Книга Месть смертника. Штрафбат - Руслан Сахарчук

– Виноват, Роман Федорович, но в группе двое офицеров, и я не уверен, будут ли…

– Будут! – снова перебил Никольский. – Еще как будут! Вприпрыжку!..

Он прошелся туда-сюда и добавил:

– Бывших офицеров не два, а три. Ковальчук был младшим лейтенантом, разжалован за саботаж задания. Но это не важно, Белоконь. Вы все – без званий. Над каждым из вас – смертельный приговор, который по документам уже должен быть приведен в исполнение. Выполнение задания – ваш шанс избежать сурового возмездия, отдать свои жизни с пользой! Это единственная возможность отвратить от ваших родных всеобщую ненависть и презрение. Тебе понятно, дружок?

Белоконь промычал что-то утвердительное.

– Если фон Штупмфельд будет устранен, – сказал Никольский, – каждый из вас получит свой прежний статус. Никакого штрафбата. Этот период жизни будет просто вымаран из личных дел. У кого он, конечно, был…

Генерал поднял руку-крюк и продекламировал:

– Артиллерии старший сержант Белоконь Василий, кавалер ордена Боевого Красного Знамени, проявив геройство и мужество, верный воинской присяге, погиб в бою за социалистическое отечество. Посмертно приставлен к ордену Отечественной войны I степени… И число. Например, сегодняшнее.

Белоконь сидел недвижно. Так ничего и не спросив, он шумно допил очередной стакан чая.

– Под прежним статусом, – сказал Никольский, – я подразумевал именно это. Посмертное признание. У каждого из твоей группы есть родные, – пояснил он. – В основном в эвакуации. Понимаешь, к чему я веду? Родина не может кормить семьи преступников, в военное время это непозволительная роскошь. А вот семьи героев… Еще есть выплаты по орденам – это тоже хлеб…

– Мне позволят написать письмо жене? – спросил Белоконь.

– Никаких писем. Тебя сейчас вообще не существует. И только от твоих дальнейших действий зависит, в каком виде ты появишься в документах. Не хочешь стараться для себя, постарайся для своих детей. Их у тебя трое, помнишь?

– Помню, Роман Федорович.

– Вот и славно, дружок. И не забывай.

Никольский снова забрался в свое кресло и сделал знак лейтенантам. У Белоконя забрали стакан.

– Сегодня, – сказал старший майор госбезопасности, – у тебя на повестке неформальное общение с группой и получение амуниции. Мины, гранаты, личное стрелковое оружие… Минимальный сухой паек. Карты-схемы с маршрутами фон Штумпфельда… вернее, с маршрутами, которые он использует достаточно часто. На этот счет с вами проведут подробный инструктаж. В числе личного оружия получишь две винтовки для снайперов… Да, у тебя в группе два достаточно опытных снайпера – Ковальчук и Гвишиани. Красная Армия не разбрасывается кадрами. Эти люди сами выбрали свою судьбу, но, даже несмотря на это, у них есть возможность погибнуть при выполнении важнейшего боевого задания.

Белоконь почему-то вспомнил речь Керженцева перед строем штрафников.

– Группа выступает сегодня ночью, в двенадцать, – сказал Никольский. – Быть готовыми. Срок выполнения задания – двое суток. На третьи оно считается невыполненным. Все, можешь быть свободен. У тебя сегодня еще много дел.

Свежеиспеченный командир диверсионной группы – вот уж что-что, а это Белоконь раньше вряд ли мог предположить! – поднялся.

– Роман Федорович, разрешите спросить.

– Слушаю.

– Заместитель командира батальона Гвишиани… почему он здесь? На него повесили неудачную атаку штрафбата?

Особистский генерал ухмыльнулся.

– Достаточно смелая формулировка даже для твоего положения. Нет, дружок, не только это. Видишь ли, уже после атаки политрук этого самого штрафного батальона был найден с перерезанным горлом. И найден в таком месте, где его никак не могли бы достать фашисты.

* * *

Преодоление линии фронта под покровом тьмы было задачей, при решении которой группа Белоконя могла легко прекратить свое существование. Ночь была светлой, а небо над огромными проволочными спиралями разрывали ослепительные огни осветительных ракет. Это происходило с удивительной регулярностью, заставляющей задуматься о чрезмерной расточительности обычно бережливых немцев. Смертники – именно так Белоконь называл себя и своих людей – могли рывком проползти лишь несколько метров. После этого им нужно было снова лежать недвижно, надеясь, что их шевеление не было замечено. Пока группу спасали маскировочные плащи, но на ровной, как каток, поверхности приходилось надеяться лишь на удачу.

Самыми напряженными были минуты, когда Смирнов и Телятин резали проволоку. Они делали это достаточно аккуратно – оба уже имели дело и с подобными спиралями толстой колючки, уложенными в несколько рядов, и с громоздкими ножницами для жести. Но все-таки их возня была слишком заметна со стороны. Тем более фашисты натыкали на своих позициях наблюдательных вышек.

Был предусмотрен отвлекающий маневр: в сотне метров левее группы Белоконя с минуты на минуту должен был начаться ложный штурм одной из вышек. Там шли разведчики с ручными пулеметами и лентами трассирующих пуль. Атака все не начиналась. То ли лазутчики отстали от группы Белоконя под грузом своих орудий, то ли они просто не спешили рисковать жизнями и принимать огонь на себя. Однако и они были приговоренными преступниками на службе у ГБ, и выбирать им не приходилось.

Смирнов и Телятин звенели проволокой, Белоконь лежал позади них мордой в землю и злился. Если его группу заметят – все пропало, ложная атака уже никого не обманет и никого не спасет. Нужно отвлечь внимание немцев именно сейчас, пока этого не произошло.

Он вдыхал какую-то душную гарь. Да, здесь же жгли траву… Рядом тихо молился Лысенко. Слов разобрать было нельзя, но в том, что борец-чемпион именно молится, Белоконь не сомневался. Мало ему, заразе, могучей теории марксизма-ленинизма. Посторонняя помощь потребовалась. Белоконь подумал, что в противостоянии гитлеровской Германии и СССР бог, если он есть, уже второй год воюет на стороне фашистов. Поэтому лучше бы не привлекать его внимания к пробирающимся в немецкий тыл смертникам-диверсантам, иначе бог вполне себе может поднять тревогу.

Замыкали группу Гвишиани и Ковальчук с укутанными тканью снайперскими винтовками на спинах. Ладо следил, чтобы молчаливый детина не заснул или не выкинул какой-нибудь финт еще похлеще. Пока, однако, обходилось.

Смирнов просигналил Белоконю: с проволочным ограждением справились.

Впереди была полная неизвестность. Где-то у немцев должна быть узкая минная полоса. Должна. Даже несмотря на то, что этот участок был наименее пригоден для атаки красноармейцев, ибо фрицы находились на возвышении и с него могли бы шутя расстрелять атакующих еще на стадии подготовки. Это место никто и не собирался атаковать. Однако мины были точно. Впрочем, походило на то, что опасный участок смертники уже миновали до проволоки.

Снова ползли вперед, замирая каждую минуту. Судя по ощущениям, они уже преодолели ползком всю степь и вот-вот должны были выползти к Каспийскому морю. На самом деле смертники проползли лишь двести метров до проволок, и всего тридцать после.