Книга Везунчик Джим - Кингсли Эмис

Диксон сунул бумаги в одолженную Баркли книгу и развернулся — лишь для того, чтобы на грохот за спиной среагировать резким подпрыгом. Патлы Уэлча развевались; сам Уэлч, сгруппировавшись, как форвард, толкал дверь в направлении, противоположном правильному. Диксон молча наблюдал, предоставив лицу сколько влезет складываться в павианью гримасу. На удивление скоро Уэлч с Божьей помощью осознал свое заблуждение и принялся тянуть уже заклинившую дверь на себя. Регби сменилось перетягиванием каната, доблестный форвард — дохляком из тех, кого ставят в самый хвост и на кого потом вешают поражение. Внезапно дверь уступила, Уэлч потерял равновесие и стукнулся затылком об угол. Диксон заторопился прочь, насвистывая песенку про Уэлча, на сей раз в замедленном, приближенном к литургии темпе. Если бы не подобные эпизоды, давно бы сорвался, как пить дать сорвался бы.

Глава 18

— Что ж, Диксон, вы отлично справились, — изрек Уэлч семь часов спустя. — Заполнили все лакуны в самом что ни на есть… ни на есть… В самом деле справились. — Уэлч с секунду алчно смотрел на записи, и вдруг подозрительно добавил: — Кстати, а что вы делаете?

Диксон как раз держал руки за спиной и делал пальцами различные фигуры.

— Я? Я только… — заюлил он.

— В смысле что вы делаете вечером? Я подумал, вы не откажетесь поужинать у меня.

Диксон и без того убил день на «лакуны» — дома ждала «Милая Англия», — но позволить себе такую роскошь, как отказ, он не мог, и произнес с максимальной поспешностью:

— Конечно, Профессор. Огромное спасибо. Буду счастлив. Вы очень добры.

Уэлч кивком изобразил удовольствие и собрал бумаги, намереваясь уложить их в «рюкзачишко».

— Полагаю, завтра вечером все пройдет гладко. — Уэлч разразился улыбкой сексуального маньяка.

— Конечно, Профессор. Где будет лекция?

— В клубе Историко-антикварного общества любителей древностей. Право, вопрос меня удивляет — неужели вы не видели афиш? — Уэлч подхватил «рюкзачишко» и нахлобучил зюйдвестку. — Что же вы стоите? Идемте. Поедем на моей машине.

— Чудесно, Профессор.

— Должен заметить, любители древностей — очень благодарные слушатели, — с чувством произнес Уэлч уже на лестнице. — Выступать перед ними — одно удовольствие. Такие внимательные, такие… благодарные, и всегда в конце задают вопросы. Разумеется, в клубе главным образом жители города, но состоят там и лучшие из наших студентов. В частности, молодой Мики. Многообещающий юноша. Кстати, вам удалось заинтересовать его своим новым факультативом?

Мики, вспомнил Диксон, в последние дни что-то затаился — явно не к добру.

— Удалось, Профессор. Он готов у меня заниматься, — отвечал Диксон, очень надеясь, что данное доказательство его способности «заинтересовать многообещающего юношу» ему «зачтется».

— Очень, очень многообещающий юноша, — развивал мысль Уэлч. — Внимательный. Ни одной лекции в Историко-антикварном обществе не пропускает. Пару раз я имел с ним беседу. И пришел к выводу об изрядной общности наших взглядов.

Диксон сильно сомневался насчет общности взглядов Уэлча и Мики — кроме разве что взглядов на его колледжские перспективы; впрочем, рассудив, что профессиональная этика удержит Уэлча от озвучивания этой «частности», а любопытство проявить надо, спросил:

— В какой сфере, Профессор?

— Нас, Диксон, объединяет трепетное отношение к английской традиции; определение, как вы понимаете, условное. Полагаю, Мики больше склонен рассматривать английскую традицию в философском аспекте, в то время как меня занимает аспект культурный, во всей широте этого понятия; однако общность взглядов налицо. Я все чаще задумываюсь, как символично, что в последние несколько лет мой интерес к английской традиции только крепнет, в то время как моя жена… Я всегда считал ее в первую очередь европейкой, в основном смысле этого слова, и только во вторую — англичанкой. Для нее, с ее-то сугубо континентальными взглядами — пожалуй, в определенных аспектах даже галльскими взглядами, так вот, вещи, столь важные для меня — например, английские социальные и культурные явления, с неким, я бы даже сказал, уклоном в прошлое, а также ремесла и тому подобное, традиционные способы проведения досуга, — для нее, стало быть, это только аспект, правда, очень интересный аспект, но не более чем аспект… — Здесь Уэлч заколебался, будто подбирая подходящий термин. — Род аспекта развития западноевропейской культуры, если хотите. Ярче всего это проявляется в ее отношении к понятию государства всеобщего благоденствия; крайне удачно, что проблему можно рассмотреть в более широкой перспективе, как вы, пожалуй, сказали бы. Миссис Уэлч, в частности, не согласна, что, если людям не надо будет трудиться…

Диксон, давным-давно сделавший собственные выводы о миссис Уэлч, благополучно пропустил мимо ушей характеристику Уэлчем ее политических взглядов, ее отношения к «так называемой свободе образования», ее поддержки карательных видов наказания, ее страсти к чтению соображений англичанок по поводу мыслей и чувств парижанок. Собственные мысли и чувства были заняты аспектом под названием «Маргарет». Диксон не представлял, как выдержит встречу с ней; образ Маргарет, полдня терзавший Диксона в городской библиотеке, теперь, когда встреча надвигалась, совсем распоясался. Вдобавок придется иметь дело с Бертраном и миссис Уэлч; впрочем, по сравнению с Маргарет это мелочи. А еще там будет Кристина; ее Диксон также видеть не хотел, и дело было не в ней самой, а в том, что проблемы с Маргарет упирались в нее. Нужно каким-то образом показать Маргарет, что она не совсем одинока; нет, конечно, Диксон сам себя удержит от прежних отношений, обязательно удержит, однако найдет способ убедить Маргарет в своей постоянной поддержке. Легко сказать: найдет. Как его найти?

Чтобы отвлечься, Диксон стал смотреть в окно (они подъехали к перекрестку, Уэлч сбавил скорость до черепашьей). На тротуаре стоял толстяк, в котором Диксон узнал своего парикмахера. К этому человеку он испытывал глубокое уважение, во-первых, за впечатляющий экстерьер, во-вторых, за раскатистый бас, в-третьих, за непревзойденный запас сведений о королевской семье. На расстоянии нескольких ярдов от парикмахера, возле почтового ящика, остановились две вполне симпатичные девушки. Парикмахер уставился на них, сцепив руки за спиной. Меж пухлых щек заиграла плохо скрываемая плотоядная ухмылка; словно угодливый администратор магазина, парикмахер двинулся к девушкам. Уэлч нажал на газ, изрядно потрясенный Диксон быстро переключил внимание на противоположный тротуар, за которым шла игра в крикет, и подающий намеревался подать. Отбивающий, еще один толстяк, собрался ударить по мячу, промазал и получил мячом в пузо. Прежде чем крикетное поле скрыла высокая живая изгородь, Диксон успел увидеть, как толстяк согнулся вдвое, а охраняющий воротца побежал вперед.

Далеко не уверенный насчет смысла этих двух эпизодов — с равной степенью вероятности они могли иллюстрировать и скоропостижность кары Господней, и Господню тенденцию ошибаться целью, — Диксон ни минуты не сомневался в масштабах собственного отчаяния, ибо дошел до ручки, то есть стал слушать то, что говорил Уэлч. Уэлч говорил «однако самый впечатляющий факт», и на секунду Диксону захотелось схватить гаечный ключ, что валялся на приборной панели, и заехать Уэлчу по затылку, в район мозжечка. Он знал, чем Уэлча впечатлить.