Книга Третий экипаж - Алексей Гребенников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ну да, – пискнул Икики. – Потом получить клинкер. Потом минеральные добавки, гипсовый камень. Потом вспомнишь! Беги».
«Приду без рецепта, Кутха рассердится…»
«А здесь чюлэни-полут съест…»
Икики выглянул из кармана, с негодованием уставился на пару четанов.
В тени сказочного старичка мыши – отец и сын – тоже пытались ловить рыбу.
У них не клевало. Сын крутил остроносой головой:
«Папа, а почему у чюлэни-полута ловится?»
«Ну, везет», – нервно дергал усами папа.
«А почему у нас не ловится?»
«Ну, не везет».
«А давай отнимем у него», – предложил сынок.
«Молчи! Услышит!»
«Беги к Кутхе! – пищал Икики. – Или прямо к Столбу!»
«Карбонатный компонент… Конверторный шлам…»
«Пиритные огарки…» – обреченно пискнул Икики.
«А что еще помнишь?»
Мышонок промолчал.
«Тяжелым себя чувствую, – пожаловался Киш. – Будто камнями меня кормили».
«Тебя Кутха ждет», – напомнил мышонок.
«Как приду без упомянутого рецепта?»
«Упомянешь про смеси. Упомянешь про добавки. Я тоже упомяну – про пиритные огарки. Не знаю, что это такое, но упомяну. Кутха всё сам на свете придумал. Он и цемент придумал, только не помнит, так много сделал всего. Мы ему намекнем, остальное он сам вспомнит. Только с уважением надо намекнуть. Ой, Киш, – оглянулся Икики, – чюлэни-полут вторую рыбу поймал!»
«Не налима Донгу поймал?»
«Этого нет. Этого быть не может».
И обрадовался: «У меня для тебя две новости, Киш».
«Я знаю. Одна, наверное, хорошая, а другая, как всегда, плохая?»
«Нет, Киш. Одна хорошая, а другая еще лучше. – Мышонок опасливо глянул в сторону сказочного старичка, насадившего на крючок очередного гамула. – Первая новость такая: великий Герой третьей степени налим Донгу никогда уже не будет требовать у тебя доктора Ики».
«Почему так? Аппетит потерял?»
«Совсем потерял! – воскликнул Икики. – А вторая новость такая. Чюлэни-полут вкусное с рыбой ест. Сильно полюбил рыбу. Начал с Героя третьей степени…»
«Неужели съел Донгу?»
Мышонок удовлетворенно щелкнул хвостиком, и Киш увидел за красными мухоморами белый скелет огромной рыбы. Сквозь ребра проросла тонкая травка, анальный плавник отсутствовал, головой скелет лежал к северу.
«Точно. В сторону Столба, – подтвердил Икики. – Налим Донгу не всегда приносил живым существам пользу. Чаще вред приносил, спроси у представителей народа Аху. У меня спроси. У рыбаков-четанаусчу спроси. Вон они сидят, ничего поймать не могут. А теперь, сам видишь, герой Донгу пользу приносит: указывает направление к Столбу. В таком виде ничему плохому не научит, – несколько лицемерно произнес Икики. И не удержался, похвастался: – Видишь, как много удач выпало мне? Это значительные удачи, Киш. Я тебя к свету вывел, рецепт помню. Учитель меня простит, я новую книгу для него напишу, а подпишусь под нею своим именем. Бригадный комиссар представит меня к награде. Дочь Учителя бросится на шею, скажет: здравствуй, доктор Ики! Стану Героем. Может, второй степени! А ты при мне будешь помощником. Радуйся, Киш, я всех обвел! Билюкая обвел, меня под его печатью только травили. Гамул обвел, они меня не съели. Много хорошего могу рассказать про себя. Теперь только доктором Ики зови. Даже чюлэни-полут меня хвалил: привел к нему Киша не худого, привел упитанного, вот будет что жевать. Я даже Кутху обвел, – совсем осмелел мышонок. – Не скажем ему рецепт. Не будет у него цемента. Еще чего, ломать зубы! Я, Киш, лично подниму народ Аху, поведу большую армию к Столбу».
Мышонок довольно подергал усиками:
«Называй меня доктором Ики».
«Тогда зачем ты…»
«…доктор Ики».
«…тогда зачем ты, доктор Ики, вывел меня в тундру?»
«Ты же нес меня. Ты теперь мой носильщик, помощник. Несешь меня по тундре, а я рассуждаю всяко. Захочу остановиться, прикажу – ты останавливаешься. Когда порушим Столб, мир превратится в одну уютную Большую нору, придумаем тебе особенную память. Гамулы говорят, что память может существовать отдельно от существа. Вставил память существу – оно думает. Существо отдельно, память отдельно. Имея такую специальную память, многое будешь помнить. Может, бригадным комиссаром сделаю».
«Получается, я зря спускался в мир Билюкая?»
«А ты сам посуди, – доверительно перечислил мышонок. – Мог и не спускаться. Ведь рецепт не принес. И самку потерял. И доверие Кутхи утратил. Теперь лежишь в белом ягеле тяжелый, ленивый. Сердцем обмираешь. Сказочный старичок кушает такое с аппе-титом».
«Но как пришел сюда?»
«…доктор Ики».
«…доктор Ики…»
Мышонок сердечно объяснил: это я тебя вывел, Киш. Приложил много к тому усилий. И спорил, и убеждал. Билюкай сердился. Вызвал технокрысу, кричал на нее: зачем она вслух рецепты тебе читала? Задернул горячим плотным туманом изображение Айи на горе, а технокрысу отправил в дальнюю кочегарку измерять концентрацию газов. Потом позвал гамул, самых больших, самых памятливых, сказал: выбросьте Киша в тундру, пусть брат Кутха во всем разбирается. «Такое редко бывает, – веселился мышонок. – Такого, может, никогда в тундре не было! Тебя, Киш, подхватили под руки, как кита, понесли, хотели свысока бросить на землю, я крикнул: осторожнее! Меня испугались. Я крикнул: «А ну, где Модератор?» Гамулы стали плакать, я их пожалел, спас тебя».
«Но Билюкай обещал двоих выпустить».
«Молчи, Киш. Не говори, что сделан неверный выбор!»
«Я не говорю, – горестно кивнул Киш. – Но неужели боги лгут, Икики?»
«…доктор Ики».
«…неужели боги лгут, доктор Ики?»
«Может, и так. Почему так смело думаешь?»
«А ты сам посуди. Они всё с самого начала знают, а посылают узнать то, о чем они всё с самого начала знают».
«Да, они так делают. Не бери в голову. У народа Аху одно, у богов другое. Так всегда было. Лучше вставай и иди, а то тебя сказочный старичок съест. Или тоска загрызет по отсутствующей самке».
Вдруг предложил: «Хочешь, позову гамул – вычистить из тебя заразу? Станешь совсем таким, каким был в Большой норе. Доберемся до норы, народ Аху будет судить тебя за бесчисленные преступления перед нравственностью. Или Кутха привяжет к твоей ноге бревно и так пустит гулять по тундре, чтобы лишнего не думал. Вставай! У сказочного старичка клюет!»
Впрочем, поймать третью рыбу сказочный старичок не успел.
Налетели гамулы. Сперва обрисовались в воздухе, как смутное, бесформенное облако, потом раскрутили чудесное и ужасное веретено – от земли до низкого неба.
