Книга Отступник - Елена Долгова

Шура стоял неподалеку, рассматривая на своем коммуникаторе фрагмент карты. С его лица до сих пор не сошло злое, напряженное выражение. Он жевал то ли щепку, то ли спичку и часто тыкал по клавишам невпопад.

— А, это ты…

— Ну да, я.

Значит, что тебе сказать… По правилам, если ты действительно боец «Долга» Морокин, мне тебя нужно расстрелять. А если ты не боец «Долга» Морокин, а неизвестный наемник из команды какого-то там вольного Лунатика, то спасибо за помощь, плату получит твой наниматель, может, и с тобой поделится.

— Все?

— Все.

— Ты что, до сих пор уверен, что я виноват?

— Знаешь, Серега, просто я в этом не хочу разбираться, дело тут липкое, темное и чужое. В нашем мире все проще — или ты враг, или ты свой. Ну, в крайнем случае — нейтральный прохожий. А четвертого варианта не бывает, не нужен тут никому этот четвертый вариант.

Шурка глядел зло. Он заметно и не в лучшую сторону изменился после нашей последней встречи.

— В общем, раз своим быть не можешь, тогда выбирай — или ты прохожий, или ты враг. Не помоги вы нам сегодня со снайпером, я бы с тобой и разговаривать не стал. Крылов еще так-сяк, он мужик отходчивый. А вот Ремезов сволочь злопамятная. Мне ссора с Ремезовым ни к чему.

Шурка смотрел в сторону, испытывая, видимо, некоторое подобие приступа совести.

— Не злись, тут ничего личного, — добавил он наконец. — Если ты это дело сам разрулишь, я только рад буду.

Волобуенко подошел ближе, хмуро слушая наш разговор. Он стоял, большой и сутуловатый, стащив с себя перчатки и шлем и не обращая внимания на нечастые потрескивания детектора. За короткие прошедшие недели хирург тоже успел перемениться. Он осунулся, седины на висках стало больше.

— Еще приказы будут? — обратился он к Шуре.

— Двоих раненых отправляем назад, с ними восьмерых сопровождающих, остальные на Лиманск, на соединение с нашими. Кстати, как там у Лиса и у Прохорова?

— С Прохоровым сейчас все ясно — жгут, наркотики, операционный стол, инвалидность. Для нас он потерян, возможно, навсегда. Лис жить будет, на аптечке дотянет, может быть, даже сам пойдет, — отозвался Волобуенко. — А с этими ребятами что? Перевязывать?

Хирург показал в сторону раненых боевиков «Свободы».

— Да ну их к хреновой матери! — внезапно взорвался Шура. — У нас из-за них «два места холодного груза», Прохоров покалечен, Лиса чуть не порешили, а ты собрался на эту сволоту бинты тратить. Иди отсюда, Волобуенко, куда хочешь, вот, за Лисом присмотри, не доводи меня до греха…

— Бросишь их как есть?

— Ага, щаз… брошу, я сейчас их так брошу…

Шура сплюнул вместе с кровью щепку, которую держал в зубах, передернул затвор, подошел к крайнему из «свободовцев» и выстрелил ему в висок.

— Все равно бы снорки сожрали…

Лунатик, оцепенев, смотрел, как Шура добивает следующего раненого.

Это было не по правилам. Точнее, не по правилам в том, другом, оставленном и полузабытом нами мире, который назвался Большая земля. В Зоне нет законов. В ней нет привычной морали. В ней нет места жалости. Зона спишет все. Я это понимал. Я сам собирался расстрелять пленного снайпера на «Янтаре». Понимал заодно и то, что у группы Шуры не нашлось бы ни сил, ни возможности, отбиваясь заодно от мутантов, тащить на горбу никому не нужных «свободовцев».

— Ты чего вылупился, а? — заорал Шура, но на меня, а вовсе не на Лунатика, который действительно не отрывал от него черных, расширившихся зрачков. — Интересно тебе, мудак, да? Может, помочь хочешь? Да? Тогда давай, не тяни! Пристрели оставшихся. Тебе своих предавать все равно что водки тяпнуть…

Вот после этих последних слов я его и ударил.

Ударил я его так сильно, что Шура отлетел на пару шагов и, споткнувшись о кочку, свалился навзничь. Оброненный пистолет тут же подобрал Лунатик, а то бы мой бывший товарищ точно бы меня пристрелил.

— Ах ты, сучара, — пробормотал Шура, вставая.

Он быстро вынул нож, а нож у него был хороший, отлично сбалансированный и заточенный профессионально. Мешала Шурке разве что избыточная злость, которая лишала его сообразительности. Он лез на меня так, будто верил в собственное бессмертие, а я не хотел его убивать. Мы крутились, он — наступая, я отбиваясь, краем глаза я видел напрягшиеся скулы Лунатика, который замер с пистолетом навскидку. Он слишком хорошо знал меня, чтобы лезть под руку, и одновременно был готов в любой момент спустить курок. Прикончи мы сейчас Шуру, дела с Крыловым навсегда зашли бы в тупик, но в драке об этом не думаешь.

— А ну, прекратить! — заорал внезапно подоспевший Волобуенко. — Кто успеет последним, того лично пристрелю. Тебя, Шурка, несмотря на свежий чин, это тоже касается. Сопляки вы оба передо мной.

Пока мы дрались, хирург исчез с места действия, а потом вернулся с дробовиком в руках и сейчас, не стесняясь, навел его на нас. Мой противник, помявшись, убрал свой «Скиф» в ножны на поясе, и только тогда его примеру последовал я. У Волобуенко было очень красное лицо и бешеные глаза.

— Борцы с заразой Зоны, мать вашу! Герои хреновы! Куда вам переться мир спасать, вы и друг с другом-то поладить не можете.

Я не стал спорить с ним и отошел. Лунатик тем временем оттащил двух расстрелянных «свободовцев» в сторону, поискал, чем их прикрыть, но ничего подходящего, кроме веток, не нашлось.

Экса был жив и, что еще хуже, в сознании. Он видел все, запомнил все, смотрел не отрываясь, и этот взгляд жег меня будто кислотой. Находись мы сейчас на Большой земле, тех расхождений во взглядах, которые существовали между мною, Шурой, Эксой или Волобуенко, не хватило бы даже для хорошей драки. В Зоне их хватило на то, чтобы только пристрелить двоих раненых.

Я взял свою аптечку, а потом и аптечку Лунатика, начал перевязывать выживших «свободовцев», сначала Эксу, потом того, другого.

— Вообще-то Шура отчасти прав, — хмуро сказал Волобуенко. — С собой их никак не взять — живыми не дотащим, а на месте оставлять — ночью или снорки, или собаки порвут, а это похуже пули.

— Не заморачивайся, я им нейтралов по рации вызову.

— Вызывай. Но эти двое, если выкарабкаются, не факт, что при случае с тобой же не расквитаются…

Врач был прав. Но у меня уже не было пути назад. Группа Шуры ушла через полчаса, меня с собой они, понятное дело, не звали, я и не навязывался, но с Лисом, улучив момент, поговорить все-таки подошел.

Он сидел, прислонившись спиной к дереву, и выглядел сносно, хотя повязка на голове уже отчасти набралась кровью.

— Ничего, врач уверяет, жить буду, — буркнул он довольно оптимистически. — Кстати, видел я издали, как ты Шурке в рожу дал.

— За дело дал. Нечего было язык распускать.

— У Шурки не только язык. У него приказ был — тебя при встрече на месте, если что, расстрелять. До «Агропрома» не конвоировать и даже не допрашивать и, уж конечно, не разговаривать по душам.