Книга Кофемолка - Михаил Идов

Мы предпочитали думать, что это пренебрежение никак не связано с классовым барьером. Нина вполне могла запугать своих чадолюбивых друзей гораздо раньше — дерзкими и громогласными выступлениями против деторождения вообще. (Как она любила повторять, «когда вокруг столько брошенных детей, желание родить своего означает одно: два солипсиста хотят перемешать свои черты».) Вскоре после этого, однако, по пути из Бруклина таинственным образом потерялось приглашение на свадьбу Лидии и Фредерика.

Мои знакомые вели себя немногим лучше. Коллеги-критики изредка забредали на огонек, утыкались носом в фолиант, и, щурясь, тянули ромашковый чай в нахохленном одиночестве. Блюц — когда я признался, что дела в «Кольшицком» идут далеко не блестяще, — решил, что будет жутко остроумно прислать мне несколько нечитабельных книжек о предпринимательстве. Подборка оказалась мерзейшей: самодовольные мемуары директора второразрядной компании, пособие по инвестициям для идиотов, по старинке пришедшее с компьютерным диском, томик советов для изобретательного скряги («используйте картонный цилиндр от рулона туалетной бумаги как упаковку для рассылки мелких предметов по почте») и один поистине гнусный трактат, озаглавленный «Что я хочу — то получу» и облекающий неприкрытую алчность в вязкий лексикон духовного самосовершенствования. Первые две главы назывались «Жизнь как желание» и «Состоятельный — значит, состоявшийся». Оливер из Мишленовского справочника, на чей мимоходом брошенный совет открыть кафе я теперь возлагал вину за все последовавшие муки, не ответил на три-четыре моих призыва, после чего разразился длинным мейлом в стиле, который по-русски называется vitievatyi. Цитирую отрывок (орфография авторская): «Как бы мне ни мечталось насладиться вашим очаровательным обществомм в момент написания этого послания обстоятельства и мои профессиональные обязательства делают это невозможным».

— Он пишет из Франции, — объявил я, гордясь своей проницательностью. — «Обществомм». На французской клавиатуре «м» стоит на месте запятой.

— Не-а, слишком очевидно. Он хочет, чтобы ты думал, что он пишет из Франции, — сказала Нина, сгоняя меня со стула перед компьютером. Она нажала на кнопку, которую я никогда раньше не замечал, впечатала команду, которую я не уловил, и отследила сообщение Оливера к IP-адресу в Бруклине.

Последний и самый болезненный удар был нанесен Виком Фиоретти, который пропал из виду в середине августа и неожиданно заглянул к нам ранним октябрьским утром. Я бы его не заметил, если бы не Рада. Я всегда восхищался ее умением произносить «Господи!» на вдохе.

Вик был безупречно, хоть и несколько нордически, одет от прилавка и выше: кремовый кашемировый свитер под замшевой курткой медового цвета и необычного покроя. Я перегнулся через прилавок, взглянул вниз и увидел искусно драные дизайнерские джинсы и обычные грязные кеды без шнурков. Паршивая обувь, рассудил я, была необходимым условием избранного им жанра. На руке у Вика висела, как бы завершая начатый курткой и свитером ансамбль, блондинка такой сокрушительной блондинистости, что какой-то потрепанный погромами ген во мне загремел своими спиральными цепями и завопил: «Шухер!» Ее белесые волосы сплетались в безукоризненно ровную косу весом и толщиной с гимнастический канат, которую она перебросила вперед через плечо и между грудей.

— Привет, чувак, — сказал Вик, лыбясь до ушей, и манерно прошепелявил: — Двя сёевых лятте, позялюйста! Шучу, шучу. А серьезно — два соевых латте. Правда, крошка? Два соевых латте.

— Обожаю сою, — рассеянно пробормотала Рада.

— Рад тебя видеть, Вик, — встрял я. — Красивая куртка.

— А, это? Зильке заставляет меня носить вещи из ее новой коллекции. — Вик робко улыбнулся блондинке, а она подмигнула мне. Я мог поклясться, что он выбелил себе зубы.

— А что стало с этой, ну… с татуировками? — полушепотом спросил я.

— Ты имеешь в виду Лиз? — громко уточнил Вик. — Мы и Лиз пришли к определенному соглашению. — Почему-то он опять улыбнулся Зильке, а она опять мне подмигнула.

— Какая она молодец, — заметила Рада.

Она топталась передо мной, пока я не уступил ей свое место у прилавка и не отошел, чтобы сделать латте. Рада явно была не против присоединиться к растущему гарему Фиоретти.

— Кстати, — сказал Вик, — по-моему, я тебе должен с прошлого ноября.

— Да что ты. Перестань.

— Я настаиваю, — возразил Вик, шлепая себя по замшевым карманам в поисках кошелька. — Бери, пока дают, а то завтра опять на мель сяду. — На этом месте он и Зильке дуэтом прыснули, ибо это была уморительнейшая шутка. Я утопил носик для пара в соевом молоке и злобно открутил кран до конца, мгновенно наполнив кувшин ревущей пеной.

Я предпочел бы не слышать о последних кретинских вехах на творческом пути Фиоретти, но Рада продолжала расспрашивать, а он продолжал отвечать; в конце концов я получил полный отчет. После успеха «Чисто Фиореттически» Вик сошелся с ветеранами антифолка Кимьей Доусон и Реджиной Спектор, которые переросли это движение несколькими годами раньше. Он провел август, выступая с первой и встречаясь со второй, и к сентябрю затмил обеих — крайне своевременно, как выяснилось, так как внимание международных трендсеттеров переключилось с антифолка на дремучий фрик-и псих-фолк. Вик, не меняя ни одной ноты в своей программе, обнаружил, что попадает и в эти категории. Спектор познакомила его с Девендрой Банхартом, жидкобородым мистиком, культивировавшим имидж нищего странника в перерывах между тусовками в свите Карла Лагерфельда. Банхарт вытащил Фиоретти в Париж, где тот обнаружил, что французская инди-музыка и авангардная мода затейливо и выгодно переплетены. Вик провел в Париже десять дней и уехал с растерзанной носовой перегородкой, Зильке и модельным контрактом как новое лицо фирмы «Баленсиага».

— Модельные контракты лучше музыкальных, — объяснял он Раде. — Твою музыку ставят на всяких вечеринках, и она гораздо быстрее расходится. Во как дико все устроено. Там вообще невероятно легко стать фотомоделью. Самое главное — это не быть фотомоделью.

Рекламная фотосессия была снята в Бруклине фотографом Терри Ричардсоном за двадцать минут, на «Поляроид». Фиоретти заплатили четыреста тысяч евро. Он обомлел, узнав, что эта сумма переводится в больше чем полмиллиона долларов: он думал, что доллар и евро идут один к одному. На прошлой неделе Фиоретти купил гору в графстве Делавер и вложился в секретный кочевой ресторан своей новейшей подруги Хлои Севиньи. Его план насчет горы включал в себя артистическую коммуну, организованную вокруг бесплатной студии звукозаписи.

— А мои собственные вещи, — продолжил Вик, — я решил больше не выпускать. Уж точно не альбомы.

— Правильно, — сказала Рада. — Альбом мертв как форма.

— Погоди, — не удержался я. — Ты выпустил всего один!

— Ну, — промямлил Вик, — может, буду вывешивать бесплатные треки время от времени.

— Нет-нет, ты у нас теперь бренд, либхен, — вмешалась Зильке, повернувшись к Вику, но объяснение адресуя мне. — Любые новые песни только поставят это под угрозу, йа?