Книга Весенние игры в осенних садах - Юрий Винничук

– И что же?

– Попробовал – и разочаровался. Обыкновенная самогонка из кактуса.

– Верю. Но это в Мексике.

– Я могу себе Мексику устроить, где только захочу. Гению достаточно увидеть листочек, чтобы представить дерево, сказал Гете. Мне же достаточно глотка текилы, чтобы оказаться в Акапулько.

– Как твои амурные дела?

– Не жалуюсь.

– Ты успокоился?

– Конечно.

– Но ведь что-то тебя угнетает.

– Меня начали преследовать суицидные видения.

– Неужели? Никогда бы не подумала, что ты способен на что-нибудь такое. Разве что в воображении. Впрочем, я и сама когда-то об этом задумывалась. Иногда мне приходило в голову, что одно лишь осознание возможности покончить с жизнью, когда захочу, и удерживало меня от самоубийства. Особенно, когда родители меня задолбали, чтобы я выходила замуж, ибо, видите ли, должна исполнить священный долг и родить себе ребенка, а им – внука. Вполне возможно, ребенка я им еще и рожу, но вот замуж… Кстати, а как ты смотришь на то, чтобы сделать мне симпатичного карапузика? Очень хочется, чтобы у него были такие же синие глаза, как у тебя.

– И чтобы он рос, не зная отца?

– Конечно. Зачем мне отец?

– А ему?

– И он обойдется. Жаль, если ты откажешься, тогда придется родить от какого-нибудь дебила. Как тот визави.

– Если я все же отважусь на самоубийство, я непременно тебе позвоню, чтобы оставить после себя еще одно чудесное произведение.

– Это было бы идеально. Мы приходили бы к твоей могилке, я рассказывала бы ему о тебе… Ну да, о таком отце для своего ребенка можно только мечтать.

– Об отце в могилке?

– А что здесь плохого? Я сделала бы все, чтобы он тебя полюбил. Свои рукописи тоже можешь смело нам передать, мы сохраним все до мелочей и будем переиздавать, переиздавать… Прости Господи, что-то я и впрямь размечталась. А ты ведь и не покончишь самоубийством.

– Почему ты так думаешь?

– Да потому, что у тебя нет для этого никаких уважительных причин.

– У меня депрессия. Я не могу писать.

– О-ля-ля! У меня депресняк стабильно дважды в году. Да такой, что выть хочется. Однажды я из интереса даже перерезала себе вену и смотрела, как скапывает кровь. Знаешь, это как гипноз. Мне казалось, я могла бы смотреть на это часами. Закажи мне еще текилы.

– Твой кавалер, по-моему, психанул.

– Туда ему и дорога. Мудак. Завтра позвонит. К тому же у меня сегодня совсем не сексуальное настроение. А точнее – деловое, похоже, завтра дела и начнутся. Ненавижу все эти бабские графики-расписания-календари. Все до мельчайших мелочей ненавижу. Ненавижу изысканное белье. Ненавижу косметику и духи. Ненавижу лифчики. Менструации трижды ненавижу. Ненавижу бабские пересуды. Ненавижу своих сверстниц, с которыми не нахожу общего языка, из-за того, что они или выскочили замуж, или пребывают в бешеной гонке за счастьем. Я же не вышла и не пребываю. Я с ужасом думаю о том, что когда-нибудь у меня появятся морщины, тени под глазами, и я вынуждена буду прибегать к косметике, красить волосы. Не кончай самоубийством. С кем еще я так задушевно поговорю?

– Все же важно иметь кого-нибудь противоположного пола, ну, не для того, чтобы просто поиметь. Правда?

– Сам знаешь, что правда. Хотя иногда… ты только не воспринимай это слишком серьезно… это лишь иногда… в своих эротических фантазиях я представляю, как ты любишь меня… то есть я представляю тебя на месте того, кто меня в те минуты любит… и тогда у меня наступает очень классный оргазм…

– Твой говнюк вернулся.

– О-о! И что же он делает?

– Сел за столик и смотрит на нас.

– Зануда. Ну, что же, я отвалила к нему. Кстати, а ты с кем-нибудь сегодня трахаешься? – Я кивнул. – Ровно в полночь я хочу кончить вместе с тобой. Обещаешь?

– Постараюсь.

3

– Хочешь, я поведу тебя в одно таинственное место? – спросил я Лесю, даже не сомневаясь в ее согласии, ведь она никогда ни в чем мне не отказывала. Даже предложи ей спуститься в преисподнюю, она бы согласилась, спросив при этом, не стоит ли прихватить с собой теплый свитерок и пару бутербродов.

Переться на Погулянку затемно было, наверное, глупой затеей, ведь в окрестностях нет никакого освещения, можно вляпаться в досадную ситуацию, если наше укромное местечко на острове уже занято. К счастью, там не было ни единой живой души, гнетущая тишина царила вокруг, ветер не шевелил ветви ив, хотя чуть поодаль в рощице кроны деревьев тревожно шумели и зловеще поскрипывали.

– Ах, как здесь хорошо, – умилялась Леся, которая умела радоваться жизни как никто.

И снова ни единого следа Грицка. Я посмотрел на мрачную мертвую воду, и мне сделалось жутко, это озеро, очевидно, скрывало какую-то тайну, что-то пряталось в его неприветливой темной глубине, и меня не оставляло предчувствие, что когда оно вынырнет, всплывет, явится передо мной – это будет последнее, что мне суждено увидеть в земной жизни.

Лесе совершенно не передавалось мое сумрачное настроение, она щебетала, смеялась, закутывалась в ивовые косы и кокетливо постреливала глазенками. Мы устроились под вербой и пили вино, а затем я поведал ей ту же историю, что и Лиде и Вере. Мне хотелось услышать ее реакцию, ведь то, как восприняла мой рассказ Вера, только умножило мою печаль.

– Как интересно, – сказала Леся, выслушав меня, затем легла на траву, заложив руки под голову, улыбнулась и добавила:

– Если бы ты захотел… если бы ты только захотел этого… я бы, не раздумывая, покончила вместе с тобой самоубийством…

Я посмотрел на нее с удивлением, честно говоря, такого от нее не ожидал. Леся столь умело скрывала свои эмоции, что я даже начал сомневаться, есть ли они у нее вообще, а потому ее готовность уйти за компанию из жизни меня несказанно растрогала.

– А тебе не кажется, что я сподличал, когда обманул ее? – спросил я.

– Нет. Иначе мы бы не встретились, правда? – ответила она настолько искренне, что я почувствовал: было во мне когда-то нечто такое, уже безнадежно утраченное, было то, чем обладают дети, то радостное и светлое мироощущение и понимание быстротекущей жизни в ее повседневной данности – здесь и теперь, – что уже никогда не возобновится, и о чем я буду бесконечно печалиться, а потому я без колебаний согласился:

– Правда.

– Ты же не любил ее так, как меня.

– Нет. Я ее вообще не любил. Только желал.

– А если бы любил?

– Тогда другое дело.

– Тогда бы ты согласился умереть вместе с ней?

– Для этого по крайней мере должна быть уважительная причина.

– А вот я умерла бы с тобой хоть сейчас… просто так… от избытка счастья.