Книга Под знаком рыб - Шмуэль Агнон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он снова пошарил в ящиках и опять кое-что нашел, но всё это были предметы, давно вышедшие из употребления. А того, что искал, так и не нашел. И теперь ты можешь сам убедиться, как важно хорошенько знать все правила до единого, — ведь если бы Фишл их знал, то последовал бы тому из них, которое гласит, что человек, у которого есть только одна коробочка для тфилин, должен наложить эту одну и произнести над ней благословение, ибо наложение каждой из них — это отдельная заповедь, так что по закону, если человек может наложить тфилин только на руку или только на голову, он должен наложить туда, куда может.
А в эту злосчастную минуту, когда земля буквально ушла из-под ног Фишла Карпа, сирота Бецалель-Моше сидел в тени дерева и подшучивал над рыбой с коробочкой тфилин на голове. Не буду насмехаться над мертвой и потому не буду пересказывать тебе все те слова, которые Бецалель-Моше говорил рыбе, как, например: «Та, что никогда не накладывала тфилин…» — и тому подобное. Но в конце концов он сжалился над несчастной и сказал ей: «Сейчас мы снимем эту коробочку с твоей головы, не то придет сатана и обвинит в грехе тех евреев, которые не налагают тфилин, ибо ты, которой не велено налагать тфилин, наложила их, а они, которым это заповедано, не налагают».
Но едва он прикоснулся к рыбе, чтобы снять с нее коробочку, как его пальцы снова начали дрожать, как это бывает с художниками, когда у них горят руки от желания рисовать, и, если им уже удалось нарисовать одну картину, у них горят руки от желания нарисовать другую, лучше первой, а если не удалось, они тем более спешат повторить еще раз, и еще, и еще — до семи раз, до ста раз, до тысячи раз. Если помнишь, Бецалель-Моше в тот день уже рисовал знак Рыб, и у него не получилось, потому что он никогда не видел живую рыбу, и потому сейчас, когда ему показали настоящую рыбу, душа его загорелась желанием нарисовать ее. По причине этой страстной жажды немедленного действия у него задрожали пальцы и он даже забыл о водянистой природе предмета своего желания, который не удерживает краску.
Он взял кусок мела и провел по коже рыбы, как это делают художники, которые, перед тем как что-нибудь нарисовать, проводят что-то вроде направляющей линии, чтобы она показывала им, что они будут делать. Вот так и Бецалель-Моше провел линию, а за ней другую линию, и так от линии к линии у него возник облик Фишла Карпа, и до такой степени, что лицо рыбы совсем исчезло под человеческим лицом. И это было довольно даже странно, потому что у Фишла голова была круглая и толстая, а у этой рыбы — длинная и узкая, как голова утки.
Что же такое увидел Бецалель-Моше, что он нарисовал облик человека — ведь он намеревался нарисовать облик рыбы? Но когда он протянул руку, чтобы нарисовать рыбу, рыба вдруг обрела облик человека, а лицо Фишла обрело форму лица рыбы, вот он и нарисовал на коже рыбы не рыбу, а Фишла. Загадочны пути людей искусства — из-за того, что трепещет в них дух, исчезает их собственная личность, и они оказываются в его власти и поступают так, как велит им дух, действующий по велению Создателя, повелевающего духом всего живого.
Чем же заслужил Фишл Карп, что его облик подменил собой облик рыбы? Тем, что был любителем рыб, разумеется.
Вернусь теперь к этому Фишлу Карпу — не к тому Фишлу, как его нарисовал художник, а к тому, каким его создал Творец.
Этот Фишл хотел есть уже до того, как ему пришло время есть, а уж когда ему пришло время есть, он совсем обезумел от голода. Вот оно, преимущество человека над рыбой: рыба может просуществовать без еды до тысячи дней, а человек без еды может выдержать не более двенадцати. Наш же Фишл и единого дня не мог.
А Бецалель-Моше в эту минуту услышал шаги прохожих и испугался, как бы они не спросили, что это у него в руках. Увидят, что он нарисовал на рыбе лицо Фишла, и расскажут Фишлу, и тот обругает его, и все скажут одобрительно: прав, прав реб Фишл, — потому что так уж принято у людей, что, если богатый хозяин бранит бедного сироту, все берут его сторону и присоединяются к нему в этой брани. Поэтому Бецалель-Моше торопливо сунул рыбу обратно в сумку и направил стопы свои к дому Фишла.
Теперь смотри: если б ему не помешали эти прохожие, он бы снял тфилин с головы рыбы и стер очертания Фишла, которые нарисовал на ее коже. Но поскольку прохожие ему помешали, он заторопился и не сделал ничего из того, что должен был сделать: не снял тфилин, понадеявшись, что они упадут сами собой. И насчет лица Фишла тоже понадеялся — выделится слизь из влажной головы рыбы и сотрет с ее кожи эти очертания.
И вот так пришел он к Хане-Рохл и отдал ей сумку Фишла, а в сумке — рыба, и на голове у нее тфилин, а на лице ее нарисовано лицо Фишла. Склад ума у Ханы-Рохл был сходен со складом ума ее мужа, поэтому она сразу догадалась, что если Фишл послал ей сумку от талита и тфилин, значит в сумке скрыта какая-то важная еда. И тут до нее донесся запах рыбы и сказал ей: «Ты не ошиблась». Она торопливо схватила сумку и спрятала ее, чтобы соседи не учуяли, что ей принесли, а посланника поскорее выпроводила и никакой еды ему не дала, и он ушел много голоднее, чем был до того, как отправился с поручением.
Вышел бедняга из дома Фишла голодный, и голод его побрел с ним тоже. Хорошо было бы со стороны Ханы-Рохл дать ему поесть — поел бы он, и вернулся бы в синагогу, и там спас бы Фишла от голода. Но она выпроводила его, не дав ни кусочка. И теперь, поскольку его мучил голод, он хотел побыстрее поесть, потому что знал уже по опыту, что чем больше терпишь голод, тем больше он наглеет.
У него была припрятана монетка, которую он получил в оплату за то, что помог одной сиротке, дочери брошенной мужем женщины, — написал ей на молитвеннике даты смерти ее родственников. Бецалель-Моше хранил эту монетку в кармане, чтобы купить на нее бумагу, или краски, или красные чернила. Но сейчас, когда его прихватил голод, он пожертвовал искусством ради пищи земной и решил купить себе хлеба. Тут, однако, появился разносчик фруктов, и Бецалель-Моше подумал: «Вот, половина лета уже прошла, а я до сих пор не пробовал вкуса фруктов, возьму-ка я себе немного вишен». Купил он себе вишен на свою заветную монетку, вышел за город, сел под деревом и стал есть свои вишни, а косточками стрелять в птиц, наблюдая, как они взлетают. Забыл он и о Фишле, и о его рыбе и радовался, следя за птичьим полетом. Даже начал напевать им вслед стихи «Как птицы летят» на манер мелодий кантора рабби Натаниеля. Душа его наполнилась силой этого напева, и его мысли повернули к силам, которыми наделены люди. Вот, одним дано слышать звуки музыки, например рабби Натаниелю, которому стоило открыть рот и издать первые звуки, как в сердцах людей уже рождалась любовь к Всевышнему. А другим дана сила пальцев, чтобы создавать искусные вещи, как, например, его отцу Исроэлу-Ноаху. Рабби Натаниель удостоился и взошел в Землю Израиля, а Исроэл-Ноах, его отец, не удостоился — упал с крыши церкви и умер. Одни говорят, будто он потому упал, что выпил запретного вина, а другие того мнения, что он вышел на работу, не поев перед тем, потому что ни кусочка хлеба не было у него в доме, и прихватил его голод на работе, вот он и сорвался с крыши.