Книга Вавилонские сестры и другие постчеловеки - Брюс Стерлинг

– А как же я?

– Тебе понравится, если я буду называть тебя Евой?

– Ой, мишенька, это так романтично! – прочирикала Голди. – И главное, ты мне ужасно подходишь!

– Еще бы, а ты как хотела? И вот теперь, когда нам удалось уничтожить препятствие, которое в противном случае удерживало бы наших далеких потомков вне временного континуума, перед нами возникает грандиозная, но благородная задача.

– И что же это такое? – полюбопытствовала Голди, чувственно поглаживая макушку нового знакомого.

– Сейчас мы с тобой нырнем в первую попавшуюся временную дыру и устремимся в Точку Омега, чтобы занять их место. Мы, а не они – вжик! – переживем конец света и запустим в действие новую вселенную.

– Ой, мишенька, это даже круче, чем кольцо с бриллиантом!

– А ты как думала?

А еще мы взяли с собой Боффо.

ПОЖИЗНЕННОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Перевод: Т. Бушуева, 2006.

1

Казнь

Безымянный мужчина – совершивший убийство, пойманный, представший перед судом, приговоренный к смерти и заключенный в тюрьму до исполнения приговора – наблюдал, как власти готовятся казнить подставное лицо.

Убийца сидел в одном ряду с теми, кто был приглашен стать свидетелем отправления долгожданного правосудия. Его не представили ни одному из них. Охранники холодно и даже несколько бесцеремонно подтолкнули его к стулу, и с этого момента ни одна живая душа не обратилась к нему по имени и не подала руки.

Что неудивительно. Более чем неудивительно, ведь близился кульминационный момент – момент, когда произойдет символический обмен жизнями, юридическое и духовное действо, которое завершит весь этот спектакль.

Но как только казнь состоится, для убийцы все станет по-другому. По крайней мере так ему было обещано.

И все равно ему с трудом верилось в это обещание.

Несмотря на все то, через что ему довелось пройти.

С такими мыслями – в последние мгновения не сосредоточенными на малоприятном зрелище, какому он вот-вот станет свидетелем, в котором, если бы не череда событий, он сам сейчас был бы главным действующим лицом, – безымянный осужденный попытался раздать роли тем, кто находился с ним рядом.

Он моментально узнал начальника тюрьмы, равно как нескольких членов Комиссии по Ренормализации. Небольшая компания, активно клацающая по клавишам своих ноутбуков, судя по всему, была журналистской братией. Мужчину и женщину, которых роднило напыщенное выражение лиц, он инстинктивно записал в политики. Его слегка передернуло, когда взгляду его предстало трио – двое мужчин в строгих костюмах и такая же расфуфыренная дамочка, явно врачи, которые здесь для того, чтобы наблюдать за ним. От их дорогих нарядов все еще исходил едва уловимый запах врачебного кабинета, нет, скорее даже операционной.

Но большинство присутствующих, сделал он для себя вывод, – родные и близкие того, кто сейчас примет вместо него смерть.

Стараясь незаметно вытирать глаза, обнимая друг друга – они были живым укором безымянному мужчине. Наблюдать это зрелище было выше его сил. Он даже не мог толком сосчитать, сколько их здесь и кого больше – мужчин или женщин, молодых или старых.

Что ж, вскоре ему придется – хочет он того или нет – рассмотреть их поближе.

Ведь уже сегодня он станет близок с этими заплаканными, убитыми горем людьми – близок, как никто другой, не зря же он вот уже несколько долгих месяцев изучал по фотографиям их лица.

Что касается родственников его самого – то таковых здесь не было. Даже если бы какой-нибудь дальний родственник – как в географическом, так и эмоциональном отношении – изъявил желание присутствовать при его казни, ему было бы в этом непременно отказано.

Да и вообще, к чему это? Тот, кем он был до сих пор, вскоре будет мертв.

В следующее мгновение, на другом конце помещения, по ту сторону широкого глухого окна началось какое-то движение, мгновенно приковавшее к себе взгляды безымянного мужчины и всех, кто находился вместе с ним в зальчике.

Техники закончили проверку машины смерти – капельниц, игл, биомониторов и видеокамер. Судя по всему, какие-то сигналы передались дальше, тем, кто находился вне поля зрения непосредственных наблюдателей. Потому что в помещение вкатили того, кто сейчас примет смерть.

Этот человек полулежал на каталке, поддерживаемый специальным матрацем из пенопласта. Тощий, как скелет, и изможденный, однако благодаря болеутоляющим уколам и прочим медицинским снадобьям в полном создании и отдающий себе отчет в происходящем. Как только каталку, на которой он лежал, поставили в самом центре машины смерти и заблокировали колеса, осужденный на смерть нашел в себе силы приподняться на локте, окинул прощальным взглядом присутствующих, слабо улыбнулся и даже, насколько хватило сил, помахал им рукой.

За какое-то мимолетное мгновение, прежде чем он бессильно рухнул на смертное ложе, сознание безымянного человека успело запечатлеть лицо умирающего. Теперь оно останется с ним до конца его собственных дней.

Вокруг обреченного поправили подушки, после чего ему в руки дали конец шнура, приводящего в действие механизм смерти.

Затем в помещение проследовал священнослужитель культа Прагматических Панденоминационалистов Великой Геи. Нервно поправив на себе свое зеленое одеяние, духовный отец по другую сторону стеклянной перегородки встал лицом к публике. Техник нажал какую-то кнопку, и из громкоговорителя безымянному человеку стали слышны звуки с той стороны – какие-то электронные сигналы, шарканье ног, покашливание и перешептывание.

После чего раздался голос священника.

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы стать свидетелями высшего самопожертвования, на какое только индивид способен по отношению к обществу, частью которого, причем благодарной частью, он был с самого своего рождения. Его жертва куда большая, нежели желание поделиться с кем-то своей кровью или жизненно важным органом, – по сравнению с его жертвой подобные вещи мельчают и бледнеют. Он отказывается от собственного имени, от собственного «Я», чтобы другой мог жить и занять его место. Обреченный погибнуть от неизлечимой болезни, добровольно предпочетший смерть, этот человек – юридически и морально – берет на себя грехи своего заблудшего брата, даруя тем самым виновному возможность начать новую жизнь. При этом справедливость торжествует, и зло не остается безнаказанным. Совершено преступление – самое омерзительное преступление на свете, и кара за него одна – смерть того, кто его совершил. Мы не можем позволить себе пренебрегать законом, пытаться перетянуть чашу весов правосудия.

В мои намерения не входит долго восхвалять того, кто сейчас лежит рядом со мной. Накануне вечером, в больнице, я уже провел прощальную церемонию, на которой присутствовали любящие его родные и близкие. Мы все долго говорили с ним, сидя у его постели, и он улыбался нам в ответ. То были незабываемые мгновения, когда радость способна высушить слезы. Он уходит из жизни, зная, что любим и уважаем, и благодарен за эти чувства. Так что все слова прощания уже сказаны.