Книга Испанские каникулы - Софи Кинселла

Хью был прав. Пятнадцать лет ничего не значили. Они вдвоем действовали так же согласованно, как и всегда. Вернуть себе Хью — это было чудом. Волшебной сказкой.

И все же… Все же.

Жизнь — не волшебная сказка. Жизнь доказывает, что тайная, спрятанная от всех страсть — это одно, а кутерьма и грязь распавшихся семей — совсем другое. Жизнь подтверждает, что отдельные осколки совершенства просто не стоят такой цены. Ее стремление к Хью во многом проистекает из тоски по молодости. Он сейчас воспринимается как пропуск из нынешнего ее напряжения и беспокойства к золотому, спокойному прошлому. Хлоя закрыла глаза и почувствовала трепет, вызванный прикосновением его тела. Она снова сделалась двадцатилетней, свободной от ответственности и полной надежд, стоящей в самом начале жизненного пути. В эти волшебные несколько часов казалось, что невозможного нет. Хлоя полностью позабыла о себе. Но теперь…

Она вытянула руку перед собой и бесстрастно взглянула на прожилки на коже. Эта рука принадлежит не двадцатилетней женщине. Она уже далеко не в начале пути. Она уже выбрала свой путь. И довольна этим путем. Более того — счастлива. Она любит Филиппа. Она обожает своих сыновей. И не может разбить их жизни из-за эгоистичной страсти.

«У нас с Хью был шанс, — подумала Хлоя. — Наше время, наше место в пьесе. Но теперь время миновало, и уже слишком поздно. На сцену вышли другие люди, и мы должны действовать совместно с ними».

Хлоя села и спрятала лицо в ладонях. Она чувствовала себя слишком уязвимой; слезы близко подступили к глазам. Ее внутренний стержень был крепким, но не непреодолимым, и в ней внезапно вспыхнула жажда уюта, близости, утешения. Прежде всего утешения. Хлое отчаянно захотелось, чтобы вокруг была ее семья — как балласт, как мешки с песком. Ей нужно напомнить себе, за что она держится и почему.

Хлоя резко поднялась с кровати. Несколько мгновений она смотрела на свое бледное лицо в зеркале, затем двинулась прочь из комнаты. В доме стояла необычная тишина, и Хлоя вспомнила, что Аманда увезла детей на экскурсию. На кухне было пусто. У бассейна пусто. Хлоя заколебалась, глядя на ярко-голубую воду, затем развернулась и зашагала прочь, к площадке. Она подставила лицо солнцу, позволяя прохладной коже впитывать его лучи. Ей хотелось разрумянить щеки и согреть кровь. Хотелось, чтобы ее вечный, неясный холод растаял в жарком праздничном счастье.

Ступив на площадку, Хлоя услышала звуки возни. Несколько мгновений спустя из травы возникла голова Сэма, растрепанного и раскрасневшегося. Следом показалась Дженна, с двумя яркими пятнами на щеках и смущенным лицом. Хлоя молча уставилась на них, пытаясь скрыть потрясение. Ну да, конечно. Сэму шестнадцать. Это всего лишь вопрос времени… если не свершившийся факт. От этой мысли она почувствовала почти дурноту.

— П-привет, ма, — сказал Сэм, глядя в землю.

— Привет, Хлоя, — произнесла Дженна с блаженной улыбкой.

Хлоя посмотрела на них поочередно, размышляя, чем именно они тут занимались — или, точнее говоря, насколько далеко зашли. Волосы Сэма растрепались, а на футболку в изобилии налипли сухие травинки. Когда Хлоя взглянула ему в глаза, он отвернулся с хмурым, угрюмым видом. На Дженне было лишь весьма экономное бикини, к тому же, как заметила Хлоя, с развязанным верхом. Не очень-то подходящий наряд для няни! Хлоя поймала себя на том, что начинает думать о ней с раздражением, прямо как Аманда. Что ж, возможно, Аманда в чем-то права.

Хлоя заметила, что рука Дженны небрежно покоится на ноге Сэма, и ощутила прилив враждебности — такой сильный, что даже сама испугалась. У нее возникло ощущение, что она сейчас прорычит: «А ну убери лапы от моего сына!» Вместо этого она заставила себя бодро произнести:

— Сэм, я хочу простирнуть вещи. Пожалуйста, собери, что у тебя и Ната есть грязного.

— Щас, — отозвался Сэм.

— Не «щас», а сию секунду!

— Но, ма…

— Может, он мог бы подойти попозже? — спросила Дженна и улыбнулась Хлое. — Мы только что устроились позагорать…

— Меня не интересует, чем вы тут занимаетесь, — сказала Хлоя, язвительно улыбнувшись в ответ. — Я хочу, чтобы Сэм сейчас же пошел и разобрал вещи. А потом прибрал в комнате. Там сущий бардак.

И она молча стояла, отказываясь отступить хоть на миллиметр, пока Сэм медленно, неохотно не поднялся и не отряхнулся. Хлоя прекрасно осознавала, что он в отчаянии поглядывает на Дженну, что эти двое пытаются что-то друг другу сказать условными знаками, что она, вероятно, разрушила некий подростковый рай. Но ей было на это наплевать. Сэму придется подождать.

«Я не собираюсь уступать и любовника, и сына другим женщинам в один и тот же день! — подумала Хлоя и напряженно растянула губы в улыбке. — Не собираюсь, и все! У Сэма еще будет свое время. Но сейчас время мое. Мне необходима моя семья, и я намерена собрать ее вокруг себя!»

— Идем! — велела она Сэму, не обращая внимания на свирепое выражение его лица.

Они зашагали через площадку; Сэм угрюмо брел, пиная комья земли и кусты. Когда они вошли в здание и начали подниматься по лестнице, Хлоя улыбнулась сыну, пытаясь загладить вину.

— Может, разберем вещи, а потом поиграем? — сказала она. — Там в гостиной всякие настольные игры.

— Спасибо, неохота, — угрюмо отозвался Сэм.

— Ну… или можно сделать пиццу. И вместе посмотреть какое-нибудь кино…

— Я не голоден! — огрызнулся Сэм. Он добрался до верхней площадки и повернулся к Хлое. — И я не желаю играть ни в какие паршивые игры. Ты уже изгадила мне день, и я не собираюсь портить его еще сильнее. Ясно?

Он резко развернулся и зашагал по коридору; дойдя до их с Натом комнаты, он так хлопнул дверью, что эхо разнеслось по всей вилле.

Хлоя осталась стоять, глядя ему вслед, готовая расплакаться. Она добрела до украшенного резьбой кресла и опустилась в него, силясь взять себя в руки. Но внутри у нее нарастала боль, грозящая прорваться рыданием или криком.

«Что я тебе сделала? — хотелось закричать ей. — Что?» Хлоя обхватила голову руками и, тяжело дыша, с напряженным лицом стала глядеть на мраморный пол, ожидая, когда боль пройдет.

Хью отыскал на дальней стороне виллы, вдали от всех, маленькую тенистую террасу. Он ждал звонка Деллы примерно с час, потом сдался. Должно быть, ее отвлекли — либо она ушла в двухчасовой запойный забег по магазинам, который почему-то называла обеденным перерывом. Хью взял плавки и спустился к бассейну, думая, что плавание поможет ему прочистить мозги, но вернулся обратно, увидев вдалеке Хлою. Теперь он сидел за маленьким кованым столом, потягивал вино из бутылки, найденной в холодильнике, и пытался привести мысли в порядок.

Он оказался поставлен в кошмарную ситуацию. Кошмарную — иначе и не скажешь. Филипп Мюррей — работник Национального южного банка. Он проводит отпуск вместе с работником Национального южного — который понятия не имеет, кто он, Хью, такой. Это напоминало мрачную шутку, вопрос из разряда «что вы будете делать, если…» — такие время от времени рассылались по компании в качестве психологических тестов. Здесь рядом с ним находился один из безымянных руководителей отделений, о которых Хью столько времени дискутировал в конференц-залах ПБЛ. Один из работников среднего звена, которых он изображал на схеме интеграции как человечка в котелке. Филипп и был одним из этих треклятых человечков. Сюрреализм какой-то. У Хью было такое ощущение, будто одна из его шахматных фигур вдруг ожила и заговорила с ним.