Книга Хроники Людоедского отряда - А. Ли Мартинес

Призрачные девы, снова вернувшиеся в свое нелепо-привлекательное обличье, захихикали. Они взъерошили Нэду волосы и ущипнули его за щеки.

– Используй посох, Нэд, – сказал ворон.

– Точно, Нэд, – согласился Бэлок. – Используй его. Найди заклинание. Обрушь на меня свой гнев.

Посох вибрировал в руках Нэда. Он ощущал мощь, но не мог воспользоваться ей, чтобы сотворить огненные шары или молнии. Он не был демоном. Или чародеем. Сейчас он был обыкновенным солдатом и понятия не имел, что ему делать.

Приготовившись быть сожженным заживо, Нэд стукнул дракона посохом по клюву.

Вспышка света – и частицы магии начали отделяться от посоха и наполнять Бэлока. Взревев, чародей отшатнулся назад. На его чешуйчатой коже вырос новый шелковистый коричневый мех.

– Бей еще, болван! – заверещал ворон.

Нэд едва увернулся от молотящего хвоста Бэлока и снова треснул дракона. Магия посоха еще сильнее заразила чародея, тот уменьшился в размере. С каждым ударом свечение посоха угасало, а Бэлок ревел в агонии и становился все меньше и меньше. Вероятность оказаться раздавленным тоже уменьшалась, поэтому Нэд не переставая колошматил скукоживающегося, шипящего чародея. Когда Бэлок достиг крошечных размеров и больше не представлял опасности, Нэд поднес к нему посох и подождал, пока в него перетечет вся оставшаяся магия. В итоге перед Нэдом оказался разъяренный утконос.

– Какой милашка, – отметил Эйс.

Злобный маленький зверек попытался ухватить Нэда за голень, но Фрэнк поймал его за хвост.

– Осторожно, сэр. Они ядовиты, – сказал людоед, показав на шпоры на задних лапах утконоса. – Яд не смертелен, но боль от него адская.

Утконос Бэлок рычал и извивался в руках Фрэнка. Призрачные девы переглянулись, пожали плечами и устремились в безоблачное голубое небо.

– Вот те на! – проговорил ворон. – Сработало.

– Это я сделал? – спросил Нэд.

– Окольным путем, – объяснил ворон, – проклятие Бэлока медленно превращало его в утконоса, если на него воздействовала любая магия. Моя хозяйка просто собрала всю свою магическую силу в посох и отдала его тебе. Она понимала, что это единственный способ победить Бэлока. Его высокомерие в конечном счете его и сгубило. Типичная ошибка чародеев, кстати.

– Я не понимаю.

– Я думал, что объяснил все довольно доходчиво даже для такого олуха, как ты, – сказал ворон.

– Дело не в этом. Нэд взглянул на быстро испаряющуюся белую лужицу – все, что осталось от Красной женщины. – Она на самом деле мертва?

– Относительно?

– Что это значит?

– Это значит, что в мире колдунов ты не обязательно либо мертв, либо нет. Она бесспорно мертвее, чем когда бы то ни было. Но означает ли это, что она погибла навсегда? Это уже другой вопрос.

– Зачем она сделала это? Я ведь ей даже не нравился.

– Придется спросить у нее. Лично я оставил бы тебя Бэлоку.

Нэд был озадачен как никогда прежде. Он смотрел на уменьшающуюся белую лужицу, пока та окончательно не исчезла, оставив его в компании неволшебного посоха, разъяренного утконоса и уймы безответных вопросов.

Глава 20

Нэд поспешил убраться с места волшебной дуэли, пока там не появилось слишком много солдат. Он заперся у себя в офисе и уселся за стол, мечтая о какой-нибудь крепкой выпивке.

– Бедный старина Нэд, опять по себе убивается, – каркнул с окна алый ворон. – Ты на самом деле жалок.

Нэд встал и замахнулся на ворона посохом Красной женщины, в надежде спугнуть птицу. Ворон же прыгнул в комнату и уселся на книжном шкафу.

Из окна было видно, как солдаты бродят туда-сюда и что-то обсуждают. Несколько стоявших неподалеку людоедов показали на Нэда пальцем и что-то прошептали друг другу.

– Они продолжают, – сказал ворон. – Слухи уже начали расползаться.

– Какие еще слухи?

– Ну, стандартные догадки. Кто-то говорит, что ты ведьма. Другие – что колдун. А третьи – что ты проклят самими богами, осужден вечно скитаться по миру и вызывать мор и несчастья всюду, где появляешься.

– Но это не моя вина, – оправдывался Нэд.

– Это никого не волнует, – ответил ворон. – Кто-нибудь должен быть виноват. А поскольку ты имеешь отношение к случившемуся, хоть и косвенное, подозрения вполне оправданы.

Солдаты с неодобрением поглядывали на Нэда. У него кровь стыла в жилах от одной только мысли, что у сотен людоедов, которым он и так не нравился, появится еще одна причина, чтобы его прикончить.

Ворон как будто читал его мысли.

– В данный момент они представляют, как насмерть закидают тебя камнями, четвертуют труп, сожгут его и, возможно, повторно закидают камнями на всякий случай. Есть и другие предложения, но это, по-моему, самое любопытное.

Нэд захлопнул окно, запер его (как будто это могло помешать одному-единственному решительному людоеду) и задернул штору. Затем он сел за стол, все еще сжимая в руках посох.

Ворон прохаживался от одного конца шкафа к другому.

– Я ни за какие коврижки не согласился бы оказаться на твоем месте, Нэд. Всегда были люди, которых преследовало невезение. Но все остальные несчастливцы мира сего по крайней мере в конце концов умирают. Может, ты действительно проклят богами.

Да, проклят, согласился Нэд. Но боги тут ни при чем. Дело в нем самом или в том, кем он был раньше. Часть его хотела страдать. Он знал это. Знал не потому, что это имело смысл, а из-за едва уловимого чувства вины, которое он испытывал. Испытывал всегда, не осознавая этого – настолько он к нему привык. Пускай он больше не Безумный Опустошитель. Пускай теперь он обычный человек. Такого наказания было недостаточно. Даже бессчетное число скучных жизней, щедро сдобренных сотнями тысяч ужасных, приносящих страдания смертей, не смогли бы смыть кровь всего лишь одной уничтоженной вселенной, не говоря уж о сотнях.

Это казалось не очень справедливым.

Ворон перелетел с книжного шкафа на посох.

– А кто говорит, что жизнь справедлива?

Нэд сердито уставился на птицу.

– Перестань читать мои мысли.

Ворон усмехнулся.

– Я не мысли твои читаю, а лицо. У тебя на лице все написано, Нэд. Вообще не можешь скрывать, о чем думаешь.

Нэд силой воли стер все эмоции со своего лица, но птица продолжала:

– Если бы жизнь была справедливой, тебя бы тогда вообще не существовало. Какое у тебя есть право на искупление? Какой жестокий, презренный рок позволил тебе надеяться на счастье, в то время как другие добрые души, не причинившие никому вреда, страдают от холодного безразличия судьбы?

– Заткнись.