Книга Нелады со звездами - Венди Хоулден

У Белинды зачесалась рука от желания дать ему затрещину, однако она сдержалась. Это приведет лишь к тому, что Таркин уйдет от нее, и ей придется писать все эти письма самой. А у нее и без того дел по горло, раздраженно подумала Белинда, пронзая своего помощника взглядом, пропитанным поровну ненавистью и отчаянием.

— Да, и положи в конверт фотографию, хорошо?

— Фотографию? Вы хотите сказать, вашу?

Выдвинув ящик, Белинда достала пачку фотографий и протянула их Таркину. Тот уставился на снимок едва одетой женщины с длинными черными волосами, которые волнами ниспадали на загорелые плечи, с ногами, уходящими в бесконечность из джинсовых шорт, снятых, по-видимому, с куклы Барби. Обрамленный пышными губами рот женщины был раскрыт в веселой улыбке, позволяя увидеть ряд зубов, больших и белых, словно холодильники в магазине бытовой техники.

— Это вы? — удивленно спросил Таркин.

Белинду нельзя было назвать страшилищем, но, несмотря на все ее старания с румянами, ей все равно не удавалось создать скулы, с которых можно съезжать на санках. Да и состояние зубов, пожалуй, значительно ухудшилось с того момента, когда была сделана эта фотография.

— Вы здесь похожи на молодую Синди Кроуфорд, — дипломатично заметил Таркин.

— А это и есть молодая Синди Кроуфорд! — рявкнула Белинда. — Все говорят, я на нее очень похожа, так зачем мне тратить свое драгоценное время, позируя в фотостудии?

Две светские дамы, одна блондинка, другая брюнетка, сидели друг напротив друга, разделенные широким обеденным столом, застеленным белоснежным дамастом. Грейс отметила, что на их бриллиантах сверкают не только отблески свечей в бронзовых канделябрах. Драгоценные камни лучились огнем бескомпромиссной борьбы.

— Значит, у вас только две няни, да? — со снисходительным сожалением говорила брюнетка. — А я, знаете ли, пришла к выводу, что меньше чем тремя нам никак не обойтись. Одна на день, одна на ночь и еще одна на всякий случай.

Блондинка усмехнулась.

— Вы правы. Но на самом деле летом нам хватает и двух нянь. Понимаете, у нас две яхты. Одна для нас, а вторая для детей.

Грейс отметила, как ухоженные пальцы брюнетки побелели, стиснув ножку бокала с шампанским. Ужин получился оживленнее обыкновенного, хотя обещанный граф, как и ожидала Грейс, оказался полным разочарованием.

Предварительно подготовленная своей матерью, Грейс знала, что ее сосед обладает состоянием, обаянием, обширным поместьем с виноградниками, имеет в числе предков нескольких пап римских, а имен и фамилий у него столько, что его визитная карточка равна по размеру почтовой открытке. Он был безукоризненно ухожен: сшитый на заказ костюм был словно приклеен к спине; каждый раз, поднимая бокал, граф сверкал дорогими запонками. На коротком толстом мизинце сиял перстень с печаткой, а шелковый галстук был завязан сложным, затейливым узлом. Его блестящие черные волосы были вспаханы расческой, а одеколон, хотя и обладал перечным ароматом «Джермин-стрит», решительно опровергал основное правило этой знаменитой фирмы, гласящее, что духи должны шептать, а не кричать во весь голос. Сидя рядом с ним, Грейс как никогда остро стыдилась своих прически и наряда: и по тому, и по другому по крайней мере не мешало бы пройтись щеткой.

И все же Грейс подозревала, что граф Джанкарло Эугенио Альбиони Грациози ди Сфорца-и-Висконти, если рассматривать его как потенциального зятя, должен был разочаровать ее мать.

Во-первых, пока все ели первое, он не произнес ни слова. Сейчас, когда подали второе, граф погрыз кусок мозговой кости, театрально закатил глаза, поморщился и осторожно положил вилку рядом с тарелкой. Заметно побледнев даже под слоем загара, он с трудом сглотнул, тихо застонал и промокнул уголки рта огромной льняной салфеткой.

Наконец, судя по всему, с огромным трудом, граф заговорил.

— Вам нравится в Венеции? — бесхитростно заметил он. — Очень хорошо, что ваши родители работают в консульстве. Столько возможностей осмотреть достопримечательности.

Грейс едва сдержала печальный вздох. Сегодня она просидела весь обед в полутемном зале консульства, решительно повернувшись спиной к соблазнительному Аиду дворца Кадоро на противоположном берегу Большого канала, слушая пространное повествование об операции на бедре, перенесенной матерью третьего секретаря посольства. Чай прошел в обществе суетливого младшего секретаря министерства иностранных дел, говорившего о невозможности достать настоящий «Эрл Грей» к востоку от Гарвича. Единственным светлым пятном явилось лишь то, что леди Армиджер была слишком занята и не успела ни словом обмолвиться о разрыве с Сионом: впрочем, быть может, она решила дипломатично молчать об этой щекотливой теме, хотя это было на нее совсем не похоже.

— О да, — осторожно ответила Грейс. — Я успела хорошо осмотреть город. — Она помолчала, пытаясь придумать какое-нибудь остроумное замечание. — Например, сегодня утром я обратила внимание, что толстые деревянные треноги в воде очень похожи на пучки цветной капусты.

Гладкий оливковый лоб графа пересекли морщины недоумения.

— Вы хотите сказать, брокколи?

— Да, наверное. Эти шесты, между которыми плавают лодки. Отмечающие глубокие места…

— Граф, какое живое воображение, вы не находите? — окликнула его с противоположного конца стола леди Армиджер. — Мы все не сомневаемся, что Грейс станет очень знаменитой писательницей. Новым Мартином Эмисом, не меньше.

Грейс залилась краской. Ее мать не могла — или не хотела, понять, что работа в издательском бизнесе вовсе необязательно подразумевает литературное творчество.

Граф снова осторожно поднес вилку ко рту. Его лицо тотчас же исказилось от мучительной боли, и он опять промокнул тонкие алые губы салфеткой. Грейс озадаченно ткнула вилкой в неуступчивую поверхность мозговой кости. Блюдо показалось ей вполне нормальным. По крайней мере, ничуть не хуже, чем обычно.

— Вы говорили о Мартине Эмисе, — вдруг с жаром произнес граф.

— Да?

— Я им восхищаюсь, — морщась от боли, произнес граф. — Восхищаюсь его беспримерным мужеством.

Грейс кивнула.

— Да, Эмис не боится поднимать в своих произведениях самые спорные темы. Взять, к примеру, его автобиографию…

— Нет-нет, я имею в виду не книги. — Широко раскрыв рот, граф возбужденно указал на свои черные, кривые зубы. — Видите ли, я очень боюсь зубных врачей. Я восхищаюсь Эмисом за то, что он сделал со своими зубами.

После этого граф, размахивая руками и закатывая глаза, пустился в пространное повествование о муках, которые ему пришлось претерпеть в зубоврачебных кабинетах.

— …и тогда врач мне говорит: «Посидите спокойно, пока я буду обтачивать ваш зуб». Он будет обтачивать мой зуб! Вы можете себе представить?

Грейс никогда так не радовалась установленному леди Армиджер обычаю на пудинг пересаживать всех гостей. После душещипательного рассказа графа о своих ортодонтозных страданиях она испытала облегчение, оказавшись во время десерта рядом с представителем Британского киноинститута по имени Говард, приехавшим для участия в работе Венецианского кинофестиваля.