Книга Восточные постели - Энтони Берджесс

— Клянусь богом, — сказал Сеид Омар, — ты за это расплатишься. — Он вылез, ринулся на шофера, но шофер весело рассмеялся и снова юркнул на свое место. Повернул ключ зажигания, тронул взревевшую машину, умело развернулся, быстро запылил к городу. Сеид Омар ритмично тряс кулаком. Старуха, хозяйка кофейни, тем временем шамкала деснами и трясла головой над чудачествами современного мира.

Сеид Омар пустился в путь к аэропорту. Тугую коричневую кожу жемчугами усеивал пот, жирок ритмично трясся. Мимо не проезжала ни одна машина, которой можно было бы посигналить. Ни одна, но проехала машина из аэропорта, «остин» с ненавистным знакомым номером — РР 197, — а в ней чи Юсуф с дочерью. Дочь помахала рукой, улыбнулась. Сеид Омар заплясал на горячей дороге. Он уже миновал точку, откуда нет возврата: до аэропорта миля, до города три мили. И пошел, дошел до серебряного аэропорта, где солнце освещало ждавший самолет, серебром сверкало стекло диспетчерской башни, стояли автомобили. Самолет, извилистый курс которого устраивал пассажиров в Паханг и в Пинанг, задерживался с отправлением. Возможно, прозвучало имя султана, а его высочество, зная, что он выше всякого расписания и закона, еще праздно сидел за ранним кэрри в Истане. Но нет, из громкоговорителей уже трещали распоряжения для пассажиров, и, когда Сеид Омар подошел ближе к летному полю, он увидел топкую нитку людей, которые оглядывались, улыбались, махали, уже тянувшуюся к стюардессе в дыре в огромном серебристом корпусе. А когда Сеид Омар, хромая, ввалился в зал ожидания, там два тамила прощались с третьим, обнимались, похлопывали, трясли руки, один с девичьим голосом сильно тряс, выражая самые сердечные прощальные чувства. Потом Маньям с не особенно красным и распухшим носом, который фактически почти можно было предъявить начальству в Паханге, присоединился к ожидавшей очереди, опечаленно улыбаясь назад. Сеид Омар прорвался сквозь вежливый кордон китайцев в белом.

— Сообщение в последнюю минуту, — импровизировал он. — Из полиции. Очень срочно. — Маньям стоял последним в очереди на посадку. Сеид Омар бросился на него, пригнул к асфальту на глазах улыбавшихся и махавших людей, сверкавшего самолета, жаркого индифферентного солнца, и сказал: — Это ты во всем виноват. — Швырнул Маньяма на колени, принялся бить лицо в разных местах. Маньям взвыл. — Ты все это начал. — Теперь служащие аэропорта не торопились вмешаться, прочие медленно выходили на сцену, даже полиция размышляла, не выходит ли это насилие за рамки ее компетенции. Сеид Омар как следует двинул Маньяму в глаз и позволил себя увести, не без удовлетворения заявляя: — Он все это начал. Он всем внушил мысль о предательстве. — Изуродованный Маньям тем временем одиноко выл.

— На этот раз, — вздохнул Сундралингам, — лучше ему остановиться у тебя дома. Я свое сделал. Лучше вели приготовить ему постель.

— Места нет, — пропищал Арумугам. — Ты же знаешь, нет места.

— Тогда у Вайтилингама. Пора Вайтилингаму что-нибудь сделать. Боже, боже, какая неприятность.

Но дни шли, а Вайтилингам не возвращался. Так или иначе, Сундралингам забыл, что в квартире Вайтилингама уже устроились миссис Смит и богатая сирота по имени Челванаджаки (его предшественник был человеком женатым: места было много, хоть для Маньяма и не хватило). Миссис Смит лично вымела все углы, приказала слуге-сиамцу все выскрести (где он счел нужным), собираясь устроить вкусный обед к возвращению сына. А потом через массу щелей стали просачиваться загадочные известия насчет Краббе, и, по восточной традиции, из чисто случайного пребывания Вайтилингама в одной лодке с Краббе, из того, что они направлялись в одно и то же место, причем оба одновременно исчезли, вытекали известия насчет Вайтилингама. Больше того, в реке, на берегу реки или рядом остались следы — черный чемоданчик почти без медикаментов, всплывшая трость и дорожная сумка, содержавшая среди прочего туфлю. Ящерицы, прежде чем улизнуть, оставляют хвосты в схватившей их руке, поднятой высоко в воздух. В той реке, как хорошо известно, тела найти почти невозможно среди глубоко укоренившихся водорослей. Никто не собирался приказывать прочесывать реку: пусть она их хранит.

— Ясно, что случилось, — заключил Сундралингам, пока миссис Смит сидела, немо, но не чрезмерно горюя, потому что это был Восток. — Ваш сын герой. Он нырял за тем самым мистером Краббе, и мистер Краббе сам утащил его к смерти, или оба запутались в водорослях. Прискорбно, но жизнь продолжается. Смерть для нас, индусов, не конец, а новое начало. Нечего мне вам об этом напоминать, миссис Смит. Ваш сын уже перевоплотился. Мы не знаем, конечно, во что. Приятно было бы думать, что он теперь стал каким-нибудь мелким животным, которого в этот момент лечат в его собственном диспансере, хотя его помощник, конечно, не слишком хороший лекарь. А может быть, он возродится в каком-нибудь будущем великом политике, в спасителе своего народа. Только он всегда говорил, что бессловесные животные достойнее некоторых людей. И сам, как вы помните, был почти бессловесным.

— Расстроились все мои планы, — сказала миссис Смит. Голос у нее был необычно низким, непреодолимым, непохожим, в отличие от очень многих женщин ее расы, на песню хорошенькой птички. Это был голос какой-нибудь компетентной председательницы женской общественной гильдии, а сама она, красивая, дородная, в богатом сари, вполне годилась для центрального места на групповом снимке в местной цейлонской газете. — Я так надеялась, — сказала она. — Возможно, сама глубоко виновата, что слишком долго с ним не общалась. Но письма писала, старалась устроить женитьбу. Понимаете, у меня есть и собственные обязательства. Одной со всем не справиться. Впрочем, — вздохнула она, — может быть, я смогу возместить это в другой жизни. Может быть, он нуждался в матери больше, чем мы когда-нибудь думали. Не думаю, будто он был очень счастлив. Мужчины совершают смелые и отчаянные поступки, только когда не слишком счастливы, а этот поступок смелый и отчаянный. Кем, кстати, был для него тот англичанин?

— Просто англичанин, — пожал Сундралингам плечами. — Но ваш сын спас бы жизнь крысе, жабе, если бы смог. Я считаю вполне вероятным, что он попытался спасти англичанина.

Сомневавшимся в смерти Краббе и Вайтилингама — того или другого, или обоих вместе, — Сундралингам сказал:

— Посмотрим на факты. Оба исчезли. Люди исчезают в каком-нибудь месте. В реке — очевидно.

— Есть еще джунгли. Оба могли уйти в джунгли.

— Ну да, — говорил Сундралингам. — По-моему, Краббе вполне мог пойти, присоединиться к коммунистам. Один тамил, господин Джаганатан, господин, работавший с Краббе в Дахаге, с которым я познакомился в Куала-Лумпуре, упоминал про его сильные коммунистические наклонности. А еще возможно, он деньги растратил или брал много взяток, и теперь уже пересек границу Таиланда с нечестно нажитыми капиталами. Ничего нельзя точно сказать. Но Вайтилингам безусловно мертв. Можно быть вполне уверенным. — А потом Сундралингам провел славный вечер с миссис Смит и Челванаджаки, под ревнивое верещание Арумугама, который знал, чего Сундралингаму надо; знал, как знал и Сундралингам, что в связи с экономическим спадом отцы семейств урезают приданое аж на пятьдесят процентов, а вот милая, робкая девушка, вполне представительная, приданое которой никогда не будет урезано.