Книга Сталь разящая - Евгений Лукин

— Вот мерзавка! — негромко, но с чувством сказала мать, приглядываясь к Грише. Выражение лица ее постепенно менялось. — И что ж вам так с женами‑то не везет, а?.. И парень, видать, неплохой…

— В нашей бригаде работает, — вставил я. — В понедельник мы с Валеркой Чернопятовым попробуем ему общежитие выбить…

— Ох, дети‑дети, куда вас дети?.. — вздохнула она и пошла в комнату, снимая на ходу с плеч непригодившуюся парадную шаль. — Ладно, постелю ему…

Еще раз удивил меня Гриша Прахов. Под тряпьем у него оказалось чистое белье, вроде даже импортное. Лохмотья его я сразу решил выбросить и поэтому обыскал. В кармане брюк обнаружился временный пропуск на завод и двадцать три копейки, а за прорвавшейся подкладкой пиджака — в целлофановом пакете — военный билет, свидетельство о рождении, аттестат и паспорт.

Документы я, конечно, проверил. Все вроде на месте: серия, номер, фотография — Гришкина, не перепутаешь. И в военном билете — тоже, только Гриша там помоложе и пополнее. Вот ведь чудик, а?

На всякий случай я заглянул и в аттестат, посмотрел, на какой он планете ума набирался. «Полный курс Нижне‑Добринской средней школы…» Далекая, видать, планета…

Я снова завернул документы в целлофан и, кинув пакет на стол, сгреб в охапку тряпье на выброс.

Вот не было у бабы хлопот…

4

Во всяком случае, церемониться я с ним не собирался.

Из глубокой предутренней синевы за окном только‑только начали еще проступать черные ветки и зубчатый верх забора, а я уже вошел в малую комнату и включил свет.

— Подъем! — скомандовал я в полный голос, и Гриша сел на койке. Рывком.

Секунду он сидел напружиненный, с широко открытыми невидящими глазами, словно ждал чего‑то страшного. Не дождавшись, расслабился и с легким стоном взялся за голову.

— Трещит? — не без злорадства спросил я.

С огромным удивлением Гриша оглядел комнату: вязаный половичок возле кровати, настенный матерчатый коврик с избушкой и оленями, две гераньки в горшочках на узком подоконнике.

Потом он заметил лежащий на столе рядом со стопкой мелочи целлофановый пакет и беспокойно завертел головой.

— Нет твоего тряпья, — сказал я. — Выкинул я его, понял? Наденешь вот это.

И бросил ему на колени свой старый коричневый костюм. Ну как — старый? Новый еще костюм, хороший, просто не ношу я его.

Гриша отшатнулся и уставился на костюм, как на кобру.

Светало быстро, завтракали мы уже без электричества. Несмотря на мои понукания, Гриша ел, как цыпленок, стеснялся, молчал.

— Опытом бы поделился, что ли… — буркнул я наконец. — Куда ты ее потом дел?

— Кого? — испугался он.

— Я тебе сейчас дам «кого»! Бутылку вчера в «Витязь» пронес?

— Нет, — быстро сказал он.

— Как это нет? Ты же лыка вчера не вязал, Гриша! До других планет доболтался!

— До других планет? — в ужасе переспросил он.

Гриша отложил вилку. На лбу его блестела испарина.

— Но ведь ты же сам заставил меня пить этот… коктейль… — жалобно проговорил он.

За дурака меня считает, не иначе.

— Гриша, — сказал я. — Коктейль был безалкогольный. В «Витязе» вообще спиртного не подают.

Гриша обмяк.

— Но ты же сам тогда сказал: алкоголь…

— Ага… И поэтому ты окосел?

— Да!

«На шестой пресс! — подумал я. — И чем скорее, тем лучше! Сегодня же подойду к Валерке, пусть что хочет, то и делает, но чтобы Гриши этого в бригаде не было!..»

— Ладно, — бросил я. — Давай посуду вымоем и вперед. Пора…

Переодевшись в рабочее, я вышел из бытовки и сразу был остановлен Люськой.

— Говорят, ты новичка у себя поселил? — спросила она.

— А кто говорит?

— Ну кто… Аркашка, конечно.

— Ты ему как‑нибудь крюк на каску опусти — может, болтать поменьше будет, — посоветовал я и хотел идти, но Люська опять меня задержала.

— Неужели правда? Аркашка говорит: приютил, в свое одел…

— Ну, приютил! — раздраженно бросил я. — На груди пригрел! Тебе‑то что?

— Ничего… — Она отстранилась и с интересом оглядывала меня исподлобья. — Просто спросить хотела… Ты его из соски кормить будешь или как?

Вот язва, а? Язвой была — язвой осталась. С детства.

— Ну забери — у себя поселишь.

— Дурак! — вспыхнув, сказала она. Повернулась и гордо удалилась.

Интересно, под кого ты, Люсенька, клинья подбить решила: под меня или под Гришу? Если под меня, то предупреждаю заранее: бесполезно, я не Бехтерь, я тебя, лапушка, насквозь вижу. Тебе ведь нос чуток выпрямить — и лицо у тебя станет совершенно Наташкино. И словечки у тебя Наташкины то и дело проскакивают. И предательница ты, наверно, такая же, как она. Вообще чертовщина с этими лицами. Взять хоть Ирину из универмага — мордашку ей слегка вытянуть, и опять получается Наташка. Как сговорились.

С такими вот интересными мыслями я подошел к прессу. Только‑только принял оборудование у третьей смены, как Сталевар зычно оповестил:

— Бугор на горизонте! Эх, а веселый‑то, веселый!..

Валерка Чернопятов коротко кивнул бригаде и, приподняв тяжелый подбородок, остановился перед Гришей.

— Пошли, Григорий, — как бы с сожалением сказал он. — Переводят тебя от нас на шестой пресс.

Гриша беспомощно оглянулся на меня. Я отвернулся к прессу и, нахмурясь, принялся осматривать новые, недавно поставленные ножки. Потом не выдержал и, бросив ветошку, подошел к нашим.

— В чем дело? — спросил я Валерку.

— Все в порядке, — заверил он, не оборачиваясь. — На резку еще одного новичка направляют. Его мы берем себе, а Гришу отдаем шестому прессу.

— И сменный мастер знает?

— А как же! — бодро отозвался он. — Все согласовано.

— А со мной? — закипая помаленьку, проговорил я. — Со мной ты это согласовал?..

С Валеркой мы не разговаривали до конца апреля. И это еще не все…

Вечером я вспомнил наконец, что хорошо бы забежать в универмаг к Ирине — объяснить, почему исчез.

Забежал, объяснил…

Домой я вернулся с твердым намерением как можно быстрее обеспечить Гришу общежитием.

Никого не обнаружив в комнатах, я сунулся в кухню и увидел там такую картину: Гриша сидел в уголке на табуретке и неумело чистил картошку, внимательно, с почтением слушая сетования матери.