Книга Там, где нас есть - Борис Мещеряков

А что, подумал Игорек в мгновенном изнеможении, ну пеленки, с одной стороны, но ведь с другой — борщ… Нет, ведь он еще молод, несамостоятелен и не готов стать отцом семейства!

— Семенова, — начал он решающую попытку разорвать так неожиданно для себя самого сплетенную сеть. — Ну как-то не по-людски это. Мы ж с тобой даже не встречаемся, ни разу не целовались, и вообще….

Договорить ему не дали. Люсенька решительно встала, откинула в сторону свои светлые локоны, наклонилась над Игорьком и впечатала в его полуоткрытый рот совершенно недвусмысленный и окончательный поцелуй.

— Завтра, — мягко сказала она, — у меня лекции заканчиваются в полвторого.

Ночь Игорек Каслин провел в размышлениях. Он несколько успокоился, в конце концов, его не ведут в ЗАГС прямо на днях, а встречаться, отчего бы и нет? Люсенька красивая, неглупая, не склочная.

И еще она пахнет весной, подумал Игорек. С этой мыслью он и забылся сном в половине пятого утра.

А в полвторого пополудни уже стоял, переминаясь от нетерпения, в факультетском вестибюле. Люсенька должна была появиться с минуты на минуту.

* * *

— Ты, Люсенька, просто не понимаешь, что тебе на самом деле надо, — отхлебывая чай, склонился к Люсенькиному покруглевшему слегка плечу приятель мужа, строительный подрядчик Митин. Они сидели на кухне и курили. Нигде больше в доме курить не позволялось.

В отдалении затихали раскаты хохота гостей, при финальной фразе их любимой семейной байки, выдаваемой слегка врезанным по случаю двадцатилетнего юбилея их брака Игорем Дмитриевичем:

— …и тут я понял, что мне делают предложение, от которого невозможно отказаться…

— Да, действительно. — Люсенька округлила глазки, положила сигарету на край пепельницы, подперла голову кулачком и приготовилась слушать.

Она не любила обижать людей и почти всегда выслушивала их советы. И реагировала на них с благодарностью. А люди любят, когда их слушают, реагируя с благодарностью. Тем более сейчас, когда явно надо было сменить квартиру на более просторную, но, может, Митин считает иначе?

Да не мне вам объяснять, вы в курсе, как важен вовремя данный совет знающего человека.

Назови себя Гантенбайн

Григорий Палыч Лепоух, проснувшись в воскресенье утром, чувствовал себя неважно. Собственно, он уже несколько лет каждое утро чувствовал себя неважно, но отчего-то эта поражающая воображение стабильность не вселяла в его сердце оптимизма. Да в общем-то, мало что вселяло оптимизм в сердце Григория Палыча, можно сказать, что и совсем ничто не вселяло оптимизма в сердце гражданина Лепоуха сорока девяти лет, разведенного, уроженца Горьковской области и жителя Петербурга. С самого детства. А может быть, и раньше, он сам не помнил точно. Можно считать, что он являлся пессимистом от рождения. И тому было несколько причин, хотя главной он не без оснований полагал свое постоянно действующее прозвище.

Еще в детском саду пробуждающееся, а у некоторых и застрявшее на том же уровне навсегда, чувство юмора однокашников родило для него звонкую кличку Лопоух, которая прилипла мгновенно и отчего-то не менялась со сменой окружения. Хотя вряд ли возможно предположить, что Григорий Палыч ее как-нибудь специально рекламировал, например представляясь по службе или знакомясь в новой ему компании.

Лопоухом он был в школе, Лопоухом стал в институте, Лопоухом ушел в армию служить срочную, в армии оставался Лопоухом, Лопоухом из нее уволился, Лопоухом женился и развелся, Лопоухом заведовал сектором в одном из питерских НИИ и Лопоухом же продолжал им заведовать после преобразования НИИ в ООО. После распада ООО на атомы Григорий Палыч нашел себе применение в качестве технического консультанта, проще говоря, в роли кого-то вроде завхоза в одном из расплодившихся за последнее время, как грибы после хорошего дождичка, небольшом банке.

И был бы вполне удовлетворен жизнью, если б по некоторым косвенным признакам не закрепился у сослуживцев Лопоухом. Все менялось, мир то готовился двинуться с места, а то и двигался, а Григорий Палыч вечно и безнадежно оставался Лопоухом. Нет, не стабильность была в этом, а какая-то гнетущая неотвратимость, посланная свыше неизменность. За многие годы Григорий Палыч вообще-то мог бы и привыкнуть, но нет, не привык, лишь приобрел стойкую привычку просыпаться по утрам, чувствуя себя неважно и в не очень хорошем расположении духа, не слишком довольным собой и окружающей реальностью.

Проснувшись и мысленно ощупывая себя на предмет обнаружения дополнительной, помимо прозвища, причины неудовольствия и недомогания, Григорий Палыч побрел на кухню с целью закурить первую на сегодня сигарету. Он пытался бросить курить уже лет десять, но пока не бросил, зато за годы борьбы научился испытывать муки совести, усиливающиеся с каждой выкуренной сигаретой и выключающиеся лишь с выключением из бодрствования всего организма.

Однако, пошарив по полке с гжельскими безделушками, сигарет он не нашел и с огорчением понял, что сейчас ему надо будет умыться, побриться, одеться и топать по ноябрьской, бодрящей своей мерзостью погодке через стройку аж к метро, поскольку киоск рядом со школой в воскресенье не работал, по странной причуде владельцев.

Вздохнув коротким вздохом привычного к мелким пакостям судьбы человека, Григорий Палыч побрел в ванную, где горячей воды не было как раз с наступления холодов, примерно полтора месяца. Подержав край ладони под не желающей нагреваться струйкой из крана, Григорий Палыч состроил себе несколько рож в зеркале, вертя физиономией так и этак, и решил, что в свете модных тенденций двухдневная щетина даже украшает его. И с тем, поскребши малость жиллетовским двухлезвийным изобретением по шее и по щекам, отправился одеваться. Без претензий, но и без затрапезности.

Григорий Палыч не любил затрапезности, все-таки усилия отца-офицера, Лепоуха-старшего, не пропали совсем уж даром. Вельветовые брюки и свитер, просторный пиджак, разношенные ботинки. Пожалуй, шляпа, нет, кепка, нет, все же шляпа. По-домашнему и без затрапезности, с некоторым удовлетворением обладателя малой победы в смертельной войне, подумал Григорий Палыч, взял зонт и решительно, насколько мог, вышел в морось и ветер.

Стройку, как и ожидалось, не украсили ни затяжная осень, ни шедший с переменным напором всю ночь дождь, поэтому Григорий Палыч старался не особенно вертеть головой по сторонам в поисках радующих глаз видов, а более глядел под ноги. Лужи, опять же, никто не отменял. Женский голос немного испугал его, неожиданные громкие звуки вообще редко кого-нибудь веселят до колик, а человека, в принципе склонного к пессимизму и меланхолии, почти всегда пугают. Такая вот интересная зависимость событий и реакций.

— Мужчина! — услышал он откуда-то со стороны и как бы снизу. — Мужчина!

Оглядевшись и присмотревшись, он разглядел в зияющей амбразуре того, что должно было по замыслу архитектора стать когда-нибудь подъездом, лицо, вроде бы женское, и машущую отчаянно женскую ж вроде руку в коричневом в клетку рукаве.