Книга Гоблины. Жребий брошен - Андрей Константинов

— Ты только посмотри на них, Андрей Иванович! — ухмыльнулся Жмых, разглядывая подчиненных. — Ангелы. Херувимы, да и только.

— Не томите, Пал Андреевич. Что там насчет нас решили? По утряни, за амбар, босиком по росе?

— Не дождетесь. Наверху решили, что лучше будет вам пока помучиться. Засим, Андрею Ивановичу, за плохую организацию планирования мероприятий по защите гражданина Айрапетяна объявляется строгий выговор с лишением квартальной премии.

— Во-во. Они — херувимы. А хер, увы, мне, — буркнул Мешок.

— А вам, голуби мои, просто выговоры, — невозмутимо продолжил «раздавать серьги» Жмых. — С условием, что части своих квартальных вы отпишете Андрею Ивановичу в качестве компенсации за моральный ущерб… Помимо этого, оперуполномоченному Джамалову полагается путёвка на санаторно-курортное лечение в пансионат «Дюны». От которой он отказался в пользу Совета ветеранов уголовного розыска. Ведь отказался?

Джамалов изумленно-расстерянно воззрился на руководство:

— Кто? Я?… А! Э-э-э-э… Да. Конечно. Старикам везде у нас почет.

— На этом всё. Дело по Айрапетяну — в архив. Исполнитель — Холин. Идите работайте… И не забудьте сказать спасибо поэту-песеннику.

Обалдевшие «ученики начальной школы» молча покинули кабинет директора.

— От Прилепиной известия какие есть? — поинтересовался Павел Андреевич у Мешка, после того как за «двоечниками» закрылась дверь.

— Вчера вечером прислала мне подробный отчет по «электронке». С утра созванивались. Всё нормально, вроде как прижилась.

— Ну, и ладушки. Уверен, что ничего военно-морского за эти две недели там не случится, но ты все ж таки держи руку на пульсе.

— Само собой, — подтвердил Андрей.

— Что у нас ещё? Нового? Хренового? Есть что сказать, по текучке?

— Есть. И новое, и хреновое. Вернее — старое хреновое.

— Ну, начинается! Ей-богу, лучше бы и не спрашивал, — поморщился Жмых, утирая пот со лба. — Давай, вываливай.

— Сегодня утром судья Зимин получил очередное письмо с угрозами.

— Твою дивизию! Это уже какое по счёту?

— Если суммировать с пришедшим на «е-мейл», то третье.

— А мы о скольких наверх докладывали?

— Пока об одном.

— Хреново. Слушай, Андрей, а ты сам как считаешь: за этими угрозами судье реально есть что-то? Или, может, так, просто озорует кто?

— Ох, не знаю, Пал Андреич, — покачал головой Мешок. — И хочется в озорника поверить, да уж больно стрёмно.

— М-да, паскудное дельце.

— А нам в последнее время почему-то только такие и подворачиваются.

— Во-во, — неприятно задумался начальник «гоблинов». — И эта тенденция мне категорически не нравится…

Ленинградская обл.,

дер. Даймище

учебная база Гидромета,

7 июля 2009 года,

вторник, 13:15

К обеду бригада № 2 возвратилась на базу с полевых работ. По причине хорошей погоды, учебные планы немного скорректировали и на сегодня вне очереди поставили занятия по мензульной съёмке. Так как в дождь не очень-то потопографируешь. Сегодняшнее занятие превратилось для Ольги в самое настоящее мучение. А всё потому, что мензульная съемка ведется с использованием теодолита, в устройстве и принципе работы которого Прилепина так и смогла разобраться. В результате на все вопросы и непонятки студентов ей, словно Кисе Воробьянинову, пришлось важно надувать щеки и переводить преподавательские консультации в плоскость общефилософских рассуждений. А под конец и вовсе отмахнуться от таковых, сославшись на скверное самочувствие. Дескать, простудилась вчера, ныряючи.

Свалив инструменты и прочий скарб у крыльца, оголодавшие студенты, не заходя в бараки, шумно ввалились в столовую, а Ольга с Анной Бернгардовной, соблюдая достоинство, прошествовали в «штаб». Дабы сначала умыться и привести себя в более-менее божеский вид.

В кабинете начальника базы Спицына царило непривычное, редко случаемое возбуждение. Помимо профессора, в данный момент здесь находилось ещё несколько преподавателей. Учёный народ гудел как разбужденный улей, а сам профессор, заложив руки за спину прохаживался взад-вперед. По тихо сделанному замечанию Вульф, подобная поза свидетельствовала о том, что Пётр Петрович находится в состоянии высшей степени нервной возбудимости. Словом, атмосфера интриговала.

— О чем витийствуем, господа? — с порога поинтересовалась Вульф.

— Вот, Анна Бернгардовна, полюбуйтесь! — Спицын сгрёб со стола газету и раздражённо сунул её в руки преподавательнице. — Свободная пресса, как выражаются наши студенты, опять зажигает не по-детски!

Ольга заглянула через наставническое плечо: на первой полосе газеты с романтическим названием «Оредежские зори» красовалась передовица-кирпич, озаглавленная незамысловато: «Зачем нам такие студенты?» В качестве оформления к материалу были использованы две фотографии: на одной — обзорное фото учебной базы Гидромета, на второй — какие-то пьяные молодые люди с дебильными лицами и с бутылками в руках.

Выхватывая куски из статьи, Вульф взялась вполголоса цитировать:

«…Дорвавшаяся до свободы городская гопота (просто язык не поворачивается назвать их благородным словом «студенты») пускается в наших тишайших заповедных краях во все тяжкие: пьянствуют, бранятся, дебоширят. Некогда действительно учебная вузовская площадка превратилась в банальную зону отдыха, где лишенные всякого контроля со стороны преподавателей юные отпрыски отравляют жизнь местному населению и загрязняют нашу с вами уникальную природу…» Вот, подлец, а!.. И кто это у нас такой велиречивый? — Анна Бернгардовна заглянула в подвал, — «Пётр Сидоров». Оригинальный псевдоним, ничего не скажешь.

— Нет, а как вам это понравится! Вот, послушайте! — нервно выхватил у неё газету Спицын. — «Не исключено, что и недавнее зверское изнасилование и убийство Светланы Ларионовой, истерзанное тело которой было найдено в начале прошлой недели, могли стать делом рук так называемых «городских интеллигентиков». Тем более, что труп девушки, якобы случайно, нашел студент, который, опять же якобы, собирал поблизости грибочки. А какие, Уважаемый читатель, скажите на милость, могут быть в июне грибы? Разве что те поганки, которые городская молодежь употребляет в качестве галлюциногенов?…» Тьфу, пакость какая! — Профессор отшвырнул газету и продолжил нервно расхаживать по комнате, на этот раз уже страдальчески потирая рукой в области груди. — Я, конечно, понимаю, бумага — она всё стерпит. Бизнес во главе всего, превыше даже здравого смысла — это я тоже очень хорошо понимаю… Но совесть! Хотя бы крупинка! Хотя бы столь почитаемые нашим Президентом наночастицы совести должны же оставаться! Или как?

— Пётр Петрович! Успокойтесь, вам нельзя волноваться! Давайте мы вам чаю с мятой заварю? — подскочила к профессору молоденькая аспирантка с кафедры природопользования.