Книга Сезон дождей - Илья Штемлер

– Ну их в жопу! – взъярился «китаец». – Не хочу пить за детей. Все сволочи! Хуйвейбины!

– Сам ты хунвейбин! – запротестовал Евсей. – Лично я буду за сына! – и глотнул опивок со дна стакана.

– Ну, Колян… – поиграл скулами «китаец». – Если пьешь за так – выкладывай пятак!

– А у меня с собой денег нет! – с какой-то радостью объявил Евсей, прижимаясь спиной к неверной стенке из ящиков.

– Как так нет?! – возмутился «китаец». – Без пятака и в метро не пустят.

– А у меня месячный.

– Месячные у баб, – буркнул «китаец», – а у тебя проездной.

– Не цепляйся! – одернул китайца Мирон.

– А что он?! Выжрал два стакана и рупь не положит? – заполошил «китаец».

– Не цепляйся, Пастухов! – грознее произнес Мирон. – Звездану тебе промеж глаз, не посмотрю, что вместе работаем. Я Коляна пригласил.

«Стало быть он – Пастухов, а не китаец», – сообразил Евсей, засыпая стоя.

– Это кого ты звез-да-нешь?! – со значением поинтересовался Пастухов.

– Знаю кого, – так же повысил голос Мирон. – Рубль требует с Коляна. А сам, бля, три рубчика с Нового года должен. Думает, я забыл! Гони трояк, Пастухов, коль разговор зашел! Или беги в гастроном! Я еще за жену свою, Райку, не выпил.

Евсей подумал, что пора сматываться, но сапоги точно прилипли подошвами к утоптанному снегу тропинки – не оторвать.

Перебранку прошил шепелявый женский голос, зовущий кошку: «Кыш… кыш… Лялька, Лялька… куда ж ты подевалаш?!»

Евсей через силу обернулся.

Из дверей подъезда высунула голову соседка Эрика по площадке.

– Батюшки. Ефшей?! – и она узнала недавнего визитера. – И ш алкашами! Ефшей – товарыш алкашей! А ну вон отшюда, паганцы. Веш двор жаделали, шцыкуны! Где пьют, там и пишуют. И жа ваш кошки мочой пахнут, не отмыть!

– Ты что, старая галоша?! Почему из-за нас?! – разом возмутились Мирон и Пастухов. – Кому твои кошки нужны, чтобы на них ссать?! – и дружно направились к подъезду доказывать облыжность обвинений.

Чем и воспользовался Евсей.

Втянув голову в плечи, он, на мягких ногах, заторопился к дворовым воротам.

Трубач оркестра Табачной фабрики Лева Моженов с любопытством уставился на своего давнего знакомого Евсея Дубровского. В свою очередь и Евсей смотрел на Леву с некоторым сомнением в плывущем взгляде – тот ли это Лева?! Он с трудом разыскал квартиру, ведь он знал только дом по улице Дзержинского, в котором жил Моженов.

Жильцы, которых встретил Евсей в тусклом свете уходящего зимнего дня, шарахались в сторону от нетрезвого мужчины, даже недослушав его вопрос. Он уже было отчаялся найти нужную квартиру, как судьба столкнула его – лоб в лоб – с дворником. Тот отнесся к вопросу с участием, как человек, понимающий его состояние: «Говоришь, музыкант твой товарищ? Ходит тут один, с дудкой, может он и есть?»

И сузил круг поисков Евсея до одного подъезда, где по предположению дворника и проживал музыкант. Вероятнее всего, на третьем этаже. Потому как на четвертом и пятом – жильцы солидные, интеллигентные, у них изначально не могли быть в товарищах типы, подобные алкашу Евсею.

– Так что, ползи на третий. Там прочтешь фамилию у звонка, – посоветовал дворник.

И верно, на третьем этаже Евсей увидел табличку с фамилией давнего знакомого.

– Ну, заходи! – Лева Моженов шагнул в сторону, пропуская нежданого гостя.

– Извини, – пробормотал Евсей. – Я по делу. Оказавшись в прихожей, Евсей стал тщательно тереть о коврик сапоги, выискивая глазами вешалку. И под выжидающим взглядом товарища, с гримасой улыбки, принялся медленно и трудно вытаскивать себя из пальто. Высвободив один рукав, он вдруг вспомнил о шапке. Пристроив шапку на тумбу, Евсей, путаясь в шарфе, вновь взялся за пальто.

– Где ж ты так наклюкался? – поинтересовался Лева.

– Так получилось. Извини, – ответил Евсей. – Шел в гости к Эрику. Ты знаешь моего друга Эрика Оленина?

– Весьма относительно. Ну и что?

– Эрика дома не было. С какой-то бабой куда-то свалил. А во дворе меня окружили алкаши, – старательно объяснял Евсей. – Сейчас я еще хорош. А был ужасен. Меня даже в трамвай впускать не хотели, позор такой. Куда пристроить?

Лева Моженов принял пальто гостя, повесил на рожок и, обхватив мягкие покорные плечи Евсея, направился с ним в глубину квартиры.

– Поначалу приведи себя в порядок, – насмешливо предложил Лева.

– А у тебя в ванной есть зеркало? – спросил Евсей и в ответ на удивленный взгляд товарища добавил: – Я боюсь зеркал. Они показывают другого человека.

– Ты и впрямь принял лишнего, дружок. У меня оно в стороне от раковины.

– Очень хорошо, – кивнул Евсей и скрылся за дверью ванной комнаты. Боязливо покосившись на зеркало, Евсей приблизился к раковине и открыл кран.

Струйка студеной воды клюнула дно раковины и застыла тонкой беззвучной сосулькой. Евсей горячей ладонью перерубил сосульку, расплескав быстрые брызги. Ощущение какого-то эротического блаженства охватило Евсея. Он медленно потирал под струей ладони, с наслаждением ополаскивая лицо.

Хмель проходил. Собственно, Евсей стал трезветь после того, как его не впустила в трамвай крикливая кондукторша. Она сразу оценила его состояние и тигрицей бросилась к двери вагона. Сорвала с головы Евсея шапку и швырнула на улицу. Тем самым заставив его выйти. Евсей отыскал шапку в сугробе, притулился на скамейке остановки и просидел минут тридцать, а то и больше. Тогда хмель и стал проходить.

– Неожиданный визит, неожиданный, – Лева стоял на пороге ванной.

– Признаться, и для меня самого неожиданный, – ответил Евсей.

– А говоришь, есть дело.

– Есть. Но о деле я подумал, когда оказался неподалеку от твоего дома. Слушай, у тебя найдется выпить? Чувствую, трезвею, а неохота.

Лева Моженов кивнул. Знакомое состояние – легкое похмелье, жизнь видится игрой, проблемы пропадают, что и говорить: распрекрасное состояние легкого опьянения.

С некоторых пор Лева Моженов жил один. Объявление о его разводе было опубликовано в «Вечернем Ленинграде», и Евсей объявление прочел. Как раз в одном из номеров газеты, где печаталась его заметка. Потому и прочел, а так он «Вечерку» не читал, не любил. Давно это было, года два назад, если не больше.

– Ты что, один живешь? – бросил он.

– А ты не знаешь? – с веселой подозрительностью обронил Лева.

– Знаю, – признался Евсей, – читал в «Вечерке».

– Многие читали. Пытался тиснуть объявление в кукую-нибудь затруханную газетенку, ведомственную. Но бывшая подруга поставила условие – в «Ленинградской правде» или в «Смене». Пусть люди знают, какая она стерва – разводится с таким ангелом, как я. Еле уговорил ее на «Вечерку». Хотя именно ее и читает народ, в очередь выстраиваются у киосков. А приличные люди пренебрегают – дурной тон.