Книга Блаженство греха - Энн Стюарт

Рэчел вдруг поймала себя на том, что больше всего на свете ей хочется есть.

Люк Бардел, спаситель мира, блудный сын Коффинз-Гроув, штат Алабама, прислонился к боку старенького фургона и смотрел не отрываясь на старый дом. Дымил сигаретами, хотя на самом деле и не хотел курить. В одном ему с его поганой жизнью повезло — он не раб привычек. Может выкурить целую пачку сигарет в один день, а на следующий даже и не вспомнить про них. Может глушить виски неделями, а потом спокойно перейти на минералку. Может трахать все, что попадает в поле зрения, а потом воздерживаться долго и без малейшего напряжения.

За исключением разве что Рэчел Коннери. Он уже скучает по ней. Хочет ее. Жаждет, что чертовски глупо, учитывая ее неопытность в постели. Он думал, что довести ее до оргазма будет достаточным триумфом. Теперь ему хотелось большего. Хотелось посмотреть, можно ли пробудить в ней желание заняться с ним любовью. Желание взлететь на вершину и, быть может, помочь ему подняться туда же… например, губками.

Он с приглушенным проклятьем оттолкнулся от фургона. Если из отпущенного Создателем везения у него еще что-то осталось, то она уже далеко, и он больше никогда ее не увидит. И это, пожалуй, лучшее для них обоих.

На ладонях еще остался ее запах. Он все еще чувствовал жаркое кольцо ее рук, слышал ее сдавленный крик — крик наслаждения и отчаяния. Черт, он, вероятно, испортил ей жизнь больше, чем она ему. Она думала, что знает себя. А он показал ей, что ничего она не знает.

И все-таки Рэчел — потрясающая женщина, ничего не скажешь. Всякий раз, когда он думал, что взял верх, она возвращалась с новым оружием. Глупо надеяться, что она остановится теперь только потому, что он переспал с ней.

Возле задней двери стояла пара канистр с бензином — он поставил их там несколько дней назад. Сгущались сумерки, и москиты совсем озверели. Он взял канистры и пошел по дому, на ходу выплескивая бензин.

Плеснул в своей старой комнате, где, бывало, прятался под кроватью, когда Джексон приходил искать его. Поплескал и в спальне Джексона, где старик пьяно храпел рядом со своей хрупкой, перепуганной молодой женой.

Люк щедро полил кровавое пятно на полу гостиной и как будто снова увидел тело Джексона, куски мозга и костей на стене. От него воняло — мочевой пузырь и кишечник непроизвольно опустошились сразу после смерти, а Люк стоял как истукан, уставившись на человека, которого ненавидел всей душой. Человека, которого ненавидит до сих пор.

Он бросил пустые канистры и вернулся к фургону, напевая под нос старую песенку, которой его научила мать, — «Как это здорово».

Мотор завелся с полуоборота. О фургоне в его отсутствие заботился Колтрейн. Все еще напевая, Люк включил сцепление и надавил на педаль газа.

Машина врезалась в фасад дома, пробила его, сломала одну из пустых оконных рам, обрушила ветхие стены и в конце концов уперлась в печную трубу. Люк посидел с минуту, оглушенный, потом выбрался из кабины. Хватит. Конец.

— Как это здорово, когда есть тот, кто защитит всегда, — тихо пропел он, пробираясь через обломки старого дома. Остановился возле поломанной двери, оглянулся. — Кто будет верно, день за днем, тебе опорой и щитом. — Он полез в карман, вытащил помятую пачку сигарет и старенькую зажигалку, которая когда-то принадлежала одному старому-старому другу.

Люк зажег сигарету, глубоко затянулся и устремил взгляд на темный дом. А потом бросил зажигалку внутрь.

В глубине души он надеялся, что вспыхнет мгновенно. Но огонь вначале едва тлел, потом, словно спохватившись, побежал по следам разлитого бензина. Дом взорвался только тогда, когда Люк прошел уже почти полмили по дороге.

Он тогда пел уже третий куплет песенки, слова которой навек запечатлелись в памяти. Москиты не трогали, и солнце низко висело над горизонтом. Он уходил прочь от Коффинз-Гроув, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.

Возможно, теперь он сможет успокоиться. Теперь, когда дом Джексона горит в геенне огненной, где уже, без сомнения, пребывает и сам Джексон. Отправленный туда руками «любящего» пасынка.

— Кто будет верно, день за днем, тебе опорой и щитом, — пел он вслух, и гул москитов вторил ему.

Часть третья

Санта-Долорес, Нью-Мехико

Глава 18

— Ну наконец-то соизволил явиться, — приветствовал его Кальвин.

Люк прислонился к двери, провел ладонью по волосам и посмотрел на друга. Кальвин слишком уж волнуется за него, но с этим ничего не поделаешь.

— Кто-нибудь спрашивал обо мне? — поинтересовался он и, оттолкнувшись от притолоки, вошел в жилую комнату, которая предположительно являлась местом его затворничества. Стена мониторов мерцала в приглушенном свете комнаты, и он направился прямо к черному холодильнику и схватил холодную бутылку пива.

— А ты как думаешь? — проворчал Кальвин. — Мне пришлось отбиваться от толп твоих поклонников. Кое-кто из Старейшин хочет обсудить финансовую стратегию. Кэтрин желает поговорить. Бобби Рей хнычет, что соскучился по тебе. Все жаждут переспать с тобой. — Он уставился на него с растущим подозрением. — Но ты же позаботился об этой небольшой проблеме, верно? Кто на этот раз? Кто-то, кого я знаю?

— Ревнуешь? — лениво обронил Люк.

— Не особенно. Ты не в моем вкусе, — отгрызнулся Кальвин. — Какого черта не переоделся? А если бы кто-то увидел?

— Значит, я влип по самое некуда, — беспечно отозвался Люк и, выпив полбутылки пива, невидящим взглядом уставился на мониторы камер слежения.

— Может, ты и готов бросить все к чертовой матери, но я в это дело вложил слишком много труда и не хочу, чтобы все развеялось как дым из-за того, что тебе стало скучно. Кстати, о дыме — от тебя воняет сигаретами.

Люк откинулся назад.

— Я планирую принять душ.

— С кем ты спал?

— А тебе какое дело?

— Хочу убедиться, что это не какая-нибудь безмозглая официанточка, которая припрется сюда и заявит, что беременна, и тогда мне придется избавляться от нее. Такого рода вещи становятся чересчур опасными.

Люк взглянул на него. Он устал как собака и пребывал в отвратительном расположении духа. С тех пор, как он покинул Коффинз-Гроув, прошла неделя. Неделя мучительных размышлений — поехать или не поехать за Рэчел? Он не поехал, но и выбросить ее из головы тоже не смог. А Кальвин настроения не добавлял.

— А ты уже раньше от кого-то избавлялся?

Кальвин выразительно пожал плечами.

— Да ты становишься параноиком. Похоже, забыл, что все здесь считают тебя чуть ли не мессией. За исключением этой злючки, дочки Стеллы… — Он замолчал, и его смуглое лицо слегка побледнело. — Нет, — сказал он без всякого выражения.

— Что — нет? Нет, ты ни от кого не избавлялся?

Но Кальвина было не так-то легко сбить с толку.