Книга Краткая история смерти - Кевин Брокмейер

Наконец шарики попали в воздушный водоворот, закружились на месте, и Лори остановилась перевести дыхание. Она оглянулась. Позади тянулась на удивление неглубокая цепочка следов в снегу. Отпечатки ног были такими мелкими, что виднелся полый изгиб на подъеме стопы, по форме похожий на гантель. Между подошвой и пятью крошечными горошинками пальцев остался провал, как будто Лори шла по тонкому слою песка поверх твердого камня. Песок был точно таким же, как в Сахаре, он вызывал ощущение непрерывного теплого давления, которое с силой налегало внизу на босую ногу, хотя подошвы уже утратили чувствительность и не различали миллионы уколов от отдельных песчинок. Ноги загрубели после многих лет скитаний по пустыне. Лори чувствовала себя кочевником. Сухой ветер задувал с равнин, и воздух вокруг словно мерцал. Она слышала, как хлопают крылья ветра, пока шагала вслед за шариками в сторону дюн.

На песке была рябь, точь-в-точь как на листе жести. Однажды в рощице за домом Лори нашла кусок покоробившейся жести, лежавший поперек дорожки рядом с теннисным кортом. В складки набились грязь и листья, там и сям проросли сорняки, похожие на связки портновских булавок — с круглыми головками и длинными тонкими ножками. Через год жесть совершенно занесло землей, Лори не удалось разглядеть даже самый маленький уголок или изгиб. Единственным признаком, что она еще тут, было поскрипывание под тяжестью шагов. На мгновение Лори вновь оказалась там, в роще позади дома. Был вечер, и фары машины, въезжающей на парковку, катились по ветвям дуба, скользя с сука на сук. Сначала они осветили ветку прямо у Лори над головой, затем сползли с края, скакнули на тридцать футов в пространстве и снова сошлись — на стволе ели. Никакой разницы между «там» и «здесь» — ну а если она и была, лучи фар этого не понимали.

Потом Лори увидела мраморные шарики, катившиеся среди листвы, сморгнула и вновь оказалась в дюнах. В отдалении виднелась глыба белого камня, узловатая и выпуклая с одной стороны, одна из тех высоких колонн в пустыне, которые постепенно выцветают на солнце. Шарики повернули к ней, и Лори зашагала следом.

Пот струился по лицу, плечам, спине, капал с пальцев, с груди. Он собирался у ног, пока она шла, — огромная прозрачная лагуна, в которой отражались сотни тонких солнечных узоров. Наконец озеро вышло из берегов, и пот потек прочь, медленно впитываясь в желтый песок. Лори смотрела, как он исчезает.

Ветер дул в спину, и она чувствовала прилив сил. Лори казалось, что она может идти вслед за шариками целые дни напролет, не утомившись ни единым мускулом. По ночам пустыня была намного холоднее, скорпионы и ящерицы, как статуи, часами лежали на плоских коричневых камнях, которые постепенно высвобождали накопленный за день жар. Когда поднималось солнце, ящерицы ползли обратно в тень, но скорпионы не двигались. Камень, к которому направлялась Лори, — колонна из белого камня — на самом деле оказался аркой. Лори по ошибке приняла его за столб, потому что смотрела сбоку. Шарики миновали вход и закружились вокруг одного из подножий, раз за разом скатываясь под арку, точь-в-точь листья, захваченные течением. Их яркое серебро, в котором переливались тысячи червячков, трепетало на солнце.

Они описали уже пятый круг, когда Лори миновала арку и вошла в скользящие стеклянные двери торгового центра, а затем на парковку, которая оказалась замерзшим заливом. Льдины плавали там, сталкиваясь и протискиваясь друг мимо друга с металлическим скрежетом.

Лори перескочила через трещину и пошла дальше. Песок снова стал снегом. Гул автомобильных сирен затих позади. Лори не знала наверняка, как далеко ушла от стоянки, но, должно быть, на сто миль, если не больше. Вслед за шариками она обогнула перевернутую глыбу морского льда. Снег скрипел под пятками.

Насколько хватало глаз, тянулось качающееся поле плавучих льдин, среди которых время от времени попадался небольшой заблудившийся айсберг, покрытый извилистыми трещинами. Стоявшая в них вода сияла в красных солнечных лучах, как бриллиант.

Лори достаточно приблизилась к морю, чтобы увидеть колонии тюленей, которые лениво лежали на льду, стонали, свистели, бормотали и булькали. Они перекликались друг с другом или, что не исключено, со всем миром. Они переговаривались так оживленно, что Лори почти не сомневалась, будто она их понимает.

«Пусть рыба проплывет сквозь следы», — сказал один.

«Куда делась луна? Где звезды?» — спрашивал другой.

«Все миры — это один мир», — заметил третий.

А потом Лори забыла о том, что слышит, и шум, как прежде, стал неразборчивым лаем. Его вряд ли можно было принять за собачий, но Лори именно так и подумала. В частности, она вспомнила собак, которые жили по соседству, когда она была маленькой. Когда одна из них — любая — начинала лаять, например, на машину разносчика или на звук хлопнувшей двери, остальные тут же подхватывали, и кольцо тявканья и воя расширялось, так что казалось, что в мире нет никого, кроме собак. Собак, какие гоняются за тарелочками и оставляют отпечатки лап в грязи; собак, которые бросаются на едущего мимо велосипедиста; собак, которые стоят над поливалками на зеленых газонах и лакают воду, висящую в воздухе. Собаки как будто не стали больше, чем раньше, но Лори не сомневалась, что пробирается сквозь их шерсть, раздвигая клочья меха по пути через плавучие льдины.

Значит, и она, и шарики уменьшились. Лори задумалась: почему она всегда делается меньше? Она поставила ногу на кусок льда — он же позвонок собачьего хребта — и чуть не вывихнула лодыжку. Она решила быть осторожнее и в будущем смотреть, куда ступает.

Мех вдоль собачьей спины, заодно с огромным неровным возвышением головы, загораживал большую часть ландшафта. Солнечный свет пробивался бликами и вспышками, принимавшими форму проемов между отдельными клоками, V-образных брешей, которые приоткрывались всего на несколько секунд, прежде чем вновь захлопнуться. Каждый раз, замечая уголком глаза мерцающий свет, Лори испытывала желание обернуться. Она чувствовала себя марионеткой и ничего не могла с этим поделать.

Она вспомнила слепого, который стоял в атриуме здания «Кока-колы» — без собаки и даже без трости, — прислушиваясь к шуму воды в фонтане. Он вскидывал голову тем же инстинктивным движением, когда его внимание привлекало нечто новое — приближающиеся шаги по мраморному полу, звук лифта, который останавливался на нижнем этаже, шуршание листьев на сквозняке. Он приносил с собой старую кожаную сумку, которую ставил в ноги, и она раскрывалась, как умирающая лилия. Когда люди бросали туда монетки, он небрежно помахивал рукой, говоря: «Я не просил, я не нищий», а затем высыпал содержимое сумки в фонтан желаний. Один из тех, кого Лори видела почти каждый день и немедленно забывала, чтобы вспомнить при следующей встрече.

Собака, на которой она ехала, впрочем, не была слепой. Она преследовала что-то на льду. Лори приходилось цепляться за шерсть обеими руками, чтобы не свалиться. Шарики, едва различимые между корнями волос, дрожали и подскакивали на сальной белой шкуре.

Потом собака остановилась, сгорбилась, наклонила голову набок, как будто схватила зубами кролика. Лори соскользнула с собачьей спины и приземлилась на лед, прямо на пятую точку.