Книга Прикосновение - Розалин Уэст

Это всегда было последним аргументом. Ее обязанности были якорем, который удерживал ее в знакомых водах, когда у нее являлось желание поплыть по воле волн. Сэмми, Джозеф, мечты ее отца тянули ее в завтрашний день, отказываясь предоставить ей свободу. И это булькающее негодование — негодование на обстоятельства и тех, кто привязал ее к ним, — томило ее душу.

Джуд не хотела быть пойманной в ловушку одинокой жизнью, защищая дом, похитивший ее у всех ее надежд и мечтаний, или однообразным существованием, которое никогда не изменится, никогда не позволит ей испробовать вкус счастья или получить шанс узнать любовь. Она умирала на станции «Эймос», увядая на стебле, как сочная трава в суровые зимние месяцы. Только для нее не наступит воскрешающая весна, пробуждающая новые соки и порождающая свежую поросль. И там, на заполненном народом тротуаре, Джуд восстала против всего этого и рассердилась на всех, кто держал ее заложницей во имя долга.

Глубоко вздохнув, Джуд сказала себе «довольно» и заставила положить конец этой жалости к себе. Как она смела оплакивать собственное существование, когда были более нуждающиеся, более обойденные судьбой? Как могла она скупиться на время и внимание, требовавшиеся ее брату, или отказывать Джозефу в доме и семье, которые были ему так необходимы? Как она могла повернуться спиной к друзьям и соседям, которым были отчаянно нужны ее холодный рассудок и спокойное здравомыслие, чтобы крепко удержать то, что принадлежало им? Как она позволила себе считать эти обязанности бременем, если она сама охотно взяла их на себя? Сказав себе, что довольно оплакивать судьбу, когда многое в ней было ее собственным выбором, Джуд решила, что поедет в Шайенн не ради собственного желания уехать, а чтобы защитить тех, кто видел в ней свою веру и надежду. И она вернется к своей тихой, умиротворенной жизни, где удовольствия складываются из удовлетворения надежд других. А на что еще надеяться женщине ее возраста и неказистой внешности? На великую страсть? Нет, это не Для женщины, которая носит рабочие сапоги и сгребает лопатой лошадиный навоз.

И у нее никогда не было ощущения, что ловушка захлопнулась, хотя она постоянно удерживала Джуд в рамках чувства долга.

Примирив свои мятущиеся желания со сдерживающими основами жизни, Джуд направилась к дилижансу.

— Джуд.

— Мистер Макензи.

Он перегородил тротуар и заслонил собой солнце. Джуд всегда поражалась его внушительным размерам и силе, но они никогда не пугали ее, и сейчас у нее не было страха, а чтобы поддержать себя, она вспомнила обидные слова их последнего разговора.

— Я думала, что теперь, когда больше не предвидится кровопролития, вы уехали со своими новыми друзьями. — Она не могла совладать с непроизвольной дрожью при воспоминании о той жизни, которую он мимоходом отнял за такую безделицу, как пара пистолетов.

Заметив эту дрожь отвращения, Долтон вернул себе холодную сдержанность, напомнив, что не имеет права проявлять какой-либо личный интерес. Джуд Эймос его больше не интересовала, а была просто частью работы, и эту работу он должен закончить.

— Я хотел поговорить с вами. Вы единственный среди всех человек, который может смотреть на вещи, отбросив самолюбие и вспыльчивость.

— Если это комплимент, то не уверена, что мне хотелось бы принимать его. У меня столько же поставлено на карту, как и у любого другого жителя нашей долины, и вы с вашим метким пистолетом и продажной совестью враг всем нам.

— Нет, Джуд. — Он не отреагировал, как будто она не нанесла укол рапирой ему прямо в сердце, а просто прислонился мускулистым плечом к одной из опорных колонн крыльца и наградил Джуд мягкой насмешливой улыбкой. — Ваш единственный враг — это отказ смотреть фактам в лицо, а не я.

Джуд искала, как бы обойти его, и, не найдя прохода, бесстрашно, с презрением взглянула на него.

— И что это за факты, можете сказать мне?

— Законы жизни, Джуд. Сила получает все, ну и тому подобное. Вы не можете бороться против Джемисона. Не смотря на то что имеете все права, на его стороне сила. Он раздавит вас.

— И вы поможете ему в этом, — съязвила она, желая, чтобы именно это не было самым обидным.

— Для меня это работа, и ничего больше, но речь идет о жизни ваших людей. Существуют другие долины.

— И существуют другие Джемисоны. Если мы не защитимся против этого, нам придется бежать от них от всех. Никто не имеет права указывать мне, где я могу и где не могу жить. Это свободная земля, или вас такому никогда не учили в вашей стрелковой школе, мистер Макензи?

У Джуд в груди еще быстрее забилось сердце, когда он коротко улыбнулся, сверкнув зубами, но затем он равнодушно продолжил свои угрозы:

— И еще это страна возможностей. И возможность улыбается тому, кто в состоянии купить все, что пожелает. Здесь победителем будет только Джемисон, а не вы и не я. Остальные слушают вас, Джуд, так заставьте их понять это до того, как кого-нибудь убьют.

— О, ясно. — Трепет влечения превратился в ревнивую боль. — Вы здесь для того, чтобы закончить за Кэтлин Джемисон начатые ею уговоры. Что ж, можете просто вернуться и доложить мисс Прекрасной Мордашке, что ее отец не запугал нас и мы не подавлены ее высокомерными манерами. Мы, возможно, не имеем чего-то такого, как богатство и сила, что Джемисоны считают ценным, но то, что мы имеем, это все наше, и им у нас этого не отнять. — Хотя Долтон не сделал ни малейшего движения, ощущение скопившегося внутри его бешенства ошеломило и напугало Джуд, не смотря на то что она была уверена в себе.

— Значит, вы наймете стрелка вроде Латиго Джонса, чтобы вести свою борьбу, но в конце концов не останется ни кого из тех, кого вы наняли, чтобы проливать кровь за ваше дело, и вы все равно проиграете, потому что люди типа Джемисона — это будущее, и их не остановить.

— Мы остановим его, — возразила Джуд, чтобы Макензи не подумал, что она дрожит от его бесстрастных слов и содержавшейся в них горькой правды. — Я еду в Шайенн, чтобы положить конец его угрозам. — Затем, осознав, кому она раскрывает свои планы, Джуд стиснула зубы, продолжая с безмолвным вызовом смотреть на него.

— Своим сопротивлением вы можете притормозить его действия, — заговорил Долтон более мягким тоном, — однако вы не остановите его, Джуд. Я знаю, я видел это много раз прежде. Это все равно что пытаться остановить поезд или запретить солнцу завтра утром появиться на небе. Индейцы так же цеплялись за свои священные земли. Не важно, что вы будете делать, это все равно произойдет. Я только хочу, чтобы вы сами при этом не пострадали. — На долю секунды он был так близок к тому, чтобы признаться в остальном — что ему невыносимо думать об угрожавшей ей опасности, — но Джуд удержала его от совершения этой величайшей глупости, непреклонно отодвинувшись подальше от него.

— Я уже пострадала, мистер Макензи. И я не должна разбираться, почему и как вы к этому относитесь.

— Нет, не должны. — Долтон понимал, что обидел ее. Джуд приютила его под своей крышей, приняла в свою семью, вылечила его тело и старалась сотворить то же чудо с его душой — правда, первое удалось ей гораздо успешнее, чем второе. И как он отплатил за ее доброту? Стал самым страшным ее врагом, который должен лишить ее всего, что она ценила и любила, способом, который она ненавидела — оплаченной жестокостью, верностью тому, что куплено, а не заслужено. У него не было возражения, которое устояло бы против ее ненависти. — Я просто предупреждаю вас, чтобы вы были осторожны, вот и все, — подытожил он, слегка приподняв шляпу, и взглянул на нее равнодушным взглядом, ранившим сильнее, чем могли ранить какие-либо действия.