Книга Гнев Ашара - Энгус Уэллс

И опять ему снилось то жуткое лицо. Оно возникало всякий раз, едва он закрывал глаза, как будто он вновь наблюдал за огромным Становищем в долине и видел создание, повернувшееся к нему, ищущее его ужас сквозь огонь, даль и тьму. И его до немоты наполнял ужас, сходный с тупыми толчками в плече, ибо чувствовал — неведомо откуда, — что это не просто сны, что если незнакомец и не видит его, то, по крайней мере, знает о нем и все время ищет. И это было, пожалуй, самое страшное: знать, что это создание его ищет.

Он обрадовался, когда в пределах видимости оказались северные ворота Высокой Крепости и скачка замедлилась. На стенах показались солдаты; катапульты и баллисты были готовы к действию. Бедир выехал вперед, воздев правую руку, его крик отразился от стен ущелья.

— Отворите ворота Бедиру Кайтину! Именем Тамура!

Створки ворот заскрипели, Владыка Тамура придержал коня рядом с конем сына. Лицо его было неспокойно.

— Сестры выходят тебя, Кедрин. И помогут покончить с этими снами.

— Ты знаешь? — поразился Кедрин.

— Ты бредил в жару. Я объяснил бы тебе, что происходит, но решил, что мудрее будет сначала доставить тебя в Высокую Крепость, а лишь потом вести разговоры. Прости меня, я боялся за тебя…

— Боялся? — такого признания Кедрин меньше всего ожидал от отца.

— Угу, — Бедир наклонил голову, подтверждая и извиняясь. — После того, как они тобой займутся, я расскажу все, что знаю. И надеюсь, ты поймешь.

Кедрина еще сильнее охватило смятение. Но возможности расспрашивать Бедира уже не было: они проезжали через ворота, и мрачный Рикол спускался со своей наблюдательной площадки на стене, наполовину облаченный в доспехи, как будто опасался, что лесные варвары скачут за ними по пятам.

— Ты ранен! — он остановился, глядя на повязку на плече Кедрина, затем быстро повернулся, крича своим людям, чтобы помогли принцу Тамурскому сойти с коня и доставили в больницу Сестер.

Кедрин, выбираясь из седла, позволил лишь помогать, но оттолкнул прочь человека, который хотел поднять его, словно беспомощное дитя.

— Мне нужен проводник, а не носильщики, — огрызнулся он.

— В него попала стрела, — сообщил Бедир начальнику Высокой Крепости. — Пусть кто-нибудь проводит его к Сестрам и приглядит, чтобы моих ребят накормили. Ох, ну мы и мчались. Я немедленно с тобой переговорю, — и добавил, глядя на Кедрина: — Я приду к тебе, как только расскажу Риколу о нашей поездке.

— Орда? — спросил Рикол, не в силах сдержать любопытство.

— Поднялась, — ответил Бедир. — И даже хуже. Худощавое лицо Рикола побледнело.

— Посланец? — Он почти шептал, едва ли не в страхе.

— У тебя наедине, — быстро сказал Бедир. — Мы должны продумать нашу оборону.

Кедрин последовал за сержантом, которому Рикол поручил позаботиться о нем. Они прошли через мощенную плитами площадь и направились дальше по лабиринту переходов, пронизывавших старое укрепление. Странным казалось идти после долгих часов в седле, к великой досаде и неловкости юноши, ему пришлось несколько раз останавливаться и трясти головой, чтобы разошелся наполнявший ее туман. Кедрин коротко извинился перед заботливым провожатым и наконец позволил ему поддержать себя крепкими руками. Он был счастлив, что его ни о чем не расспрашивают: сержант думал лишь о том, как доставить раненого в палаты к Сестрам и вернуться на пост, ибо гарнизону вполне могло угрожать немедленное нападение.

Целительницы в голубых одеяниях окружили юношу, едва он переступил порог, и расступились, пропуская вперед Сестру Уинетт — с осунувшимся от заботы миловидным лицом. Хотя она и выглядела совсем молодой, но распоряжалась умело и решительно, ее приказы звучали со спокойной уверенностью и исполнялись без колебаний. Кедрина провели в маленькую келью с белыми стенами, единственное окно подтверждало, что день уже склоняется к вечеру. Душистые растения с ярко-алыми цветами свешивались из корзин на стенах, оживляя их гладкую штукатурку. Юноша заметил, что краснеет, когда с него умело сняли одежду и стали смывать все, что пристало к коже в лесу. Женщины не слушали его возражений, глядели на его нагое тело с привычным безразличием повитух или больничных сиделок. Сестры уложили на узкую деревянную кровать с приятно прохладными простынями и поспешили за дверь, когда вновь явилась Уинетт. Женщина несла поднос, на котором он увидел горшочки, стопки тряпиц и маленькие хирургические инструменты. Она поставила поднос на столик у постели и ножницами срезала повязку с его плеча.

— Как тебя ранило? — спросила она, не отрываясь от работы ножницами.

— Стрелой, — коротко ответил Кедрин, внезапно заметив, что ее светлые волосы отдают яблоневым цветом. — Отец ее вырезал. И прижег рану, он боялся яда.

Уинетт нахмурилась, изучая безобразный шрам, отметивший в остальном безупречное тело.

— Как давно?

— Два дня назад, — ответил он. — Точнее, возможно, два дня назад. Меня лихорадило, и я мог сбиться со счета времени.

Уинетт кивнула, повернувшись и встав, чтобы взять с подноса сосуд. Она брызнула оттуда три или четыре капли в чашу с водой.

— Выпей, — женщина передала ему чашу, и он благодарно улыбнулся — и тому, что она не попыталась напоить его сама, и ее заботливости.

Питье слегка отдавало горечью. Когда он осушил чашу, Уинетт мягко толкнула юношу на подушки и заглянула ему в глаза, бережно отведя пальцами веки. Пальцы ее были мягкими и нежными, а глаза синими-синими и немигающими. Что бы она ни увидела, это ее успокоило, ибо она улыбнулась, кивнув своим мыслям.

— Не думаю, что стрела была отравлена, но мне хотелось бы ее осмотреть. Это возможно?

Кедрин вспомнил, как Бедир отложил наконечник, а не отшвырнул прочь, и сказал:

— Думаю, она у отца.

— Отлично, — ее улыбка напомнила ему о летних зорях. И он снова подумал, какая жалость, что она выбрала целомудрие. — Теперь позволь мне осмотреть твою рану.

Длинные волосы мазнули по его груди, когда она наклонилась совсем близко, и юноша с новым смущением почувствовал, как что-то колыхнулось в нем, под простыней, покрывающей нижнюю часть тела. Уинетт, однако, словно бы ничего не заметила, она подышала на рану, а затем осторожно коснулась ее пальцем. Кедрин содрогнулся от легчайшего давления, а Сестра издала неясный звук. Ничего больше не говоря, она сняла с подноса горшочек и натерла опаленное место жирной мазью, затем знаком велела ему сесть, чтобы она могла наложить новую повязку.

— Тебе лучше остаться здесь на ночь. Мыться или двигать рукой нельзя. Завтра ты сможешь вернуться к себе, но приходи сюда каждое утро и не снимай повязки. Кедрин кивнул.

— А теперь, — она улыбнулась, — расскажи мне обо всем, что с вами случилось.

Кедрин рассказал, начав с того, как они шли за варварами до великого Становища, и закончив повествованием о том, как Бедир удалил стрелу. В какой-то момент его рассказа она начала хмуриться, морщинки, обозначившиеся между глаз, углубились. Да, это произошло, когда он говорил о незнакомце, которого видел так ясно.