Книга Большевики. 1917 - Антон Антонов-Овсеенко

В книге Николаевского упоминается и документ, который Парвус представил своему новому «командованию» в Берлине, правда с названием, незначительно отличающимся от того, которое упоминает Керенский: не «Подготовка к массовым политическим стачкам в России», а «Приготовления к массовой забастовке в России». Главным же в эпизоде завязывания контактов Парвуса с германским правительством представляется его стремление получить доступ к масштабному источнику финансирования: «Понадобятся немалые деньги», — вот что следует выделять в качестве основной цели его «политической» активности.

Между тем у Керенского, если вернуться к его версии событий, существует масса несоответствий, подтверждающих пристрастность изложения, начиная с того, что после январской встречи с германским послом в Константинополе, он был «немедленно» вызван в Берлин, но прибыл туда только через два месяца — 6 марта. Керенский продолжает свой захватывающий рассказ тем, что в Берлине Парвус встречался с личным советником канцлера, но после краткого разговора передал меморандум уже самому Бетман-Гольвегу. Ещё больше сомнений вызывают такие подробности, которые Керенскому не могли быть известными и которыми он явно для пущей убедительности приукрашивал своё повествование: о том, что разговор с советником был «краткий», что план Парвуса был принят «без колебаний», что гражданство было предоставлено «по приказу самого кайзера» и т. п.

После памятной встречи в Берлине то ли с советником канцлера, то ли с самим Бетман-Гольвегом Парвус, согласно рассказу Керенского, отправился на встречу с Лениным в Цюрих. «Хотя Ленин отказался давать прямой ответ на предложения Парвуса, они, очевидно, договорились о том, что их тайным посредником будет Фюрстенберг (он же Ганецкий). Ленин направил его в Копенгаген, где тот работал с Парвусом», — делает одно смелое предположение за другим Керенский. Противоречия здесь вновь наслаиваются одно на другое — хотя бы и в том, что, с одной стороны, Ленин не дал ответа Парвусу, то есть фактически ответ был отрицательным, а, с другой, они будто бы договорились о тайной связи через Ганецкого. В этой конкретной истории переговоров Парвуса сначала в Берлине, а затем в Цюрихе лишь один уже приведённый факт остаётся неопровержимым — о том, что в том же 1915 году женевский «Социал-демократ» в статье «У последней черты» заклеймил Парвуса как «ренегата», «лижущего сапог Гинденбурга» — очевидно после его памятной встречи в Цюрихе с Лениным, если таковая вообще состоялась.

Между тем о связях Парвуса с германским правительством знали и германские социал-демократы. Так, в газете «Речь» от 7 июля 1917 г. публикуется замечание о том, что «по сведениям из Копенгагена, германский социал-демократ Гаазе, вождь левого крыла социал-демократов, проездом из Стокгольма в беседе с русским журналистом утверждал, что известный доктор Гельфант, он же Парвус, служит посредником между германским правительством и нашими большевиками и доставляет им деньги».

Однако Парвус скорее всего действительно принимал деньги от германского правительства — но лишь под предлогом их расходования на усиление пацифистской пропаганды в России посредством большевиков. До сих пор ничто с неопровержимостью не подтверждало, что деньги эти попадали к большевикам, а не оседали в карманах Парвуса: именно с 1915 г. Парвус, по многочисленным свидетельствам, активно занимался коммерческими операциями, что может говорить как о неожиданном появлении у него коммерческих талантов (во что верится с трудом), так и о том, что он просто пустил в оборот выделенные ему Германией средства. Так, например, в подборке корреспонденций «Русского слова», опубликованных в номере от 22 июля 1917 г. (в качестве документов следствия по делу 3–5 июля) под общим заглавием «Заговор большевиков», недвусмысленно сообщается, что «Парвус (Гельфант) предполагал субсидировать одно пароходное предприятие в России, причём во время переговоров по этому поводу выяснилось, что в одном из банков в Копенгагене в распоряжении Гельфанта находилось свыше миллиона рублей».

Между тем сомнения в чистоте помыслов и политических устремлений Парвуса, как оказалось, испытывал и статс-секретарь Ягов, первым из германских официальных лиц, не считая посла в Константинополе, получившим сведения о горячем желании Парвуса помочь реализации интересов Германии в Европе и мире. Германский посланник в Копенгагене Брокдорф-Ранцау докладывал новому статс-секретарю 2 апреля 1917 г. буквально следующее: «Я прошу Вас лично принять д-ра Гельфанда, который прибудет в Берлин завтра вечером (во вторник). Я сознаю, что характер и репутация д-ра Гельфанда по-разному оцениваются его современниками и что Ваш предшественник (Ягов) особенно любил пройтись на его счёт [выделено мной. — А. А.-О.]. В ответ на это я могу только сказать, что Гельфанд добился очень полезных политических результатов и что в России он был одним из первых, кто тихо и скромно начал работать для достижения цели, которая теперь — и наша цель»[88]. Из чего следует только то, что нараставшую активность крайне левого крыла русской социал-демократии в лице большевиков Парвус беззастенчиво использовал для оправдания расходования средств. И Парвусу в течение длительного времени действительно удавалось убеждать в своей причастности к этой активности очень многих германских официальных лиц. Так, советник миссии Германии в Берне Шуберт писал 9 мая 1917 г. послу Бергену в МИД: «Уважаемый г-н Берген, г-н фон Ромберг был бы весьма благодарен за сообщение, исчерпываются ли Ваши русские связи одним Лениным и его группой, или в них входят и ведущие эсеры (Чернов и его коллеги). Если Вы сами недостаточно информированы в этом вопросе, г-н фон Ромберг был бы признателен за немедленное наведение справок».

Причём оказывается, что как германское правительство выделяло средства на пацифистскую пропаганду в России, и не только посредством большевиков, но и других партий левого толка, так и страны Антанты не скупились на поддержку тех сил в России, которые выступали, наоборот, за продолжение войны. Военный атташе германской миссии в Берне Нассе докладывал своему начальству 9 мая 1917 г.: «Из Чиассо получено следующее донесение от г-на Байера по поводу поддержки движения за мир в России, датированное 4 мая. Мне представился случай поговорить в Цюрихе с различными группами русских эмигрантов. То, что я услышал и увидел там, подтвердило донесение, посланное мной на днях, после бесед с д-ром Шкловским и П. Аксельродом, и добавило новую информацию. Я осторожно прозондировал ряд представителей различных групп пацифистского крыла социалистов, и они сказали, что было бы весьма желательно, чтобы систематическая, интенсивная и эффективная агитация в пользу мира поддерживалась бы кем-нибудь из хорошо известных нейтральных товарищей. После того как они выказали явную, и я бы сказал радостную, готовность принять финансовую поддержку именно для работы в пользу мира, я сказал, что, со своей стороны, был бы счастлив предоставить значительную сумму для такой благородной, гуманной и интернациональной цели… Повторялась жалоба на то, что партии и группы, оппозиционные войне, имеют меньше средств в своём распоряжении, чем поддерживающие войну, поскольку последние контролируют государственные финансы. Важную роль играет английское золото, и Антанта расходует колоссальные средства для поддержки военных усилий и подкупа влиятельных лиц. Поэтому они были бы счастливы, если бы сторонникам мира могли бы быть предоставлены большие суммы со стороны состоятельных товарищей и друзей… Они все показали, что есть готовность принять поддержку для обсуждаемой цели»[89].