Книга Под покровом небес - Пол Боулз

Ее разбудило чувство, будто что-то коснулось ее лица. Приподнявшись, она увидела, что вокруг темно и кто-то ходит по комнате.

— Порт! — крикнула она. Раздался женский голос:

— Voici mangi, madame[77].

Женщина стояла прямо над ней. Кто-то бесшумно прошел через двор с карбидной лампой. Это был мальчик, он подошел к двери, заглянул внутрь и поставил лампу на пол. Кит подняла голову и увидела пожилую женщину крупного сложения со все еще красивыми глазами. «Это Зина», — подумала она и позвала ее по имени. Женщина улыбнулась и, нагнувшись, поставила поднос на пол возле ее постели. После чего вышла.

Кормить Порта было делом нелегким: большая часть супа проливалась мимо, стекая вниз по подбородку и шее.

— Может быть, завтра ты сможешь есть сидя, — сказала она и вытерла ему рот платком.

— Может быть, — слабым голосом сказал он.

— Боже мой! — вскричала она.

Она проспала; ему давно уже следовало принять лекарство. Она дала ему таблетки и заставила запить их глотком тепловатой воды. Он скривился.

— Вода, — сказал он.

Она понюхала графин. Тот вонял хлоркой. По ошибке она бросила в воду двойную дозу.

— Ничего страшного, — сказала она.

Она поела с удовольствием: Зина и впрямь недурно готовила. Доедая, она посмотрела на Порта и увидела, что он уже спит. Таблетки, по-видимому, всякий раз имели один и тот же — усыпляющий — эффект. Она с удовольствием бы прогулялась после еды, но опасалась, что капитан Бруссар мог отдать часовым приказ ее не пускать. Она вышла во двор и несколько раз обошла его по кругу, глядя вверх на звезды. Где-то на противоположном конце форта играл аккордеон; мелодия была едва различимой. Она вернулась в комнату, заперла дверь, разделась и легла на одеяла рядом с матрасом Порта, пододвинув лампу ближе к своему изголовью, чтобы можно было читать. Но свет был недостаточно сильным и слишком мигал, и у нее быстро заболели глаза. К тому же от лампы исходил отвратительный запах. Она нехотя потушила фитиль, и комната вновь погрузилась в непроглядный мрак. Не успела она толком лечь, как тут же снова вскочила и стала шарить по полу в поисках спичек. Она зажгла лампу, запах которой показался ей теперь еще более сильным, и сказала себе, шевеля, однако, при этом губами: «Каждые два часа. Каждые два часа».

Посреди ночи она проснулась, чихая. Сперва она подумала, что это из-за запаха лампы, но затем, приложив руку к лицу, почувствовала у себя на коже крохотные крупинки. Она провела пальцами по подушке: наволочку покрывал толстый слой пыли. Только после этого она услышала, как за окном шумит ветер. Этот шум напоминал рокот морских валов. Боясь разбудить Порта, она постаралась подавить подступавший чих; но тщетно. Она встала. В комнате, кажется, похолодало. Она накрыла Порта его же халатом. Затем достала из чемодана два больших платка и одним из них обвязала себе нижнюю часть лица. Второй предназначался для Порта, когда настанет время его будить, чтобы дать таблетки. До этого момента оставалось каких-нибудь двадцать минут. Она легла, чихнув опять в результате поднятой от одеял пыли. Она лежала не шелохнувшись, вслушиваясь в неистовые завывания ветра, бушевавшего за дверью.

«Вот он, настигший меня ужас», — подумала она, пытаясь преувеличить положение, в надежде убедить себя в том, что худшее уже произошло, нет, происходит с ней прямо сейчас. Напрасное упование. Внезапно поднявшийся ветер был новым знаком, связанным исключительно с тем, что еще только предстоит. С грядущим. Он начал издавать под дверью странные, животные звуки. Если бы только она могла сдаться, расслабиться и жить с абсолютным знанием, что надежды нет! Но ни знания, ни уверенности не было и в помине; грядущее могло принять любой оборот. Оставить всякую надежду: даже этого ты не в состоянии сделать. Ветер будет дуть, песок — накапливаться, и каким-нибудь непредвиденным образом время принесет с собой перемену, которая в свою очередь могла быть только путающей, ибо никак не вытекала из настоящего.

Остаток ночи она провела без сна, регулярно давая Порту таблетки и стараясь отдыхать в промежутках между приемами лекарства. Всякий раз, когда она будила его, он послушно поворачивался и без слов, даже не открывая глаз, глотал протянутые ему таблетки и воду. В бледном, зараженном свете зари она услышала, как он начал рыдать. Вздрогнув, точно сквозь нее пропустили ток, она села и уставилась в угол, где лежала его голова. Ее сердце билось быстро-быстро, учащенное странным чувством, которое она не могла определить. Она послушала немного, решила, что это сострадание, и наклонилась ниже. Рыдания вырывались у него изо рта механически, наподобие икоты или отрыжки. Постепенно ощущение волнения улеглось, но она по-прежнему продолжала сидеть, сосредоточенно прислушиваясь к двум звукам одновременно: рыданиям внутри и поскуливаниям ветра снаружи. Два безличных, природных звука. И вдруг, после внезапной короткой паузы, она услышала, как он совершенно отчетливо произнес: «Кит. Кит». У нее расширились зрачки, и она сказала: «Да?» Но он не ответил. Прошло много времени; тайком она сползла обратно под одеяло и задремала. Когда она проснулась, уже вовсю занималось утро. Вспыхнувшие лучи далекого солнца сеялись с неба вместе с крохотными песчинками; неослабевающий ветер, казалось, силится унести прочь даже те тончайшие нити света, что сюда проникали.

Она встала и, коченея от холода, заходила по комнате, стараясь поднимать как можно меньше пыли, пока занималась своим туалетом. Но пыль толстым слоем лежала повсюду. Она сознавала, что в ее действиях имеется некий изъян, как если бы целый участок ее мозга был отморожен. Она явственно чувствовала нехватку — огромное слепое пятно где-то внутри нее, — но не могла установить, где именно. Точно издалека, наблюдала она за неповоротливыми движениями, которые совершали ее руки, прикасаясь к вещам и одежде. «Это пройдет, — сказала она себе. — Это пройдет». Но она не знала в точности, что имела в виду. Ничего никогда не проходит; все всегда лишь продолжается.

Пришла Зина, закутанная с головы до ног в огромное белое одеяло; с грохотом захлопнув за собой дверь от порыва ветра, она достала из складок своей одежды маленький поднос с чайником и стаканом.

— Bonjour, madame[78]. R'mleh bzef, — сказала она, жестом показав на небо, и поставила поднос на пол рядом с матрасом.

Горячий чай придал ей немного сил; она выпила его весь без остатка и какое-то время посидела, вслушиваясь в завывания ветра. До нее вдруг дошло, что ничего нет для Порта. Одного чая ему недостаточно. Она решила пойти поискать Зину и узнать, нельзя ли достать для него немного молока. Она вышла во двор и крикнула: «Зина! Зина!» — голосом, который почти полностью заглушило неистовство ветра; затаив дыхание, она почувствовала, как на зубах скрипит песок.

Никто не появился. Обойдя шатающейся походкой ряд похожих на ниши помещений, она обнаружила проход, который вел на кухню. На полу на корточках там сидела Зина, но Кит не удалось объяснить ей, чего она хочет. Пожилая женщина знаками показала, что сходит сейчас за капитаном Бруссаром и попросит его к ней зайти. Вернувшись в полумрак, Кит легла на свою лежанку, откашливаясь и вытирая глаза от скопившегося у нее на лице песка. Порт еще спал.