Книга Нечеткое дробление - Пол Ди Филиппо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сандра – в чем мать родила – вышла из спальни.
Я поплелся следом.
– Сандра, не нужно!
Тони и Мунчайлд сидели в нескольких футах друг от друга на кушетке. Между ними лежали исписанные листки с уравнениями!
Когда Мунчайлд увидела меня, ее лицо побелело.
– Пол, извини. Я пыталась, честно.
Потом она отвернулась, и ее вырвало прямо на симпатичный коврик Бокскаттеров.
Я ужаснулся при мысли, что с ней стало бы, увидь она меня голым до того, как я сбросил жирок.
Неестественно быстрый прогресс Диггера отдалил его от прежних соучеников, поэтому нам пришлось покинуть академию мисс Полынь прежде, чем стремительное развитие этого ребенка начало беспокоить других, менее скоростных отпров. В нашем домашнем укладе это мало что изменило. К тому времени такая жизнь вошла у нас в привычку, мы с Мунчайлд замкнулись в своих мирках качания мышц и качания мозгов нашего сына. Я целый день занимался фехтованием, упражнениями на бревне и на турнике. Мун практически не отходила от домашнего компьютера – там она занималась скорочтением трудов Эйнштейна, или Хоукина, или каких-то других высоколобых. Для разнообразия мы увлеклись живописью и скульптурой. Несколько последних недель обучения Диггера мы провели в углубленных домашних занятиях.
Сандру я, в общем, не вспоминал. После провалившейся попытки обмена партнерами я понял, что при данных обстоятельствах – то есть пока я в паре с Мунчайлд – секс на повестке дня не стоит. Мне было даже лучше, если я не видел Сандру. Тугие яйца болели меньше.
Диггер взрослел и все меньше времени проводил, погрузившись в морфилический транс, зато больше изучал реальную действительность. Я открыл, что с ним есть о чем поговорить. Разговор получался странным, но тем не менее.
– Ну что, сынок, есть какие-нибудь соображения насчет судьбы, о которой ты меня спрашивал, когда был маленький?
Диггер потрогал указательным пальцем свои начинающие пробиваться усики и взглянул мне в глаза (он уже был одного со мной роста).
– Нет, папа. Но я думаю, что моя судьба как-то связана с обстоятельствами моего рождения. Можешь ты еще раз объяснить мне, как это произошло?
В сотый раз я повторил, как он был зачат и появился на свет во время цифровой связи между мной и Мунчайлд в КА-мире.
– Получается, мама никогда не занималась настоящим сексом? – спросил он. – Значит, она девственница, в техническом смысле?
– По правде говоря, она необыкновенно этим гордится, – пропыхтел я (качая на скамье пресс).
Диггер глубокомысленно помолчал.
– Тогда мне кажется, что ты не мой настоящий отец.
– Да что ты? Кто, кроме твоего настоящего отца, согласился бы на такое ради тебя?
– Спасибо, папа. Правда, спасибо. Но что-то подсказывает мне, что я был создан силами, которые много выше, чем ты и мама.
– Диггер, хочу тебе кое-что сказать. В молодости все так думают. Но со временем это проходит. Поверь.
– Может быть, – только и ответил мне Диггер.
На восемнадцатилетие Диггера мы устроили вечеринку только для нас троих. Это был странный и грустный праздник. Мун хлюпала носом, и от этого мне тоже хотелось плакать. Но я подавлял грусть, напоминая себе, что скоро все здешние увеселения закончатся и мы двинем отсюда ко всем чертям, вернемся к моему идиотическому походу, что бы ни было его целью.
После того как все съели столько торта, сколько были способны, и Диггер развернул предназначенный ему подарок (наручные часы, бесполезная вещь, принимая во внимание странное поведение времени в большинстве вселенных; но Мунчайлд непреклонно отвергла не совсем шуточные предложения по поводу сотни презервативов или межпространственной подписки на журнальчик «Красивые большие задницы»), я поднялся, чтобы объявить: мы отправляемся дальше.
– Жаль, что приходится тащить вас обоих с собой...
– Нет, нет, ничего, – запротестовала Мунчайлд. Казалось, долгожданное совершеннолетие нашего сына смягчило ее отношение ко мне. – Мы же хотим всегда быть вместе. Верно, Диггер?
Лицо Диггера, пусть теперь и освободившегося физиологически от нашего смешанного морфогенного влияния, имело, наверно по привычке, отчужденное выражение, что в сочетании с приятной наружностью и квадратными зрачками делало его похожим на фавна.
– Конечно, я не против, мама. Я отправлюсь с вами.
Я осторожно взялся за струну космического йо-йо.
– Более искреннего одобрения моих высоких целей я не мог ожидать! Что ж, не стану больше держать вас в неизвестности. Мы отправляемся в мир, который, я надеюсь, понравится тебе, Мун. Я говорю о царстве идей.
Я принял это решение отчасти из ревности. После того как в этом мире из меня сделали тупого быка, я хотел перемен, чтобы показать Мунчайлд – я соображаю не хуже нее. И кроме того, почти все мои прежние попытки добиться плотских удовольствий закончились плачевно. Что мне осталось, кроме погони за интеллектом? К тому же я надеялся, что в такой вселенной (где же еще?) может найтись ответ на мою Онтологическую Закавыку.
– Все готовы?
Семейка кивнула.
Я приготовился запустить йо-йо. Но потом остановился.
– За нами никто не гонится, верно? Нашим жизням ничто не угрожает. Никто не пытается нас остановить или заставить изменить взгляды. Нашему дальнейшему путешествию не мешают препятствия, затруднения, проволочки, отказы. Тут нет разгневанной толпы и нет угрожающих жизни природных явлений.
– Ничего такого, – подтвердила Мунчайлд. – А к чему это ты?
– Не знаю. Просто я не привык так легко сдаваться. Это странно. Мне кажется, это дурной знак.
– Ну... мы об этом не узнаем, пока не побываем в следующем мире.
И я запустил йо-йо.
Сможем ли мы – я, Диггер и Мун – сохранить наши новые нейросоматические свойства в новом мире?
Это был для меня главный вопрос, когда йо-йо с глухим хлопком вернулся в мою ладонь.
Мне нравилось, что я тренированный и подтянутый. Приятная перемена по сравнению с прежним стилем кушеточно-гамбургерного толстяка! Похоже, что Мун тоже нравился груз добытого ею через тернии запаса знаний. (Я пока еще не привык к тому, что она больше не та глупая и невинная хипповая цыпка, которую я повстречал когда-то. Может быть, по-прежнему наивная во многих вопросах, но образованности теперь ей было не занимать.) К тому же мне не хотелось, чтобы Диггер снова превратился в ползунка, да и ему этого не хотелось, и потому я не стал беспокоить этой возможностью ни его, ни мать.
