Книга Последняя черта - Семён Кожанов

— Я сегодня ночью малость пошалил в соседнем районе — расстрелял из пневматика шестерых подростков, — выдал я свою версию происшедшего. — Одного из сегодняшних нападавших я узнал — он был среди вчерашних упырей.

— А! Ну тогда понятно! А чего с малышней не поделили, что они решили за оружие взяться?

— Да хрен его знает, что со шпаной делается! Они ночью от меня заслуженно получили — за дело. Нет чтобы забиться в норы и зализывать раны, они, вон — решили реванш взять!

Действительно, поведение уличной шпаны было не совсем понятным. Неужели они так сильно на меня разозлились, что, увидев мою машину у себя в районе, решили во что бы то ни стало расквитаться со мной? Обычно «шакалы подворотен» уважали силу и понимали, что если их не испугались и дали отпор, то с этим человеком лучше не связываться.

Через двадцать минут блуждания по городу машина, ведомая Виктором, заехала во двор интерната. Здесь царило непривычное для столь позднего времени суток оживление — рядом с главным корпусом интерната стояла большая стопка картонных коробок, а по двору сновали дети и подростки разного возраста — полным ходом шла бурная подготовка к срочному отъезду.

На дальнем конце двора горел одинокий фонарь и мелькал штык лопаты, выкидывающий землю из ямы — кто-то копал яму. Подъехав ближе, я увидел, что яму копал Енот, друг убитого Сани Хорошко. Яма была почти готова. Енот выкопал ее на полтора метра вглубь. Рядом с насыпью земли лежало завернутое в брезент тело.

— А что, гроб не смогли купить? — тихо спросил я у Гены, сидящего рядом с телом.

— Все гробы только под заказ, а с витрины не захотели продавать, — так же тихо ответил Гена.

Вместе с Виктором Патроховым мы разгрузили «Хонду» — вытащили из нее вещи, полученные в охотничьем магазине. Сумки и кейсы с винтовками я отнес в свою комнату. После того как я отдал ключи от своих квартир Карабасу, мне придется жить в интернате. С учетом последних событий это даже к лучшему — чем больше людей меня будет окружать, тем в большей безопасности я окажусь.

Разобрав вещи, которые мне приготовил Векшин, я аккуратно разложил все в ящиках шкафа. Подгонкой обмундирования и амуниции я займусь позже, завтра, когда будет больше свободного времени. Сейчас я достал кейсы с винтовками и, поставив их на стол, открыл оба.

Оружейные кейсы были сделаны, как показывают в фильмах жанра «экшен», — серый поролон, в котором вырезаны гнезда для деталей винтовки, запасных магазинов и оптического прицела. Карабин «Тигр», который на самом деле был не чем иным, как снайперской винтовкой Драгунова. Нет, конечно, «Тигр» — это лишь модификация СВД, в гражданском исполнении, у него укорочен ствол и изменена нарезка резьбы ствола. Но… То, что было в кейсах, было как раз винтовками Драгунова. От стандартной армейской снайперской винтовки то, что лежало передо мной, отличалось тем, что было изменено ложе, приклад и крепление оптического прицела. Также отличался и оптический прицел, он был намного массивнее и современнее стандартного. Главное, чтобы прицел и винтовка были пристреляны друг с другом. А то навешают крутую оптику на обычный охотничий карабин типа СКС, а потом удивляются, почему пуля попадает совсем не туда, куда указывает перекрестье прицела.

Собрав винтовку, я пристегнул прицел и посмотрел в окно через него. Просветленная оптика приблизила дальнюю сторону двора, и мелькающий штык лопаты оказался, как под объективом микроскопа. Ложе винтовки и приклад приятно лежали в руках, касаясь кожи шершавой поверхностью специального пластика.

Так, с одной винтовкой на плече и с двумя кейсами в руках, я вышел во двор и там отдал все это Гене. Геннадий удивленно посмотрел на кейсы и ничего не сказав, унес винтовки в мастерскую, которую мы выбрали для склада с оружием.

Через пару часов, когда все движение во дворе интерната прекратилось, мы приступили к захоронению тела Александра Хорошко. Тело, завернутое в брезент, осторожно опустили на дно ямы. После того как яму засыпали землей, я, Гена, Витя, Ветров и Енот выстелили по три раза из автоматов в воздух — это был прощальный салют для первой жертвы в этой еще не наступившей войне! Рядом с могильным холмиком стоял Василий Серов, его поддерживал за плечо Владимир, который оставил для присмотра за квартирой — почтовым ящиком вместо себя несколько подростков из интерната.

Рядом с братьями Серовыми образовалась большая группа парней, примерно человек двадцать, все они в прошлом были воспитанниками интерната, некоторые выпускались в один год с похороненным Хорошко. Многие из тех, кто сейчас стоял, рядом с могилой, держали в руках зажженные свечи. Посмотрев на темные окна спального корпуса интерната, я увидел, что в них горят десятки маленьких едва заметных огоньков. Дети и подростки стояли возле окон и провожали в последний путь одного из своих. Стая прощалась с волчонком, который погиб, так и не успев окрепнуть и стать матерым волком.

После похорон все, кто стоял возле могилы, ушли в актовый зал интерната. Там, разлив водку по стаканам, помянули Хорошко. После поминок устроили первый военный совет. Сначала сообщили всем присутствующим самую главную новость о том, что нас ждет в ближайшем будущем. Для многих это стало потрясением. Сейчас в зале находились в основном молодые парни в возрасте от семнадцати до двадцати пяти лет. Все были выпускниками интерната. У некоторых из них уже были семьи, таких в первую очередь интересовало, как обезопасить своих близких. Выход был только один — срочно вывозить всех на российскую сторону Керченского пролива.

Назавтра был назначен общий сбор всех, кто имел хоть какое-то отношение к интернату: бывшие и нынешние воспитанники, их родственники и друзья. Должно было собраться не меньше пятисот человек, очень многие приезжали из других городов Украины и даже стран. Тем, кто сейчас находился на службе в вооруженных силах Украины, были высланы срочные телеграммы с известием, что у них умерли близкие родственники и требуется срочное их присутствие.

Пока парни под руководством братьев Патроховых, работали над планом города, я писал речь для Вовки Серова. Завтра, на общем сборе, он должен был сказать что-нибудь торжественное и проникновенное, что-нибудь такое, чтобы все, кто был в зале, были готовы отдать свои жизни. Сам Вовка не понимал, почему я не хочу выступать перед такой большой аудиторией, ведь у меня и речь была поставлена лучше, а во время беседы я мог с легкостью импровизировать и быстро находить ответы на любые, даже самые провокационные вопросы. Но выступить завтра с трибуны означало только одно — взять на себя командованием отрядом, а вот этого мне хотелось меньше всего. Во-первых, это большая ответственность, а во-вторых, большая опасность не только для меня, а в первую очередь для моих близких. Найти мою семью, которая сейчас находится в Сибири, у родственников жены, не составляло особого труда. Именно поэтому я не хотел выходить на свет, а планировал оставаться в тени как можно дольше.

Через несколько часов мне было пора ехать в квартиру, которую Кружевников использовал как почтовый ящик. Взяв с собой для прикрытия Гену и Ветрова, мы, загрузившись в зеленую «копейку», поехали на улицу Буденного, дом 19. Ночью в спальном районе царила полная тишина. Все-таки два часа ночи. Машину мы бросили на другом конце двора. Ветров остался в машине, двигатель которой не глушили. К нам в машину сели двое пацанов, которых Серов-младший оставил вместо себя для наблюдением за квартирой. В квартиру я пошел один, Гена остался на улице, прикрывая меня. Дверь нужной мне квартиры была плотно прикрыта. Потянув за ручку, я открыл дверь и осторожно проскользнул внутрь. Света, который проникал через неплотно прикрытые жалюзи, было достаточно, чтобы не натыкаться в темноте на предметы интерьера. Хотя, по большому счету, натыкаться особо не было на что. В квартире царило спартанское убранство в стиле — «минимализм». Двухкомнатная квартира, в которой из мебели были: кровать и шкаф — в одной из комнат и стол и три стула — в другой комнате.