Книга Чернобыльская молитва. Хроника будущего - Светлана Алексиевич

«Нина, как хорошо, что у нас с тобой двое детей. Девочка и мальчик…»

Задам вопрос:

– Ты думал о нас с детьми? О чем ты там думал?

– Я видел мальчика, он родился через два месяца после взрыва. Дали имя – Антон. А все звали Атомчик.

– Ты думал…

– Там всех жалко. Даже мошку жалко и воробья. Пусть все живут. Пусть мухи летают, осы жалят, тараканы ползают…

– Ты…

– Дети рисуют Чернобыль… Деревья на картинах растут вверх корнями. Вода в реках красная или жёлтая. Нарисуют и сами плачут.

А его друг… Его друг, он мне рассказывал, что там было безумно интересно, весело. Стихи читали, пели под гитару. Туда приехали лучшие инженеры, учёные. Московская и ленинградская элита. Философствовали… Пугачёва перед ними выступала… В поле… «Если вы не уснёте, я буду петь вам, мальчики, до утра.» Она называла их героями… Его друг… Он умер первый… Танцевал на свадьбе у дочери, анекдотами всех смешил. Взял бокал, чтобы сказать тост, и упал…. И… Наши мужчины… Они умирают, как на войне, но среди мирной жизни. Не хочу! Не хочу вспоминать… (Закрывает глаза и тихо качается). Не хочу говорить… Он умер и было так страшно, такой чёрный лес…

«Нина, как хорошо, что у нас с тобой двое детей. Девочка и мальчик. Они останутся…»

(Продолжает).

Что я хочу понять? Сама не знаю… (Незаметно улыбнулась). Его друг сделал мне предложение… Ещё когда мы учились, в студенчестве он за мной ухаживал, потом женился на моей подруге, но скоро развёлся. Что-то у них не получилось. Он пришёл с букетом цветов: «Будешь жить королевой». У него магазин, у него шикарная квартира в городе, у него дом за городом. Я отказала… Он обиделся: «Пять лет прошло…Никак героя своего не забудешь!? Ха-ха… Живёшь с памятником…» (Срывается на крик). Выгнала! Выгнала!! «Дура! Живи на свою учительскую зарплату, на свои сто долларов». Живу… (Успокоившись). Чернобыль наполнил мою жизнь, и моя душа расширилась… Ей больно… Заветный ключик… Начинаешь после боли говорить, хорошо говоришь. Я так говорила… Таким языком только тогда, когда любила. И сейчас… Если бы я не верила, что он на небе, как бы я это пережила?

Он рассказывал… Я запоминала… (Говорит, как в забытьи.)

Тучи пыли… Трактора в поле. Женщины с вилами. Дозиметр щёлкает…

Людей нет, и время движется иначе… День длинный-длинный, как в детстве…

Листья нельзя было жечь… Листья хоронили…

Без смысла так страдать нельзя. (Плачет). Без знакомых красивых слов. Даже без медали, которую ему дали. Лежит дома в шкафу… Оставил нам….

Но одно я знаю, что никогда уже не буду счастливой…"

Нина Прохоровна Литвина,

жена ликвидатора

Монолог о физике, в которую все мы были когда-то влюблены

"Я тот человек, который вам нужен… Вы не ошиблись…

С юности я имел привычку все записывать. Например, когда Сталин умер – что происходило на улицах, о чем сообщали в газетах. И Чернобыль я записывал с первого дня, знал, что пройдёт время и многое забудется, безвозвратно исчезнет. Так это и случилось. Мои друзья, они были в центре событий, физики-ядерщики, забыли, что тогда чувствовали, о чем говорили со мной. А у меня все записано…

В тот день… Я, заведующий лабораторией Института ядерной энергетики Академии наук Беларуси, приехал на работу, институт наш за городом, в лесу. Чудесная погода! Весна. Открыл окно. Воздух чист, свеж. Удивился: почему-то сегодня не залетают синички, которых я прикормил за зиму, вывешивая за окном кусочки колбасы. Нашли поживу повкуснее?

А в это время на нашем институтском реакторе паника: дозиметрические приборы показывали рост активности, на воздухоочистительных фильтрах она поднялась в двести раз. Мощность дозы возле проходной – около трех миллирентген в час. Это очень серьёзно. Такая мощность допускается как предельная в радиационно опасных помещениях при работе не более шести часов. Первое предположение – в активной зоне разгерметизировалась оболочка одного из тепловыделяющих элементов. Проверили – норма. А, может, перевозили контейнер из радиохимической лаборатории и так тряхнули по дороге, что повредили внутреннюю оболочку, загрязнили территорию? Попробуй теперь отмой пятно на асфальте! Что же случилось? А тут ещё по внутреннему радио объявили: сотрудникам не рекомендуется выходить из здания. Между корпусами стало пустынно. Ни одного человека. Жутковато. Необычно.

Дозиметристы проверили мой кабинет: «светит» стол, «светит» одежда, стены… Я встаю, у меня нет желания даже садиться на стул. Вымыл голову над раковиной. Посмотрел на дозиметр – эффект налицо. Неужели это все-таки у нас, ЧП в нашем институте! Утечка? Как теперь дезактивировать автобусы, которые развозят нас по городу? Сотрудников? Придётся поломать голову… Я очень гордился нашим реактором, я изучил его до миллиметра…

Звоним на Игналинскую атомную, она рядом. У них приборы тоже орут. Тоже паника. Звоним на Чернобыль… На станции не отвечает ни один телефон… К обеду выясняется. Над всем Минском радиоактивное облако. Мы определили – активность йодная. Авария на каком-то реакторе…

Первая реакция: позвонить домой жене, предупредить. Но все наши телефоны в институте прослушивают. О, этот вечный, десятилетиями вдалбливаемый страх! Но они же там ничего не знают… Дочь после занятий в консерватории гуляет с подружками по городу. Ест мороженое. Позвонить?! Но могут быть неприятности. Не допустят к секретным работам… Все равно не выдерживаю, поднимаю трубку:

– Слушай меня внимательно.

– О чем ты? – Громко переспросила жена.

– Тише. Закрой форточки, все продукты – в полиэтиленовые пакеты. Надень резиновые перчатки и протри мокрой тряпкой все, что можно. Тряпку – тоже в пакет и спрячь подальше. Сохнущее на балконе бельё – опять в стирку. Хлеб не покупай. И ни в коем случае никаких пирожных на улице…

– Что у вас произошло?

– Тише. Разведи две капли йода в стакане воды. Вымой голову…

– Что… – Но я не даю жене договорить, кладу трубку. Она должна понять, сама работник нашего института. А если гэбист слушал, то, наверное, записывал на бумажку для себя и своей семьи спасительные рекомендации.

В пятнадцать часов тридцать минут выяснили – авария на чернобыльском реакторе…

Вечером возвращаемся в Минск на служебном автобусе. Полчаса, которые едем, молчим или переговариваемся о постороннем. Боимся заговорить вслух друг с другом о том, что случилось. У каждого – партбилет в кармане…

Перед дверью квартиры лежала мокрая тряпка. Значит, жена все поняла. Захожу, в прихожей сбрасываю с себя костюм, рубашку, раздеваюсь до трусов. Неожиданно подступает ярость… К черту эту секретность! Этот страх! Беру городской телефонный справочник… Телефонные книжки дочери, жены… Начинаю всем подряд звонить, что я, сотрудник Института ядерной энергетики, над Минском радиоактивное облако… И дальше перечисляю, что надо предпринимать: вымыть голову хозяйственным мылом, закрыть форточки… Протирать каждые три-четыре часа мокрой тряпкой пол. Бельё с балкона – опять в стирку… Выпить йод. Как его правильно принимать… Реакция людей: спасибо. Ни расспросов, ни испуга. Я думаю, что они мне не верили или не в силах были охватить грандиозность события. Никто не испугался. Реакция удивительная. Поразительная!