Книга Костер на снегу - Нэн Райан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да как ты смеешь! Это из-за платья, оно…
— …просто создано для шлюхи.
— Кого ты называешь шлюхой, ублюдок?!
— Ну, для потаскухи, если тебе так больше нравится. Скажи-ка, сколько раз ты развлекалась в этой карете со своим белобрысым рыцарем? Теперь понятно, почему он всегда посылает ее за тобой: чтобы не потеряла навык! И как же он предпочитает покрывать свою кобылку? Сидя? Стоя? На четвереньках?
Натали почувствовала, что с нее достаточно.
— По-разному, как в голову взбредет. Чего мы только не перепробовали в этой карете! Эшлин такой изобретательный! Тебе и не снились позы, в которых мы с ним занимаемся любовью! Например, в последний раз он предложил мне…
— Замолчи! — рявкнул Кейн. — Прикуси свой проклятый язык!
— Ты же сам хотел знать, — возразила Натали с хорошо разыгранным удивлением. — Я совсем не против описать тебе наши развлечения в мельчайших подробностях. Возможно, это снова тебя распалит.
— Никогда! — Кейн наклонился, приблизив к ней разъярённое лицо. — Раздвигай ноги для кого хочешь, с меня довольно! Никогда не прощу себе, что поддался на твои ужимки!
— Вот как? — медленно и жестко произнесла Натали. — А мне показалось, что ты получил большое удовольствие между раздвинутых ног племянницы фронтового друга, в карете ее жениха.
Что-то резко вырвало Натали из объятий сна. Она неохотно открыла глаза. Стук в дверь повторился, раздался голое — знакомый, басовитый, с техасским акцентом.
— Вставай, соня, вставай! Пора начинать новый день, иначе упустишь все, что он обещает. Если через пять минут я не увижу тебя за завтраком, то приму более решительные меры!
Дядя Шелби ушел, намеренно громко топая и посмеиваясь, а Натали со стоном откинулась на подушку. Ей не хотелось даже шевелиться, не говоря уже о том, чтобы завтракать. Глаза жгло, голова раскалывалась, сердце тоскливо ныло, полное сожалений.
Этой ночью Натали лежала без сна до тех пор, пока небо на востоке не посветлело в преддверии рассвета. Долгие часы были отданы самобичеванию. Ее глубоко потрясло случившееся по дороге в Клауд-Уэст, и сейчас она была уверена лишь в том, что основное ее чувство к Кейну — ненависть, а к Эшлину — безразличие. Сама мысль о свадьбе казалась теперь невыносимой. Оставалось дождаться, когда дядя Шелби покинет город, чтобы заявить о разрыве помолвки.
Морщась, Натали уселась в постели, убрала с лица растрепанные волосы и устремила взгляд в окно. Этой бесконечной и тягостной ночью ей пришлось признать несколько горьких истин: например, ту, что она не любит и никогда не любила лорда Блэкмора. Она дважды позволила себе близость с Кейном, и это уже нельзя назвать просто ошибкой.
Эшлин, этот великодушный и обаятельный человек, появился в ее жизни в самый нужный момент. Годами она жила только работой и чувством долга. Устав от одиночества, изголодавшись по теплу и ласке, она мечтала о детях, а потому без труда убедила себя, что дружеская привязанность к Эшлину постепенно перерастет в настоящее глубокое чувство. Но этого так и не произошло.
Что касается Кейна, тут все и того очевиднее. Она возненавидела его в ту самую минуту, когда он отнял у нее часть земель. Ненависть усугублялась с каждой мелочью, с каждым незначительным событием, и наконец вспыхнула свечой. По прихоти судьбы этому бессердечному негодяю удается околдовывать ее и сбивать с пути истинного. Его поцелуи лишают ее воли, дают власть над ней, и именно это заставляет его презирать ее. Иначе почему он назвал ее потаскухой?
Облачившись в самое унылое платье, Натали спустилась вниз. Она решила, что будет притворяться всем довольной, чтобы не вызвать у дяди Шелби подозрений и не испортить ему впечатления от поездки. Эшлину она объявит о своем решении сразу после дядиного отъезда, а с Кейном больше не обменяется ни единым словом, как бы он ее ни провоцировал. Начнет же она с того, что прямо сейчас выскажет дяде все, что думает о несносном южанине.
— Наконец-то! — радостно воскликнул полковник, когда Натали переступила порог столовой.
Он поспешил запечатлеть у нее на лбу отеческий поцелуй, но когда вгляделся в бледное измученное лицо, встревожился:
— Что с тобой, дитя мое? На тебе лица нет!
— Мне не следовало так увлекаться шампанским. Натали устало опустилась на стул, глядя, как дядя заботливо наливает ей кофе.
— Это я виноват, — сокрушался он. — Нужно было убедить тебя хорошенько подкрепиться. Старый дурень! Болтал без умолку, не давая тебе проглотить ни крошки!
— Милый дядя, мне уже тридцать лет, — вяло возразила Натали. — Ты никак не можешь винить себя за промахи такого великовозрастного дитяти: плохой аппетит, злоупотребление алкоголем…
“…и, — добавила она мысленно, — непристойное поведение”.
— Великовозрастное или нет, для меня ты дитя, — настаивал полковник, с тревогой взирая на притихшую племянницу. — Нет, так не пойдет! У тебя нездоровый вид.
— Дядя, ради Бога! Давай сменим тему. Скажи, тебе в самом деле по душе этот Кейн Ковингтон?
— Почему бы и нет? Я о нем самого высокого мнения.
— Но он меня ограбил!
Дядя Шелби поставил перед Натали тарелку с жареной ветчиной, один вид которой вызвал у нее тошноту. Она поморщилась и отрицательно покачала головой.
— Никто тебя не грабил, — примирительно сказал дядя; убирая тарелку. — Он честно выиграл этот кусок земли у твоего мужа.
— И ты туда же!
— Как это понимать?
— Ты тоже на его стороне! Вы все как будто сговорились! Не понимаю, как ты, такой проницательный, не видишь, что этот человек… что он…
Заметив, насколько дядя озадачен столь гневной тирадой, Натали прикусила язык.
— Что значит “на его стороне”? Я всегда и во всем на твоей стороне, дорогая моя девочка. Я всего лишь взываю к твоему разуму.
— Да, конечно. — Она взяла в ладони крепкую загорелую руку дяди и ласково сжала. — Прости, меня немного занесло.
— Бывает. Не переживай насчет потерянных земель. Они ведь ни на что не годятся, разве что для охоты, а Кейн такой заядлый охотник, чтобы провести за этим занятием остаток жизни. Это бродяга по натуре, и я думаю, весной он отсюда уедет. Он никогда долго не засиживается на одном месте.
— Если бы только это было правдой! — вздохнула Натали. — И все-таки, дядя, я не могу понять твоей привязанности к этому человеку. Вы такие разные! Ты добрый, заботливый… ты храбрый, а Кейн Ковингтон — жалкий трус.
— Трус?! — Седые брови полковника взлетели вверх, выразив крайнее изумление. — Ты говоришь, трус?
— Он труслив как заяц! Позволил городскому хулигану выставить его из “Позолоченной клетки”! С тех пор над ним смеется весь город.
— Вот как, весь город? — Дядя со смешком придвинул к Натали блюдо с печеньем и масленку; — Но за спиной, верно? Смеяться ему в лицо не отваживается никто. Я прав?