Книга Крик души - Льюис Сьюзен

— Не торопись, — сказал ей Дрейк, когда позвонил, чтобы поздравить ее. — Наша экономика не скоро оправится от кризиса, так что современный «Купец» может и подождать. Я, сказать по правде, не могу поверить, что мы вообще говорим на эту тему, когда мальчишке не исполнилось и недели.

Никки засмеялась. Она упомянула о сценарии только потому, что считала, что Дрейк ждет этого, и когда ситуация прояснилась, снова обрадовалась.

— Жаль, что нам не пришло в голову вести дневники для наших детей, когда они были маленькими, — продолжал Дрейк. — Или что мои родители не вели его для меня. Теперь их нет, и нет никого, кто мог бы рассказать, каким я был в возрасте Зака или что они чувствовали, когда я появился на свет. Почему мы не интересуемся такими вещами до того, как становится слишком поздно?

Подхватывая тему, Никки сказала:

— Знаете, именно так я и подумала, когда не стало моей бабушки. Мы не так часто ее видели, но я очень любила ездить к ней в гости. У меня всегда накапливалось столько вопросов к ней! Никогда не хватало смелости задать их, когда мои родители были рядом, потому что они требовали, чтобы я не беспокоила ее. Но я всегда чувствовала, что она знала целую кучу вещей, о которых отчаянно хотела поговорить со мной. Однажды она сама призналась мне в этом.

— Правда? — переспросил Дрейк; похоже, он удивился. — Куча скелетов и заблудших овец, как вы думаете?

Никки засмеялась.

— Я не знаю, но даже и это куда интереснее, чем напыщенные легенды, которые родители с готовностью выкладывают мне по первому требованию.

Хихикнув, Дрейк сказал:

— Тогда, надеюсь, однажды вы узнаете, что ваша семья изобилует скандальными тайнами. И даже если это не так, притворитесь, что так оно и есть, потому что ни один из нас не хочет быть скучным или слишком правильным. Впрочем, есть еще одна польза от ведения семейных дневников: читая о своем раннем детстве, человек узнает много интересного о кормлении грудью и смене подгузников!

Несмотря на воспоминание о «скелете» Спенса, Никки залилась смехом и почувствовала, что энтузиазма Дрейка хватит для ее подпитки вплоть до того страшного момента, когда придет время всем, кроме Дэвида, возвращаться в Лондон. Она гнала мысли об этом, переживая, что дом без них будет казаться ужасно пустым, но, как ни странно, этого не произошло. Вообще-то, она искренне удивилась, обнаружив, как один крошечный человечек может заполнить собой целый дом, не говоря уже о времени, мыслях и способности любить. Его чудесный детский запах был повсюду: он переплывал из одной комнаты в другую, словно заклинание, освящая обстановку и превращая их дом по-настоящему в особое место. Когда она брала его на прогулку, люди, которых она никогда прежде не встречала, непременно хотели взглянуть на него и бесконечно говорили, что он просто чудесен. Он скоро приобрел такую популярность в округе, что почти все торговцы и даже их клиенты звали его по имени; его коляска даже получила личное место для парковки рядом с большими красными диванами на «Фабрике», куда она почти каждый день возила его, чтобы выпить чашечку чая и пообщаться с новыми друзьями, молодыми и пожилыми.

Его жесткие, черные как смоль волосы скоро выпали, и голова начала покрываться тонким пушком; а поскольку он хорошо кушал, то на его теле появились плотненькие складочки, делая его похожим на пухленькую колбаску. Теперь Никки очень часто хотелось, чтобы ее родители увидели его, и ей становилось грустно, что они пропускали первые драгоценные недели жизни их единственного внука. Но затем она напоминала себе о том, как сильно они были настроены против ребенка, и даже если они передумали… ну, в общем, ей очень жаль, но им некого винить, кроме себя, в том, что они не входят в этот круг. Им не следовало начинать рыться в грязном белье, скрывавшемся в прошлом Спенса. Если бы они не полезли туда, она не удалила бы единственное электронное письмо, которое получила со времени их последней встречи, и позволила бы Спенсу позвонить им, когда он предложил это.

Однако она не могла позволить себе слишком долго думать на эту тему, поскольку все ее мысли были заняты Заком, а он уже успел развить свои легкие так, что его было слышно во всех концах Норд-стрит. Как это ни странно, но никто, похоже, не возражал против шума, который он поднимал; а если и возражали, то никогда об этом не говорили. Впрочем, он не слишком часто кричал и в целом спал достаточно хорошо, хотя была одна ночь, когда он никак не хотел успокаиваться, и последующие дни оказались выматывающими из-за усталости и беспокойства, что она делает что-то не так.

— Все его крики — всего лишь небольшой приступ колик, — заверила ее миссис А. во время одного из своих регулярных визитов, — так что старайся следить за диетой и не употребляй продукты, из-за которых у него может расстроиться желудок. Теперь давай посмотрим, как он прибавляет в весе, хорошо? — Достав весы для младенцев, она начала устанавливать их на полу. — У вас медкарта с собой? Нам нужно вносить его данные.

— Конечно, — ответила Никки. — Я никогда без нее не выхожу, — и, покопавшись в сумке с подгузниками, она достала тонкую красную книжечку, где записывались все изменения, происходящие с сыном, начиная с окружности головы и заканчивая ростом и каждым граммом, который он терял или набирал.

Водрузив на весы голого и, похоже, испытывающего некоторое любопытство Зака, миссис А. расплылась в улыбке.

— Изумительно, — заявила она, поднимая его, и рассмеялась, когда в лицо ей чуть не попал фонтанчик мочи, изогнутый, словно выпущенный из водяного пистолета. — Вот негодник, — укоризненно произнесла она, пока Никки быстро вытирала его. — Что-то говорит мне, что у тебя развивается очень игривое чувство юмора.

— Не переживайте, мы все побывали на линии огня, — засмеялась Никки. — Это становится уже его фирменной шуткой.

Развеселившись от этого, миссис А. продолжила проверку, объявив в конце концов, что Зак прекрасно развивается, и погладила его по щечке.

— Ты у нас звезда, — сказала она, — и к тому же весьма привлекательный парнишка.

Прижав кулачки к лицу, Зак задрыгал ножками и издал забавный крик.

Просияв, Никки сказала:

— Я сделала, как вы мне посоветовали, промыла ему глазки охлажденной кипяченой водой, и выделения, кажется, прошли.

Миссис А. кивнула, проверила родничок у него на темени, и, удостоверившись, что ротик у него чистый, розовый и влажный, вернула ребенка Никки. Теперь Зака можно было одевать.

— А ты себя как чувствуешь? — спросила она.

Никки положила Зака на пеленальный столик: она собиралась растереть его кожу оливковым маслом от пересыхания.

— Вообще-то, просто прекрасно, пока не начинаю читать книги, которых мне дают слишком много, — ответила она. — С ребенком, оказывается, столько всего может произойти, что я пугаюсь до смерти.

— Например? — поинтересовалась миссис А.

— Ну, знаете, всякое: начиная с того, какого цвета должна быть моча, почему он срыгивает, о запрете пользоваться детским маслом из-за наличия в нем отдушки, и заканчивая признаками возможного менингита или тем, правильно ли я укладываю его и не случится ли с ним «смерть в колыбели». Представляете, я по-прежнему просыпаюсь по ночам, потому что мне кажется, что он перестал дышать…