Книга Неделя зимы - Мейв Бинчи

— О, я много всего упустил, — вздохнул доктор Морган. — Если бы можно было повернуть время вспять, я многое изменил бы.

— Что, например? — Вопрос Генри не был продиктован любопытством: он искренне хотел знать.

— Нашел бы управу на одного бугая из коттеджей за городом. Меня дважды вызывали туда: он говорил, что у Бриджит, его жены, какие-то головокружения. Один раз она упала с лестницы, второй — из машины. У нее были ушибы и переломы. Мне показалось, что он ее избивает. Он мне не нравился, но что я мог поделать? Жена клялась, что упала. На третий раз мои опасения подтвердились, но было слишком поздно. Она умерла.

— Боже мой… — выдохнула Никола.

— Да уж. Где был этот самый Бог, когда ублюдок набросился на нее в третий раз? Я не заявил в полицию, потому что у меня не было никаких доказательств, — только моя интуиция. Я не стал на нее полагаться и вот результат — Бриджит больше нет.

— Но потом вы дали делу ход? — в глазах у Николы стояли слезы.

— Я попытался, но семья Бриджит была против. Ее собственные братья и сестры сказали, что не допустят, чтобы имя покойной было опорочено. Пускай покоится в мире, как возлюбленная жена и счастливая мать, иначе получится, что ее жизнь не имела смысла. Я не мог этого понять. До сих пор не понимаю. Однако если вернуть все назад, я не стал бы молчать еще в первый раз.

— А что случилось с ним? С ее мужем?

— Он остался здесь и жил дальше. Пролил немного крокодиловых слез, пару раз вспомнил о своей «бедняжке Бриджит». А потом женился на другой, только она оказалась совсем не такой покладистой, и стоило ему раз поднять на нее руку, тут же заявила в полицию. Его судили за избиение. Он отсидел полгода и с позором уехал из Стоунбриджа. Семья Бриджит списала все на его скорбь по покойной жене. Такой вот результат. — Лицо у доктора стало мрачным.

— Вы часто вспоминаете о том случае? — спросила Никола.

— Раньше вспоминал чаще. Каждый день, проходя мимо кладбища, где похоронена Бриджит. Каждый, глядя на их дом, я видел ее словно наяву — как она клялась мне, что упала с лестницы. Но потом Энни сказала, что эти воспоминания мешают мне жить дальше, что я не смогу помогать другим людям, если их не преодолею. Так что я сделал над собой усилие и в каком-то смысле смог избавиться от них.

В ответ на его слова супруги кивнули, выражая истинное понимание и сочувствие, и доктору казалось, что они сами переживают нечто подобное.

Он осторожно добавил:

— Энни сказала, что я слишком много на себя беру. Считаю любые проблемы своими проблемами, любые события — результатом своего вмешательства. Или невмешательства. А ведь есть масса прочих обстоятельств: тот бугай, например, всю жизнь был жестоким ублюдком, скорым на расправу, но его жена все это терпела. Я что, ангел мщения, которому дано право судить? И я согласился с ней.

— Вы простили себя? — спросил Генри.

— Дело в том, что тогда случилось еще кое-что. Как-то раз я был у себя в кабинете, и тут ко мне доставили одного из ребятишек О’Хара. Мать сказала, что у него разболелся живот и началась рвота. Потом он стал сонливым, поднялась температура. Я сразу заподозрил менингит и позвонил в госпиталь. Они сказали, надо как можно быстрее привезти ребенка к ним. У нас не было времени дожидаться «скорой»; я спешно посадил мать с ребенком к себе в машину и помчался в город. Я гнал изо всех сил — в госпитале нас уже ждали. Ребенку сделали анализы, сразу же начали вводить антибиотики, и нам удалось его спасти. Сейчас это здоровенный парень и, кстати, не дурак выпить. Но очень славный. Он обожает своего младшего брата Шэя. Отлично заботится о нем. Каждый раз, когда я прохожу мимо, он говорит: «Вот идет человек, который спас мне жизнь», — а я прошу его назвать хоть одну причину, по которой это должно меня радовать. Но я знаю, что действительно его спас, и это все меняет.

— Я уверена, что этот случай не единственный, — сказала Никола.

— Может и нет, но то было искупление, в котором я так нуждался.

В тот вечер, сидя у себя в спальне в ожидании гонга к ужину, Генри и Никола вспоминали слова доктора Дэя.

— Искупление… Возможно, это именно то, чего ищем и мы с тобой, — сказала она.

— Что же, попросим его у Санта-Клауса.

В его словах не было цинизма. Генри искренне улыбнулся и взял жену за руку.

К ужину они спустились первыми.

Чикки и ее племянница Орла готовили для гостей поднос с напитками. Они говорили о чем-то серьезном.

— Но что они могут сделать, Чикки? Приковать его цепью к кровати?

— Нет, но они не должны позволять ему разгуливать по ночам.

— И как его остановить? Он все равно сбежит…

Заметив Генри и Николу, они сразу замолчали. Чикки строго придерживалась профессиональной этики: домашние вопросы никогда не обсуждались при гостях. Жизнь в отеле текла спокойно и плавно, но за этим стояли труд и тщательная подготовка. Чикки с Орлой поинтересовались, как супруги провели день. Они вынули с полки справочник по диким птицам, чтобы отыскать в нем гуся, попавшегося Генри с Николой во время прогулки по заболоченным лугам у озера. У гуся были розовые лапки и большой оранжевый клюв.

— Думаю, это серый гусь, — сказала Чикки, перелистывая страницы Птиц Ирландии. — Смотрите, такой?

— Да, — кивнули супруги.

— Они прилетают к нам из Исландии. Только представьте!

— Как здорово было бы знать о птицах столько, сколько знаете вы. — Никола немного завидовала Чикки и ее такому искреннему восхищению.

— О, я всего лишь любитель. Мы-то надеялись пригласить сюда настоящего знатока. Поблизости живет один парень, Шэй О’Хара; он каждую птицу, пролетающую по небу, знает до последнего перышка. Правда, у нас ничего не вышло.

— А ведь ему это могло бы пойти на пользу. — Орла печально покачала головой.

Чикки поняла, что должна дать гостям какое-то объяснение.

— Видите ли, Шэй в последнее время сам не свой. У него депрессия. Никто не может до него достучаться. Остается надеяться, что это пройдет само собой.

— Депрессия у молодых — это очень серьезно, — сказал Генри.

— Да-да, я знаю, и доктор Дэй тоже в курсе, но Шэй не хочет принимать лекарства или посещать психотерапевта. Он вообще никого не слушает, — вздохнула Чикки.

В кухне начали собираться остальные гости и беседа прервалась.

Никола сидела рядом с импозантным американцем, который по-прежнему называл себя Джоном; оказалось, он завел себе нового друга, местного чудака по имени Фрэнк Хэнратти. На своем ярко-розовом фургоне тот свозил Джона в горы, где жил один кинорежиссер, удалившийся от дел много лет назад. Им оказался очень симпатичный и приветливый джентльмен, угостивший их крапивной похлебкой.

— Он вас узнал? — неосторожно поинтересовалась Никола.