Книга Маледикт - Лейн Робинс

— За нами наблюдают купидоны — совершеннейшие развратники, — заметил Янус.

— Ворнатти питает к ним нездоровую слабость. Заказал их во все личные апартаменты в доме, — ответил Маледикт, поморщившись при упоминании имени Ворнатти.

— Ворнатти, — выдохнул Янус, ловя руки Маледикта и прерывая ласки. — Что мы будем с ним делать? Я полагаю, ему ни с кем тебя делить не захочется. Если уж на то пошло, мне тоже. — Лаконичность фразы контрастировала с напряжением в голосе.

И опять Маледикт нерешительно замер на грани объяснения. И опять ушел в сторону — что он мог сказать в свое оправдание? Что для Миранды отречение от неоднократно повторенных клятв и торговля собственным телом — пустяки, если речь идет о возвращении Януса? Разумеется, Янус и так все знал. В итоге Маледикт неожиданно для самого себя принялся сбивчиво приводить аргументы и растолковывать Янусу, почему так должно идти и дальше, подслащая горечь слов завитками дразнящих прикосновений к соскам, пробегая пальцами вдоль ребер, забираясь во впадинку на животе, лаская пах.

— У меня нет ни собственного имени, ни средств, которые он мне пожаловал бы. Уйти от него — значит уйти лишь с тем, что мы сможем унести.

Янус накрыл ладони Маледикта своими, растягивая удовольствие, замедляя ласки так, чтобы оставалась возможность размышлять и подбирать слова.

— У меня тоже нет никаких средств, кроме тех, что я выиграл у Критоса. И мы не можем ставить тебя под удар разоблачения, как ты говоришь; и все же нужно что-то предпринять. Ты убила Критоса… — Янус откинулся назад и подложил руки под голову, молча призывая Маледикта возобновить ласки.

— Игрока, у которого была тысяча недоброжелателей, — нахмурился Маледикт. На коже Януса ему померещились отблески мечей и перьев.

— С одним-единственным стариком справиться будет несложно. Тем более что он подпускает тебя так близко к себе. — Янус стиснул зубы; Маледикт продолжал ласки, пока напряжение на лице Януса не сменилось выражением удовольствия.

— В общем, верно, — медленно проговорил Маледикт, позволяя сознанию наводниться мрачными воспоминаниями — о капризах Ворнатти, о его угрозах. Маледикт взвешивал все за и против. Перспектива завладеть деньгами казалась такой заманчивой. Маледикт задрожал, переместился выше, прижимаясь к сильному телу Януса, впитывая его уверенность, удовольствие от совместных планов.

— Есть ли смысл ждать? — спросил Янус. — Если нет…

Маледикт снова остановил его поцелуем.

Он обещал мне наследство. И я расположен это наследство заполучить.

— Тогда я не буду тебя останавливать. По крайней мере теперь, когда у тебя такой свирепый вид. Ты такой жадный, — проговорил Янус, играя черными локонами, рассыпавшимися по плечам Маледикта. — И такой чарующий. Я скучал по тебе… — Он перекатился, прижал Маледикта к кровати. — Только постарайся, Мэл, как можно быстрее вступить в права наследства.

Маледикт поцеловал Януса в губы.

— Ради тебя все что угодно. — И он задохнулся, и раздвинул ноги, перестав наконец играть привычную роль вельможи. Ощущение, что он принадлежит Янусу физически, было сильнее, чем призраки, до сих пор тешившие его волю.

Когда Янус скользнул внутрь, закрепив свои права, осталась лишь Миранда, все крепче обнимавшая возлюбленного.

— Янус, — беззвучно вырвалось из опаленного горла.

— Тише, — прошептал Янус, — моя любовь, мой аристократ, мой темный рыцарь…

Пальцы Маледикта напряглись, впиваясь в спину Януса, царапая гладкую ложбинку позвоночника между мышцами; свет газовых ламп лился, просачивался сквозь бледное золото его растрепанных волос; сверху, смеясь, успокаивая, смотрели херувимы. Веки Маледикта смежились под голубым огнем глаз Януса; Миранда потерялась в этой блаженном жару прикосновений и трений, запахов и звуков. Янус тяжело дышал над самым ухом, и на миг в его дыхании Миранде почудилось скрежетание оперенных крыльев. Она распахнула глаза, выдав мгновенный испуг за накатившее удовольствие: Янус на вершине блаженства растворился в смешении лазури, золота и бархатного голоса.

Стон перешел в беззвучный смех; светлые волосы разметались, как паутина.

— И они думают, что ты мужчина…

Миранда беззвучно пробежала пальцами вверх по груди Януса, привлекла его к себе, заставила лечь рядом, медленно восстановила маску, под которой жила.

Янус продолжал:

— Впрочем, ты всегда умела водить за нос. Помнишь, как ты заставила наших крыс притвориться уличными актерами, и, пока мы бегали и выкрикивали дразнилки в адрес горожан, вы с Роучем стащили для всех нас кучу еды.

Маледикт повернулся на подушке; его губы презрительно скривились.

— То была всего лишь жалкая картошка. Теперь у меня более грандиозные планы.

— Как же так? Разве я для тебя не все на свете? Разве теперь, когда я здесь, тебе еще чего-то не хватает? — Янус смотрел на Маледикта с вроде бы неподдельной растерянностью. — Разве мы не принадлежим друг другу с рождения и до смерти?

Маледикт хрипло расхохотался.

— Вот не ожидал услышать от тебя столь сентиментальную фальшивую чушь! Я бы сказал, что ты пьян, хотя точно знаю, что ты трезвый.

— Пьян тобой, — ответил Янус. Лукавство, сквозившее в последних красивых словах, исчезло, хотя выражение лица осталось прежним.

Маледикт коснулся побледневших губ Януса, соскользнул с кровати гладкой лентой белой плоти. Потом отдернул шторы, закрывавшие одну из стен.

Под тканью вместо внешнего мира, глядящего сквозь серебристое стекло, обнаружилась небольшая ниша с высоким узким столом. После посещения Мирабель Маледикт убрал шкатулку с ядами подальше с глаз. Он порылся среди пузырьков и извлек нечто маленькое и сверкающее.

Маледикт приблизился к Янусу и вытянул вперед кулаки, приглашая сыграть в давно забытую игру — угадать, в какой руке спрятано сокровище. В последнюю секунду, когда Янус потянулся вперед, он разжал правую ладонь, на которой лежало кольцо, не в силах вынести возможной ошибки Януса.

— Я сохранил кольцо. Критос не заметил, как оно упало. Оно — для тебя, хотя ты теперь и не такие вещицы видел. — Маледикт еще раз вгляделся в кольцо, вспоминая, как тогда, в Развалинах, решил, что к нему в руки попало настоящее сокровище. Джилли сказал, что подобные кольца часто носили во время войны. Украшения расплавляли и отливали заново, потом гравировали на них какие-нибудь фальшивые пустяки, превозносящие боевую славу и возлюбленных, оставшихся дома. Хоть теперь Маледикт и понимал, что золото сомнительного качества, а запечатленное в металле чувство сорвано с руки покойника, кольцо все еще казалось ему достойным.

Янус взял кольцо и покатал в ладонях, изгоняя металлический холод, примеряя на большой палец. Когда-то оно было ему велико — теперь едва налезало; с некоторым усилием юноша надел его на палец, уже отягощенный печаткой. Потом Янус снова снял кольцо и наклонил так, чтобы рассмотреть надпись.