Книга Охотник - Виталий Бодров

Сижу, закрыв глаза, лук на коленях. Тварь наблюдает за нами, я в этом уверен. Пусть думает, что я сплю, лучше для нас, если нападет сейчас, когда я готов.

Нечто с крыльями не торопится, сидит на крыше соседнего дома. Ничего, я не тороплюсь, охотник должен уметь ждать. Я – умею. Мои нервы не дрожат, как натянутая тетива, я спокоен и расслаблен. Не боюсь опоздать, едва тварь соберется напасть, я тут же почувствую.

Так и сидим, долго, очень долго – я на полу, ночной гость на крыше. Оба настороже, готовы к схватке, которая для кого-то одного может оказаться последней. Кто бы ни сидел там, на крыше, ждать он умеет. Достойный противник, настоящий охотник, уважаю. И не боюсь, нисколечко не боюсь. Это моя жизнь, сколько раз приходилось сидеть вот так в засаде и ждать, пока противник проявит себя либо охотником, либо дичью. Третьего ведь не дано, либо – либо.

Времени не существует сейчас. Только игра, где никто не хочет делать первый бросок. Кто начинает – тот проигрывает, не всегда, но достаточно часто, чтобы это стало правилом. Я – охотник. Я – умею ждать.

И только когда тварь поднимается в воздух и неслышно исчезает в предрассветной тьме, я понимаю, что отдежурил не только за себя, но и за Медвежонка.

Глава 26

Поднимаю всех (включая господина Излона и исключая Релли) пинками. Я не в настроении, азарт ожидания поединка сходит на нет, наваливается усталость. Чувствую себя разбитым, как старый глиняный горшок, раздражает буквально все, от мрачных стен мертвого дома до сонных лиц спутников. Эльф бормочет что-то спросонок о грубости и бесцеремонности всего рода людского, за что получает второй пинок, более чувствительный. Чтобы врать неповадно было. Вовсе мы, люди, не грубые и не бесцеремонные, просто очень чувствительны к разного рода несправедливости. Особенно к той ее разновидности, которая позволяет остроухим сладко похрапывать, когда кое-кто (куда более заслуживший сон) чутко стоит на страже.

Оставляю в покое эльфа, принимаюсь за Медвежонка. И почти сразу (пинков после десяти) оставляю в покое. Потому что чувствую – еще немного, и я его просто убью. А он все равно не проснется.

Раздражение перерастает в бешенство, усилием воли беру себя в руки. Убивать Медвежонка нельзя, нежить кровь за версту чует. Однако я знаю куда более действенный способ поднять его на ноги. Разворачиваю завернутый в широкий лист погребца кусок мяса и начинаю с хрустом жевать. Если Медвежонка в Руине прикончат, я попробую его этим методом оживить. Двух мгновений не проходит, а он уже на ногах и ищет сонным еще взглядом что-либо съедобное. А ведь спал так крепко, что мертвецы здешние только позавидовать могут.

– Что с тобой, Барго? – удивленно спрашивает Релли.

Она достаточно проницательна, чтобы заметить кривизну в моем настроении. Да еще мысли читает, чтоб ее!

– Не выспался, – мрачно говорю я, но девчонку не проведешь.

– Что-то случилось? – спрашивает она.

– Все хорошо, госпожа ректорша, – раздраженно бросаю я.

Сейчас она обидится (просила ведь!) и оставит меня в покое. Ага, разбежался. Релли читает меня, как открытую книгу. Даже лучше, потому как книги для меня – темный лес.

– Рассказывай, – говорит она таким тоном, что отказаться не смог бы даже Рив.

Впрочем, насколько я знаю брата, он бы и не пытался. Не в его привычках отказывать красивым девушкам в чем бы то ни было.

Рассказываю о ночном госте в полной тишине, даже Медвежонок чавкает почти беззвучно. Настоящее чудо, в сравнении с ним Огненный Потоп – тьфу.

– Вампир? – неуверенно предполагает господин Излон.

Просто для затравки, прекрасно понимает, что никакой не вампир это был. Да, умеет в летучую мышь превращаться, но ночной гость был всяко крупнее нетопыря, а главное, нежить внутреннее зрение не засекает.

– Скорее крылан, – задумчиво говорит Релли.

Кто такие эти крыланы, я смутно представляю. Вроде человек с крыльями, но они ж на островах живут и в наших краях сроду не бывали.

– Крыланы ночью не летают, – спорит эльф.

– Я знаю, – спокойно отвечает Релли. – Но крыланы жили здесь до Потопа, целый род ушел с островов и поселился…

– В Руине, – торопливо подсказываю я, чтобы она не назвала древнюю столицу ее прежним именем.

– Именно, – соглашается девушка. – Я предполагаю, что Потоп изменил летунов, как изменил зверей Священного леса.

– Как изменил весь мир, – соглашается эльф. – Да, такое возможно.

– Живому существу трудно найти в Руине пропитание, – возражает господин Излон.

– А крылья на что? – фыркаю я. – Сплел себе гнездо на вершине какой-нибудь башни, яйца отложил и полетел себе охотиться куда подальше.

– Крыланы не откладывают яйца, – поправляет Релли.

– Неужто настолько изменились? – фальшиво удивляюсь я.

Воля ваша, но так хотелось сказать гадость, не утерпел.

– Это мог быть дракон, – задумчиво говорит эльф. – Насколько я знаю, их Потоп не изменил. Магия им не страшна, развалины они любят, любители золота на дармовщинку в Руину носа не кажут – отчего б не поселиться?

– Возможно, – соглашается Релли. – И бесхозных сокровищ полно. Да, ты прав, это мог быть и дракон, им темнота не помеха.

– Или дарк летунга, – неожиданно вставляет господин Излон, напоминая, что он здесь главный специалист по нежити.

– Пусть лучше это летунг будет, ладно? – не выдерживаю я. – Только дракона нам не хватало для полного счастья!

– Драконы, они того… прожорливые, – добавляет Медвежонок.

– Ты да он – две угрозы нашим припасам, – фыркаю.

– Вот я и опасаюсь, – бурчит Медвежонок, тянется за новым куском мяса и получает по рукам.

Выходим на улицу. Странно, кажется, я начинаю привыкать к Руине. К этой ее проклятой тишине, к мертвым, слепым окнам, к безжизненным, давно забывшим своих хозяев домам… Нет, привыкнуть к этому невозможно. Просто я засыпаю на ходу, и мне все это безразлично. А ведь когда эльф будил меня на дежурство, казалось, что я неплохо отдохнул. Ощущение такое, что это место высасывает из меня жизнь, пьет ее по капле, как пьянчужка тянет в трактире купленную на последнюю медяшку кружку пива. Неспешно, с опаской, постоянно глядя, как живительный напиток убывает прямо на глазах. И с отчаянием, с пониманием того, что эта кружка – последняя.

Внутренняя стена, отделяющая Нижний город от Верхнего, кажется, не пострадала вовсе. Не сравнимая с внешней стеной ни высотой, ни мощью, она тем не менее устояла. И теперь является неодолимым препятствием на нашем пути.

Следы штурма попадаются то тут, то там, кажется, древние герры были весьма близки к победе. Огненный Потоп сорвал их замыслы в последний момент, вот только защитникам бывшей столицы это нисколько не помогло уже. Потому что врагов своих они ни на миг не пережили.