Книга Делай со мной что захочешь - Джойс Кэрол Оутс

Э. сидела рядом с миссис Куто, женой судьи. Миссис К. ковыряла ложечкой меренгу, скучала. А на эстраде нервничала председательница собрания в шляпе с огромными полями.

Мы знаем Детройт и знаем, что это город широкого сердца, хотя у него и отвратительная репутация в стране, но просто ко всему надо найти верный подход, вспомните, какой отклик встретила наша помощь Биафре — я не хочу смущать Кэролин Коннор, которая как раз сейчас находится в этом зале, но она была вдохновителем этой кампании — сколько миллионов собрали?.. Она выступила по телевидению, и вы знаете остальное: город сплотился вокруг нее, за дело взялись по-серьезному и далеко превзошли намеченное — такая несчастная, трагическая, погибающая от голода страна… Теперь наша задача состоит в том, чтобы, как это ни трудно, объяснить, что такое умственно отсталые дети, нам приходится конкурировать с больными раком, и всякими видами склероза, и мышечной атрофией, и с загрязнением воздуха… Вся беда в связи с умственно отсталыми детьми состоит в том, что мы не можем показать увечных, фотографии и т. д., никаких кресел-колясок, а думать люди не желают. Приходится разъяснять и снова разъяснять, что это не сумасшедшие, нет. Я просто и сказать не могу, сколько раз надо объяснять, казалось бы, образованным людям, окончившим колледжи, разницу между умственно отсталыми и… Однако же, я всей душой скорблю об этих несчастных.

— К чему все это? — вдруг спросила миссис К.

Громко.

Э., вздрогнув, бросает на нее взгляд. Остальные женщины за столиком делают вид, будто не слышали. У миссис К. слишком уж ярко блестят глаза, помада на губах съедена.

Оратор вытягивает перед собой руки чуть ли не молитвенным жестом, — так женственно.

— …фонды тают — ведь столько всяких расходов, и счета за публикацию, а теперь предстоят еще новые траты — мы просили «Детройт ньюс» еженедельно публиковать диаграмму пожертвований, возможно, кое-кому это будет не очень приятно, но мы вынуждены идти на крайние меры… А как вы считаете? Как вы считаете? Не подвергаю ли я всех нас опасности оказаться, быть может, в щекотливом положении или это как раз та встряска, которая всем нам нужна, чтобы заставить нас работать лучше, еще лучше?

Шокированное молчание, затем аплодисменты. Наконец аплодисменты всего зала, щедрые, восторженные, все дамы за столиком Э. аплодируют, даже Э., даже миссис К. - четыре-пять громких, гулких, издевательских хлопков.

— А, черт, — громко объявляет миссис К., - что-то потянуло в уборную.

Она, пошатываясь, поднимается. Поворачивается, стул ее накреняется — Э. вовремя удается его подхватить. Мигом откуда-то возникает черный официант, ставит стул на место, изумленно таращит глаза, а миссис К. срывает с себя сережки и швыряет их в сумочку. Говорит, обращаясь к дамам за столиком: — Пойду в сортир и буду — блевать, блевать — вот до чего меня довело ее тявканье. Ну, кому нужно пристраивать этих детей? Отсталых, или сумасшедших, или какие они там есть? Они что — станут от этого счастливее?.. Терпеть не могу крабов, и коктейль с шерри был плохо сбит — живот так и распирает.

Миссис К. удаляется. Э. подхватывает ее сумочку, кричит: — Миссис К.! — медлит, затем, взяв свою сумочку, удалятся следом. Официант испуганно глядит на нее. В коридоре миссис К. рвет прямо на ковер. Другой официант, тоже черный, делает было шаг к ней, потрясенный этой сценой; миссис К. стремительно поворачивается и говорит: — Не дотрагивайтесь до меня. — Оттирает спереди закрытое по горло платье — лиф его отделан желтовато — коричневой тисненой замшей, — стряхивает с него что-то на ковер и, накренившись, направляется в туалетную. Э. медлит. Э. следует за ней.

В туалетной миссис К. рвет уже только жижей в мраморный, с золотой окантовкой, умывальник. Э. ждет, держа обе сумочки. Ей неловко. Никак не может придумать что бы сказать. А миссис К. что-то бормочет насчет крабов, переполненного желудка, допотопной отопительной системы в этом здании, скучнейшей речи, которую ей пришлось выслушать. Ищет что-то на ощупь. Э. хватает маленькое полотенце у пораженной служительницы и протягивает его миссис К. Миссис К. выдергивает его из рук Э., вытирает лицо. Еще раз сплевывает в умывальник. Э. отвертывает один из толстых медных кранов и споласкивает раковину.

Миссис К. бормочет: — Вот теперь я оскорбила их, и мне предстоит малоприятное путешествие назад в Гросс — Пойнт с оскорбленными дамами, которые будут всю дорогу молчать. Господи. Точно они сами не пьют. А вы кто? — пристально смотрит на Э. — О-о. Да. Вы причесывались как раз передо мной, верно, в «Павильоне», у Пьера, вы — жена Марвина Хоу. — Э. вообще нигде не причесывается, но она — жена М. X. Она кивает.

— Терпеть не могу этот его деланый французский акцент, но он единственный, от кого я выхожу в приличном виде, — говорит миссис К. — Волосы у меня жесткие, как лошадиная грива, хотите верьте, хотите нет… А Пьер такой милый, верно? Не понимаю, почему мой муж терпеть не может людей вроде Пьера, таких, как он, мужчин, я все твержу мужу, что такие мужчины бывают чрезвычайно милыми. Дайте-ка мне другое полотенце, лапочка! И заберите у меня эту гадость. Но однажды зашел у нас разговор о нашем сыне Мэтте — вы его никогда не встречали? В Гарварде? Так вот, когда зашел у нас тот разговор, он был еще совсем крошкой, и мы спросили друг друга, чего мы больше всего боимся, что может быть для него самой страшной участью, и мы оба, и Карл и я, не сговариваясь, решили, что самое страшное, если он станет гомосексуалистом.

Э. протягивает ей другое полотенце.

— Я не пылаю к ним такой ненавистью, как Карл, — говорит миссис К. уже более спокойно. — Но пусть бы уж лучше Мэтт умер, чем заниматься такой гадостью. Мой муж ведь судья, и он всякое видит — уж поверьте, такое, что просто тошнит, — всю изнанку нашего общества. Конечно, Карл, когда заседает в суде, всегда вооружен: он считает, что нельзя полагаться только на полицейскую охрану… Все эти разговоры насчет любви и наркотиков, любви и мистики, — Карл считает, что это просто тайный код гомиков, или их религия, или что-то там еще, — словом, их способ общения друг с другом, и нам этого не понять. О, у нас такие идут споры! Либо леваки используют гомосексуалистов, чтобы ослабить американскую молодежь и произвести свою революцию, либо гомосексуалисты используют леваков в своих целях. Мы с Карлом все время об этом говорим, но ему в жизни меня не убедить, что человек, такой милы и такой трогательный, как Пьер… О, мне теперь гораздо лучше, — говорит миссис К. — Мне в самом деле гораздо лучше…

Э. ждет, пока миссис К. приводит в порядок лицо. Что делать? Вернуться к столу? Какой-то мальчик будет читать Билль о правах. Э. думает: «Нет. Вот уж это я не в состоянии высидеть». Теперь, когда миссис К. явно крепче держится на ногах, у Э. вдруг слегка закружилась голова. А миссис К. мажет рот, тщательно, нагнувшись над раковиной, чтобы лицо было у самого зеркала.

Миссис К. что-то говорит ей — возможно, благодарит.

Э. слышит и не слышит. Она улыбается в знак того, что сказанное дошло до нее. Да. Откуда-то в комнату тихим писком долетает музыка. Потому она и не вполне слышит миссис К.