Книга Bang-bang. Бэнг-бэнг - Мацуо Монро

— Выпей, — протягивает бутылку Такэо. — Это с непривычки.

— Пошел ты, — отвечаю, но бутылку беру и делаю несколько глотков.

Дрожь не унимается. Я потираю онемевшие от наручников запястья. Я обхватываю плечи руками. Я пытаюсь припомнить хоть какой-нибудь дерьмовый факт из биологии, геологии, астрономии или ботаники, но ничего не приходит на ум. Перед глазами стоит то, что я увидел, когда зашел в эту чертову комнату.

— Знаешь, когда-нибудь я тебя убью… — говорю. — Не знаю, скоро или нет, но убью обязательно.

Такэо хмыкает, достает из кармана телефон и набирает номер. Ждет какое-то время, потом нажимает на сброс.

— Ну что, поехали? Все готовы? — спрашивает он.

Никто не отвечает. Наглотавшаяся таблеток Муцуми сидит в отключке, Юрико задумчиво смотрит в окно. Она даже не слушает свой плеер. Просто сидит и смотрит в темноту.

Такэо выжимает сцепление, и мы продолжаем свое движение на запад по шоссе №***. К какой-то неизвестной мне цели.

Глава 19

— Ты знаешь, что люди научились убивать себя задолго до того, как покорили огонь? — спрашивает Такэо.

Снова дежа вю. Однажды виденное. Ничего не меняется, все идет по кругу. Та же машина, тот же сизый дым от короткой толстой сигареты Camel в зубах Такэо, те же разговоры. Муцуми с Юрико дремлют на заднем сидении. Я им завидую, они не слышат разглагольствования этого парня.

— На самом деле. Поначалу самоубийство не одобрялось — этот поступок наносил ущерб общине. Потом стало проще. Самураи вспарывали себе животы, поспорив о том, у кого красивее меч… После того, как мы стали оглядываться на Европу и принялись вкалывать, как одержимые, на благо страны, количество самоубийств свелось к минимуму. Сейчас мы снова переживаем эру суицидов. По статистике, самоубийство почти во всех развитых странах стоит на третьем месте после смерти от старости и смерти от несчастного случая. Как тебе такое? Войны, эпидемии — все то, что в прошлом, являлось основными причинами гибели людей теперь не попадают даже на призовое место.

Он открывает окно и выбрасывает окурок. В салон врывается свежий ночной воздух, пахнущий морем. Мы огибаем справа город Хатинохе. Океан совсем близко, если остановиться и заглушить двигатель, можно будет услышать его рокот…

— Каждый год двадцать пять тысяч японцев убивают себя. Количество попыток — в семь раз больше. Кроме того, как правило, статистика самоубийств сильно занижена. Считаются только явные случаи…

— Вроде Рэя? — спрашиваю я.

— Да, — кивает Такэо. Лицо у него абсолютно серьезное. — Так что можно смело умножить двадцать пять тысяч на два. Это эпидемия. Даже больше — тенденция… Знаешь, почему так происходит?

Вопрос риторический. Я демонстративно зеваю.

— Мир стал слишком большим для человека. Нам кажется, что мы его контролируем благодаря атомной энергии, электричеству, беспроводным сетям и прочей чепухе. Но, на самом деле, все наоборот. Мы всего лишь винтики гигантской машины… Несмотря на крики борцов за права человека, человеческая жизнь обесценивается с каждым днем. Нас слишком много, мы все почти одинаковы… Исчезновение одного винтика никого не волнует, потому что на его место тут же встанет десять. И каждый винтик постепенно начинает по-настоящему в это верить и переосмысливать ценность собственного существования.

Все это я слышал уже не раз. И был с этим согласен. Не будь Такэо таким мерзавцем, мы могли бы славно поболтать на эту тему. Но оправдывать обыкновенное убийство такими вот объяснениями — занятие бесполезное. Грязная правда лезет изо всех щелей…

А он продолжает:

— Мы живем слишком легко. Раньше при родах выживала в лучшем случае половина младенцев. А до возраста, когда парню завязывали самурайский узел, добиралось процентов тридцать… За жизнь приходилось постоянно бороться, потому она казалась более ценной. Тем, что дается тебе даром, ты вряд ли будешь дорожить. Так и получается с нами. Жизнь обесценилась и в этом смысле. Или, если сказать иначе, спокойная безопасная жизнь привела к тому, что у современных людей подавлен инстинкт выживания…

— Тебе еще не надоело? — спрашиваю я.

— Просто хочу, чтобы ты понял одну важную вещь, которая позволит тебе иначе взглянуть на то, что происходит между мной и теми, кого ты называешь моими клиентами.

— Ты их просто убиваешь, вот и все. Как видишь, ничего сложного нет.

— Слушай дальше, — невозмутимо говорит этот сукин сын. — Но и девальвация жизни — еще не все. Средства массовой информации — самый главный враг современного человека — навязывают нам некий стандарт жизненного успеха, и несоответствие такому стандарту воспринимается каждым придурком как трагедия. Теперь вспомни про дешевизну отдельной человеческой жизни как в обществе, так и в сознании конкретного человека. И ты получишь девчонку, которая вешается из-за плохих оценок в школе.

— Девчонка вешается не из-за плохих оценок, а из-за того, что рядом вертятся такие сволочи, как ты…

— Ну-ну… Между прочим, я такой же продукт нашего общества, как и ты. Винтик, который выполняет свою функцию. Если принять идею, что в нашем прекрасно устроенном мире не бывает ничего лишнего, я — необходимая деталь.

— Это называется избегать ответственности.

— Называй как хочешь, — он пожимает плечами. — Вряд ли твои ярлыки что-то изменят в сути вещи. Если назовешь чашку цветком лотоса, из нее все равно можно будет пить чай. Вернемся к самоубийствам. Все, что я тебе рассказал, — это мнение психологов и социологов. Хочешь знать мое?

— Нет.

— Мы просто таким образом пытаемся избежать перенаселения и последующего вымирания всего вида. Развитие медицины, пацифизм, права человека — все это путь в бездну. Человек убивает себя, чтобы спасти вид, Котаро… Хотя сам думает, что это из-за несчастной любви. Просто работает механизм регуляции численности. Сознательно мы подавляем его работу. Новые вакцины, антивоенные демонстрации, армии психологов, законодательство, в котором уже плохо разбираются даже профессионалы… Все это существует для того, чтобы приостановить работу механизма регуляции численности особей в стае. Но этот механизм не такая штука, которую можно включать и выключать, когда вздумается. Он все равно действует… Не надо забывать, что мы обыкновенные животные, хотя и летаем в космос. Не надо думать, что если мы научились лечить грипп, инстинкты перестают руководить нами. Да, с точки зрения отдельного индивида, я, возможно, поступаю не очень хорошо. Но если говорить о человеке как виде, я вношу свой скромный вклад в спасение человечества от демографической и экологической катастрофы.

Я оборачиваюсь и вижу, что Юрико уже не спит. Она невидящим взглядом смотрит куда-то вперед. Не знаю, слышит она философствования Такэо или нет, но лицо у нее такое, будто она увидела Кролика.

Мы летим вдоль берега. Ночной океан равнодушно плещется в километре от нас. Какое ему дело до четырех высокоразвитых обезьян, засунутых в металлическую коробку, сделанную другими высокоразвитыми обезьянами.