором она всегда выглядела превосходно: что ранним утром, когда просыпалась и потягивалась, выгибая спину, точно кошечка, что ночью, прежде чем опуститься в мягкое царство подушек и одеял. Она могла проводить перед ним часы, примеряя украшения и наряды, а то и вовсе стоя совершенно обнаженной и любуясь своей совершенной фигурой. Жан-Луи любил, чтобы к его приходу на ней не было ничего, кроме подаренных им драгоценностей вроде недавних опалов и пары капель каких-нибудь тягучих, сладких духов.

– Думаешь, мне так легко было протащить тебя в этот театр? Один из лучших в Париже, между прочим! – проговорил он. Все утреннее блаженство исчезло, сменившись пустым и бессмысленным разговором.

– Я знаю, знаю, – закивала девушка. – Но меня не покидает ощущение, что Дежарден совсем меня не ценит. Ты бы слышал, как он со мной разговаривает! Может быть, ты поговоришь с ним? – Она прижалась к Морелю всем телом и попыталась поцеловать его, но тот только раздосадованно отстранил ее и натянул халат.

– Принеси кофе.

Марианна молча встала с кровати, всем своим видом выражая недовольство, однако послушалась, и уже через десять минут на прикроватном столике стоял серебряный кофейник, молочник и две малюсенькие чашки. Она даже нашла пару крошечных пирожных, которые могли бы послужить завтраком такой миниатюрной девушке, как Марианна, но никак не Жану-Луи. Аккуратно разлив ароматный напиток, она вновь коснулась руки Мореля и заискивающе произнесла:

– Я понимаю, как много ты для меня сделал, и невероятно это ценю. – Морель только хмыкнул. – Но разве ты не видишь, что здесь мои таланты просто остаются незамеченными?

– И что же ты от меня хочешь?

Она хитро улыбнулась:

– Я бы хотела сняться в кино. Как ты думаешь, у меня бы получилось?

Морель не смог сдержать смешка:

– Конечно! Там ведь не надо говорить.

Сделав вид, что пропустила его слова мимо ушей, Марианна продолжила:

– Синематограф сейчас куда успешнее театра! Будущее за ним, вот увидишь. Так все говорят, я сама по радио слышала. И там платят больше! И все киноактрисы пользуются такой славой…

– Ты глупышка, Марианна, – беззлобно сказал он. – Но прелестная. Если захочешь, ты сможешь сниматься в кино, но не сейчас.

– Правда? – воскликнула девушка. – Когда же?

– Позже, – Морель закинул в рот последнее пирожное. – Когда я скажу. И не здесь, Париж – старая дыра, в которой нечего делать.

– Я всегда мечтала о Париже, – протянула она разочарованно.

– Что ты думаешь о Женеве?

– Швейцария?! – Ее глаза округлились.

Морель хмыкнул и замолчал, задумчиво крутя в руке чашку с крепким кофе. Каждый глоток прогонял сонливость и возвращал ясность уму, и после второй чашки он решил, что и так сказал уже слишком много.

– Собирайся, тебе пора ехать в театр.

– Но зачем это все теперь? Я бы лучше уже не возвращалась в это болото.

– Ты вернешься туда, – Морель сжал ее руку чуть выше локтя, и она испуганно ойкнула. – Наденешь свое самое скромное платье и изобразишь полное раскаяние на лице, попросишь прощения у Дежардена и ни слова никому не скажешь о том, что хочешь уйти в кино, ты поняла?