Книга Нечисти - О'Санчес

– Я у тебя «тонну» брал… Вот… Ну возвращаю. Десять сотен, пересчитай пожалуйста… – Леха протянул руку за деньгами, быстро пересчитал. Хотелось сказать что-то такое язвительное, отмщающее и при этом небрежное, рожденное острым умом и силой, но мысль, застигнутая врасплох, не хотела прыгать с языка, тормозила…

– Проценты за мной, Леха, честно, у меня семь колов осталось на дорогу и все. Я понимаю, что по жизни перед тобой на счетчике, но – абсолютно пустой, эти – специально занял. – Леха опять напрягся для верности: не врет, занял, и нету больше… Какие проценты он имеет в виду? Сам на себя их накинул, что ли?

– А хочешь – «марочку», в счет расчета? А потом на днях две сотни еще добью, чтобы с процентами закончить?

– Да не нужны мне твои пр… Какую еще марочку?..

– Не кричи, пожалуйста… – Руся дернулся взглядом, вплотную наклонился к сидящему Лехе. – Обыкновенную «марочку», кисло-сладкую… Супертрипповая, испытано…

Десятки раз, от знакомых и незнакомых людей, «на халяву» и за деньги получал он предложения: «пыхнуть», «ужалиться», «подышать», «съездить за грибочками»… Один раз даже «понюшкой-дорожкой» пытались угостить… Если у Лехи и возникал при этом соблазн, то – слабенький, умозрительный, вовсе не способный справиться с тем чудовищным страхом перед наркотой, что выработался в нем под влиянием маминых нотаций и собственного опыта общения с «распробовавшими»…

А вот сегодня – вдруг согласился.

Алкоголь – тоже дурь, наркотик, но с ним сложнее. Вон дядя Петя, родитель покойный, отъявленным энтузиастом был «ентого дела», а возраст эпохами мерил, а разум и аппетит не утратил, и мышца на нем была – в качалку не ходи! Но дядя Петя вообще был по жизни монстр, если непредвзято оценивать…

– А как оно на пиво ложится?

– Никак не влияет, мухи отдельно, тараканы отдельно…

Однако и с алкоголем Леха был себе на уме: пил очень осторожно, твердо соблюдал меру в частоте и количестве, предпочитая пиво и кислый красный сушняк. Было дело – однажды, на выпускном, нализался до рвоты, досрочно завершив праздник, и мама за ним до утра убирала и ухаживала с тазиком наготове. С тех пор – нет, только чтобы по запаху от трезвого отличить…

Но не было сил возвращаться в пустой дом, где почти все по-прежнему, где кактус в последний раз еще мама поливала; и кактус этот жив-здоров и пить пока не просит. Невыносимо отгонять от себя мысли и воспоминания, пытаться заснуть, когда… Опять до утра терпеть и носом шмыгать, будто барышня бессильная! Завтра он к бабке поедет, все-таки там, в другой обстановке, эмоционально полегче будет, а сегодня как-нибудь здесь перекантуется.

Нет, ну один-то разъединственный разочек можно «двинуться» молодому перспективному колдуну из хорошей семьи?

Тьфу! Почему ее «кислотой» назвали, пакость эту?

Леха спустил воду и как ни в чем не бывало пошел в зал, где завивался дым кривым коромыслом: НЕРАЗОЧАРОВЫВАЮЩИЕСЯ долбили новый, но уже коронный свой хит «Тушеная зайка». У «Вовов» была своя фишка: они почти не пели о любви и иных человеческих пороках, предпочитая, в духе старых мастеров перестроечной эпохи, изводить слушателей своей гражданской позицией по важнейшим политическим и экономическим вопросам современности. Были они по взглядам правые, поддерживали СПС, который, себе на беду, не подозревал о существовании нежданных союзников.

Лехе нравился этот хит, и он на ходу, продираясь в свой угол, со всеми вместе подхватил припев: «Все плохо лежи-и-т! Все плохо стои-и-т!..»

Хотелось пить – и Леха угостился смородиновым соком из пивной кружки, хотелось есть – но нельзя приваживать в организм несвоевременные калории, это ложный голод, сам пройдет. Как назло – никого знакомых.

Лехино либидо уже царапнули пару раз прямые косяки в его сторону, но в дыму и полутьме не рассмотреть как следует, что там за подруги… А в эпицентр идти, танцевать – неохота, ломы…

Оп-па! А на втором этаже интересное что-то! Необычное! Леха внезапно ощутил, как сверху, в такт басам, сквозь потолок волнами, толчками пошли радость и удивление. Скорее туда! Язычок одной из волн обдал Леху с ног до головы, и он даже подпрыгнул от нетерпения, но толпы танцующих и несовершенство собственных ног не позволяли ускориться. Что в руке? Кружка в руке, ладно не помешает, сама растает постепенно…

Вот чудеса: только что позывные шли со второго этажа, вот именно из этого зала, а теперь вдруг тут… обычно. Дым, сумерки, пары танцуют. А радость-то снизу прет. Леха ринулся вниз и замер на полпути: а третий этаж он и не проверил, а обман – на то и обман, чтобы заманивать и обманывать. Ом мана мани ПУ!

Леха засмеялся и поскакал на третий этаж. Ну и ладно: отрицательный результат – тоже результат. Радость – она ведь никуда не исчезла, как родилась на первом этаже, так и растет там.

– Что, брат, на измену попал?

– Попадают на деньги… одни, а купаются в них другие… Я тороплюсь, друг, на первый этаж пора мне, к радости…

– Ну, беги. Во, блин, повело чувака, счастливый!..

Чувака повело, но это его личные наркоманские проблемы, а отнюдь не наши… Кружку надо поставить на место, и тогда никаких искажений не будет. Зря он также марочку лизал, вполне возможно, что из-за нее он не может обнаружить дерево радости, слизанная кислота его с поиска сбивает… Если только она не фальшивая… Но в любом случае это поправимо… «Вовы», быть вам монстрами рока. Быть! Быть! Да, вы синтезировали звук и цвет в одну циновку, трехмерную циновку для танцующих. Хорошо, гениальные вы мои!!!

Леха крикнул на выдохе и выдул замечательный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги. Имя тебе – Радость, пузырь! Слова вылетали изо рта у Лехи такими же разноцветными, искрящимися пузырьками, только много меньшими, чем первый, который был Радость. Однако никого из окружающих это не изумило, что в свою очередь удивило Леху. Вечер чудес, да? Кружку он собирался поставить на место… А то зазналась у него в руке. Приструню тебя, кружка! Если они не удивляются, следовательно – его крыша едет. Логично, поскольку кислота была марочной, а значит – не фальшивой. Но – прочь голые руки, надо выдуть еще одну замечательную заключительную отрезвляющую серию пузырьков… Щас!

Леха аккуратно налил сок в кружку, пытаясь отмерить ровно половину, выпил его весь, поставил кружку на пульсирующий стол, осторожно, чтобы не задеть ему зыбкий позвоночник, и начал творить заклинание… куколь по полю… (ой, растворись или отворись?), отворись… черным пламенем… белым именем…

БЫТЬ ПО-МОЕМУ!

И словно бы только освещение в зале чуточку изменилось… и больше ничего. Нет же! Еще как изменилось!

Эйфорический морок соскочил с Лехи, но не весь, – и не исчез без следа, а развернулся окрест, захватив все здание, включая полуоткрытые террасы наверху и трактир «Малинка», который был типа филиал по отношению к «Денежкам медовым» и имел отдельный вход с противоположной стороны здания.

Леха постиг! О, да, он все еще под остатками этого подлого воздействия, но они уже не властны над ним, они как легчайшая тюлевая занавесочка между ним и скучными суетливыми буднями: дунь – и исчезнет! Леха дунул, веселое мерцание осталось на месте, а изо рта длиннющей гирляндой выскочили хохочущие мыльные пузыри. Хохот и радостный визг вокруг подтвердили: морок стал всеобщим. Пляшущие соседи протягивали руки, тыкали пальцами – в пять секунд от пузырей и следа не осталось.