Книга Карусель - Белва Плейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он не был мужским. Была жива моя тетя Люсиль. Вы что-нибудь о ней знаете?
— Видела только ее портрет в столовой в «Боярышнике».
— Она, между прочим, покончила с собой.
Салли просто открыла рот.
— Я никогда об этом не слышала!
— И не должны были. Предполагается, что туманным зимним вечером она по ошибке направила машину не на мост, а в реку. Или что у нее случился сердечный приступ. Выбирайте. Но я-то знаю правду.
— Вы хотите сказать, что вы единственная знаете правду?
— Ну, может, не единственная, хотя уверена, Дэн даже не подозревает, иначе он вам бы сказал.
Эта женщина, вероятно, больна. Самое умеренное определение, применимое к ней, — это «эксцентричная». Поскольку от нее ожидали реплики, Салли коротко заметила:
— Для всех вас это, видимо, было ужасно.
— Меня там не было. Это случилось на следующий день после того, как я уехала в пансион. Я хотела вернуться домой на похороны, потому что любила ее, но взрослые посчитали, что не стоит. В школе решили, что это слишком долгое путешествие, поскольку я только что прибыла, а мои родственники — у моей мамы была сестра в Калифорнии, двоюродная или троюродная, которая взялась меня опекать, — согласились. Тетя Люсиль была приятная, спокойная женщина, очень ласковая со мной, а особенно с Клайвом. Насколько я помню, он был неудачником, — задумчиво проговорила она. — Бедный Клайв.
Последнее замечание невольно обидело Салли, и она, хотя и сама примерно так же думала о Клайве, решительно встала на его защиту:
— Больше не бедный. Он счастливо женат, и у него все хорошо, даже несмотря на то что недавно он серьезно болел. Но он благополучно выздоравливает.
— Рада это слышать. Я так понимаю, что он не хочет продавать участок леса этой группе?
— Не знаю. — Салли знала, но ее раздражали попытки втянуть ее во все это. — Я же вам сказала, что не принимаю участия в делах «Грейз фудс». — И, решив сменить тему, уже более мягким тоном предложила: — Хотите посмотреть дом? Я проведу для вас экскурсию.
— И дом, и детей — обязательно.
Аманда восхищалась фотографиями Салли над столом Дэна в кабинете, когда туда, переваливаясь, вошла Сюзанна в розовом банном халатике.
Идущая за ней няня воскликнула:
— Вы не поверите, она стала слишком резвой для меня! Постойте, мисс, у вас все еще влажные волосы. Дайте мне их высушить. — Но Сюзанна смеялась и уворачивалась от няни и полотенца. — Вот так. Теперь можешь идти к маме.
Салли подхватила ее.
— Это Аманда. Помаши ей.
Маленькая пятерня растопырилась навстречу Аманде, та помахала в ответ.
— Можно ее подержать, или она испугается?
— Она пойдет к вам. Большинство детей в этом возрасте боятся чужих, но она почему-то редко пугается. Попробуйте.
Аманда протянула руки, и Сюзанна позволила произвести перемещение.
— Красавица! — воскликнула Аманда. — Вы только на нее посмотрите. Она обворожительна, Салли. Сколько ей?
— Год, — гордо сказала Салли, — и, похоже, она не ведает никаких страхов.
Аманда кивнула:
— Думаю, она легко пойдет по жизни. Посмотрите на ее улыбку. Ну а где Тина?
Ответила няня:
— Играет. Сегодня она немножко не в духе. — И, устремив тактичный взгляд в сторону Салли, добавила: — Я пытаюсь свести ее вниз поужинать.
— Может, тогда оставим ее в покое? — предложила Салли.
— Давайте сходим к ней, — сказала Аманда. — Ну и что, что она не в духе? У всех Такое бывает. У меня, например.
— Вообще-то она не просто не в духе, — вынуждена была объяснить Салли. — В последнее время у нас с Тиной некоторые проблемы. Ничего серьезного, — быстро поправилась она, — но периодически на нее что-то находит, и она отказывается говорить. Ничего серьезного, — повторила она, — просто раздражает.
— На меня это не подействует, — заверила Аманда.
Идя по коридору, они услышали звуки вальса «На прекрасном голубом Дунае».
Тина стояла рядом с каруселью. При виде матери и незнакомки она быстро выбежала из комнаты.
— Тина, вернись и поздоровайся, — позвала Салли, прекрасно зная, что на ее слова не обратят никакого внимания.
Карусель продолжала играть. Повернувшись к Аманде, чтобы извиниться за Тину, Салли увидела, что та стоит, закрыв лицо руками, и дрожит.
— Что такое? — воскликнула Салли.
— Эта мерзкая вещь… Эта мерзкая вещь была моей, ее мне подарили.
— Не понимаю.
Аманда смотрела на карусель, словно парализованная.
— Да что такое? — повторила Салли. — Что случилось?
— Ничего, ничего особенного, — покачала головой Аманда. — Простите… Я просто подумала… Простите.
— Да вы нездоровы! Наверное, это неспроста. Вы пугаете меня до смерти!
— Нет-нет, забудьте. Я не хочу явиться к вам в дом и причинить неприятности.
Какое странное поведение, подумала Салли, желая, чтобы рядом был Дэн, способный справиться со своей сестрой. Она взяла Аманду за руку и мягко сказала:
— Если я смогу вам помочь, это вовсе не будет неприятностью. Но если вы, напугав меня, оставите потом в неизвестности, это и будут неприятности. Умоляю, я должна знать.
Блестящие глаза, глаза Дэна остановились на Салли.
— Я никогда, никогда в своей жизни никому об этом не рассказывала. И сомневаюсь, стоит ли рассказывать вам…
— Как угодно. Но лучше сделать это, если есть возможность, пока это знание не разорвало вас изнутри.
— Вы очень добрая, Салли.
— Спасибо. Я стараюсь.
Две большие слезы покатились по щекам Аманды.
— Я много раз думала, что должна рассказать, но когда момент наступал, я не могла.
— А сейчас можете?
Разумеется, Салли было любопытно: любому на ее месте было бы любопытно. Однако, с другой стороны, она не хотела слушать дальше. Ее слишком одолевали собственные тревоги.
Аманда глубоко вздохнула:
— Да, могу. — И добавила с кривой усмешкой: — Вам лучше сесть поудобнее, потому что это долгая история… — Я увидела эту карусель, — начала она. — Ее подарили мне, когда мне было двенадцать лет, это была взятка, плата за молчание, хотя я в ней не нуждалась. Я бы все равно ничего не сказала. И действительно молчала до сих пор.
Во время похорон родителей многие подходили ко мне и говорили, желая утешить, что я попаду в самый лучший дом, о котором только может мечтать девочка, — в «Боярышник», в хорошую семью.
Никто не понимал, почему я столько плакала весь тот год, что жила там, почему была такой непослушной, полной злобы. Но я боялась, очень боялась. Я часто сидела одна в своей комнате, иногда под деревом с книгой, но читать не могла, потому что все слова сливались…