Книга Ночник - Денис Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приснилась во всех подробностях. Как 2 мая 2009 года к нам с Л. приехали Лола и Андрей. Пошли гулять, мы с Андреем скоро обогнали Л. и Лолу, идем, болтаем о чем-то, вдруг видим – три девочки, и у них в ногах, на обочине аллеи, рыже-бежевый котеночек. Девочки – им лет по 12–14 примерно – говорят: «Возьмите котенка!» Я говорю что-то вроде: «Ну, вот еще!», – и мы с Андреем идем дальше. Делаем круг, потом возвращаемся уже к нашей калитке, не очень скоро, минут через сорок, – и видим такую картину: у калитки стоят эти три девочки, Лола и Л. с котенком на плече. Я говорю:
«Ты что! Отдай немедленно! Вы что! – Это я тем девчонкам. – Вы что котенка втюхиваете? А ну забирайте, забирайте!» – и хочу его снять у Л. с плеча. Она резко отшагивает в сторону и довольно зло мне говорит:
«Только посмей его забрать!» Ну, раз такие серьезы, пожалуйста.
Здесь сон кончился.
< Котенок остался. Купили ему все, что положено: еду, лоток, домик. Свозили к ветеринару. Хороший был котик. Назвали Сократ. Потом его отдали кому-то. И он вывалился из окна с пятнадцатого этажа. Жалко. >
Желеобразная, но довольно плотная полупрозрачная плита. Примерно пятьдесят на семьдесят сантиметров.
То ли холодец, то ли цукат, то ли очень легкий, зыбкий и мягкий камень, кварц. Но я почему-то уверен, что это не пластмасса.
У меня в руках резец.
Мне диктуют:
– Пиши: «Дорогой Юра!»
Я говорю:
– Я с ним недостаточно знаком, чтобы называть его просто Юра. Давайте напишем полное имя.
– А полное имя у него какое? – спрашивают меня. – Юрий или Георгий?
– Я не знаю, – говорю я.
– Тогда пиши «Юра».
– Не могу! – говорю я и ухожу.
Что за Юра и что за плита – непонятно.
Кто-то считает на старинном арифмометре «Феликс».
Считает и с каждым поворотом рукоятки приговаривает: «Ну, ты дурак! Ну, ты дурак!»
Этот человек сидит за столиком в саду. Вижу, что я ему мешаю. Отхожу от него, иду по садовой дорожке.
Две светлые женские головы склонились друг к дружке, негромко разговаривают. Это скамейка в саду, я стою сзади. Оборачиваются. Одна из них – Маша Бочарова, студентка нашей кафедры, на курс младше меня. Я здороваюсь с ней. Она мне кивает, и снова начинает шептаться со своей подругой.
В дачном доме книжный шкаф. Чей-то голос: «Вот эти книги надо бы перечитать».
Я открываю шкаф, но достаю не книгу, а газету.
Там статья про женщин, которые уходили от мужей.
Эти женщины появляются у меня перед глазами, как бы вырастают из газетных строк.
Они красивые и очень веселые.
Едем с Олей в машине, в такси.
Нас останавливают. Сначала кажется, что это милицейский патруль. Потом становится ясно, что это бандиты.
Но не в смысле грабители, а хуже – какая-то незаконная армия. У одного из них автомат на груди, у других из карманов – из-за поясов? – торчат рукоятки пистолетов.
Сразу отчаянная и глупая мысль: вот выехали бы мы раньше или поехали бы другой дорогой или на автобусе – и ничего бы не было.
Нас просят выйти из машины, ведут через поле, там дом за оградой, отворяют железную калитку, ведут в подвал, запирают там.
Там, в подвале, я читаю книгу, в которой рассказывается наша история. Что мы – заложники. Но заложники зряшные. Нас захватили, и теперь не знают, что с нами делать. И мы еще долго тут просидим.
< Вчера мне исполнилось 60 лет. Были гости, подарки, тосты. Весело и приятно. >
Приснилось, как мы с Наташей Холендро – была лет пятьдесят назад такая девочка на даче, чуть постарше меня, – убежали со скучного взрослого праздника. Мы обежали вокруг нашего поселка, пришли в чужой поселок, прошли на пустой по случаю зимы участок какойто чужой дачи. А оттуда хотели перелезть через задний забор обратно на свой участок – это была дача писателя-чекиста Михаила Маклярского, мы у него снимали две комнаты, – но не смогли. Забор, разделяющий два поселка, был очень высокий. Хотя редкий.
Но протиснуться сквозь брусья тоже не смогли. Потому что были в толстых зимних пальто. Наташа говорила, что знает в заборе дырку. Но дырку мы не нашли, и завязли в снегу просто по горло. Ни туда ни сюда. Пришлось звать на помощь. Долго звали. И видели сквозь окна, как взрослые там пьют из бокалов и машут руками. Мы орали изо всех сил. Но вот кто-то выбежал на крыльцо. Нас едва разглядели – темно, зима, уличный фонарь далеко. Дырка в заборе нашлась, нас откопали лопатой, привели домой, стали отогревать, переодевать.
А до этого, вчерашним вечером, мы с ней точно так же ушли гулять, шли по аллее, дошли до выхода из поселка. Последний фонарь. Дальше – темная дорога. Мы взялись за руки и прошли несколько шагов в темноту.
Вдруг Наташа говорит:
– Мертвая лошадь!
Я смотрю – между деревьями у дороги лежит мертвая белая лошадь. Глаз черный. Нос черный. Ноги с копытами. Раздутый живот.
Мы еще крепче схватились за руки и побежали назад.
< Конечно – мы поняли уже на бегу, – это был снег. Снег так лежал в лунном свете. Но назавтра мы туда пришли и немножко поспорили – снег это был или мертвую лошадь утром увезли? >
Я надеваю на женщину комбинезон. Чувствую ее теплое тело, ее плечи, локти. Но вместе с тем это – книга, на которую я надеваю суперобложку.
Мне предлагают сделать прическу с более длинными и густыми волосами, чем у меня были, когда я сел в кресло. Как это парикмахер собирается сделать, не знаю.
Но волосы в самом деле получились густые и темные.
Но главное – в результате у меня оказалась довольно пушистая челка, из которой торчат ярко-черные сосульки закрученных волос.
– Креатив! – говорит парикмахер. – Креативчик, а?
– Да, да, – говорю я.
Хотя на самом деле я в ужасе. Что скажет Оля? Что скажут друзья-товарищи? Надо срочно стричься, как было раньше. Но – у нового парикмахера. Потому что перед этим почему-то неудобно.
Чукча – охотник и проводник охотников. То есть егерь.
Потом он ненадолго принимает облик того, кому помогал охотиться. Если к нему приезжал профессор, чукча оказывается в круглых очках и с большим потрепанным портфелем. Если богатый финансист – на чукче появляются дорогой костюм, галстук, модные туфли.
