Книга Алтарь - Александр Прозоров

— Врешь ведь, — вздохнула она, взглянув на часы. — Понимаю, что врешь… А все равно приятно.

С грохотом отворилась дверь, в ресторан ввалился сразу десяток мужчин. Громко переговариваясь, они направились к трем сдвинутым вместе столикам. Один из бритых наголо мордоворотов остановился у служебной двери и приоткрыл занавеску:

— Эй, халдей! Водки нам принеси и сока. И пусть обед там на всех сварганят!

Колдун улыбнулся спутнице, чуть повернул голову и скосил глаза в сторону рассаживающейся компании. Молодые, горячие хищники, уверенные, что мир принадлежит именно им. И в чем-то они, конечно, правы. Мир действительно принадлежит молодым и смелым. Вот только на пути к власти мало кому из них удается разминуться с маленькой и тихой старушкой, что бродит по свету в длинном балахоне и косой в руках. А те, кто выживает — становятся тихими спокойными старичками с усталыми глазами, холодным разумом и железной хваткой. Каковых в этой компании пока не видно.

Пустынник рефлекторно повел носом, определяясь с образом, что был послан ему Изекилем. Зёвой, похоже, был вон тот, белобрысый, лет тридцати, с глубокими залысинами, что уверенно усаживался во главе стола. Да, точно он. Значит, нужно действовать, пока бойцы не перебрали и не стали излишне буйными.

— Извини, я на секунду…

Маг поднялся и спешно направился в туалет. Войдя в светлое, отделанное кафелем, помещение, он не стал заходить в кабинку, а всего лишь сполоснул руки под краном, тщательно вытер, изведя несколько кусков одноразового бумажного полотенца, потом достал из кармана спичечный коробок, занес палец над двумя маленькими прядками сальных волос:

— Ну, близнецы-братики, кто из вас огненный, кто нитяной… — Пустынник ткнул указательным пальцем в одну из прядок, полностью размазав ее по подушечке, потом отломил край коробка с остатками жира, бросил в отверстие раковины и долго проливал его водой. Потом вышел в зал.

Шумная компания, свалив пальто и куртки на стул в одну большую кучу, уже допивала графин, чему-то шумно смеясь. Колдун подошел ближе, окончательно определяясь с целью. Да, действительно — белобрысый мужчина, что сидел во главе стола, улыбался снисходительно, говорил скупо, поглядывал на прочих свысока. Остальные, отпуская шуточки, чаще посматривали именно на него, желая понять, какое произвели впечатление.

— Коля! Колян! Вот это да! Сколько лет! — Пустынник раскинул руки, двинулся к столу, наклонился к Зёве, неуверенно вглядывающемуся ему в лицо, дружески хлопнул по спине, ткнув указательным пальцем чуть ниже левой лопатки и чуть мазнув жиром по ткани пиджака. — Коля! Рыжков! Ты, что, меня не узнал? В классе за одной партой сидели.

— А-а, — с облегчением кивнул Зёва. — Обознался ты, мужик. Отвали.

— Не может быть! Неужели ты меня не помнишь?

— Ты чего, не понял, земеля? — поднялся мордоворот на дальнем конце стола. — Тебе же сказали, отвали!

— Да, извините, — успокаивающе вскинул руки колдун. — Наверное, действительно обознался.

Он быстро вернулся за столик к Тане, взял салфетку и стал тщательно оттирать кончик пальца.

— Что там? — спросила Танечка, бросив быстрый взгляд на циферблат наручных часиков.

— Ерунда, обознался, — отмахнулся Пустынник и взял вторую салфетку.

— А бабенка-то у него ничего, — преувеличенно громко отметили за шумным столом. — Сема, может, снимем ее на компашку?

— Ща, сделаем, — поднялся парень, что сидел рядом с Ретневым, и прямым ходом направился к Тане. Навис над ней, опершись рукой на стол: — Ну что, мамзель? Пошли, потопчемся?

— Может быть, сперва спросите у меня, молодой человек? — скромно поинтересовался маг.

— А ты что, против?

— Я? — Пустынник пожал плечами, задумчиво навел указательный палец парню на голову, потом на грудь, на низ живота. — В общем, если дама не против, я тоже возражать не стану…

— Ну тогда… — выпрямился незваный кавалер. — Тогда… Тогда… Тогда я сейчас вернусь…

И он побежал к двери в туалет.

— Чего это с ним? — с удивлением оглянулась женщина.

— Ребята много выпили… — отведя взгляд, улыбнулся колдун. — Сока там, минералки. А организм — он ведь не бездонный. Сливать иногда излишки требуется.

Таня хмыкнула в кулачок, потом опять скосила глаза на циферблат.

— Что ты все на часы глядишь? — не выдержал Пустынник.

— Мне сказали, — посмотрела прямо ему в глаза Таня, — что ровно через четыре часа ты убьешь человека. Время подошло. Вот и думаю, правда или нет? — Она еще раз оглянулась на захлопнувшуюся дверь с надписью «м/ж». — С ним ведь все в порядке, правда?

— Разве можно убивать людей только за то, что ты понравилась им так же сильно, как и мне? — удивился маг, зажег в пламени свечи использованные салфетки и кинул их в пепельницу. — К тому же слухи о том, что можно лишить смертного одним лишь взглядом, сильно преувеличены.

— А за что можно?

— За что? — Пустынник в задумчивости почесал нос. — За что… Ты хочешь знать правду?

— Да.

— Очень часто людей убивают только за то, что они есть, — тихо ответил маг, глядя, как превращается в пепел салфетка с последними крупинками заговоренного сала и волос. — За то, что они живут там, где хочется жить кому-то другому. За то, что они смеются, когда другим грустно. За то, что они думают не о том, о чем привыкли думать другие. Впрочем, все это — уж слишком возвышенно. Потому, что иногда люди кажутся всего лишь куском мяса на двух ногах. А кое-кому регулярно требуется обедать. Кстати, где наше жаркое?

— Ну тебя, — вздрогнула Таня. — После таких слов у меня всякий аппетит пропал!

— Если тебе от этого станет легче, — усмехнулся Пустынник, доставая и открывая коробок, — то чаще всего в людях ценится не вес и жирность, а духовность, деятельность и богатство. И убивают их не ради шкурки, а за то, что свою горсть золота они выгребают из чужих карманов.

Он внес край коробка с прилепившимися к нему ворсинками в пламя. Жир затрещал от жара, волосинки начали скручиваться, полыхнули крохотными огоньками — в тот же миг пламя вспыхнуло на их собратьях, спрятанных в автоматную гильзу. Нитропорох превратился в ослепительную вспышку, разнося в стороны ни в чем неповинный горшок, а выбитая через трубку пуля рванулась вверх, к потолку. Однако заговор братства, что стремился соединить ворсинки на ее теле и на пиджаке бандита, заставил остроконечный кусок свинца изменить траекторию, описать крутую дугу и, еще до того, как звук выстрела донесся до стола с мужчинами, пуля врезалась Зёве в спину, проломив два ребра и разорвав в клочья сердце.

Пустынник опустил коробок и тщательно затушил тлеющий край о пепельницу.

— А-а! — взревел кто-то за его спиной. — Кто стрелял?! Кто стрелял?! Всех перебью, падлы!

Таня машинально посмотрела на часы, сглотнула. Подняла глаза на своего спутника: