Книга Путанабус. Наперегонки со смертью - Дмитрий Старицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Откушав же, позаботился о девочках — приобрел у хозяина заведения залитый воском большой круг понравившегося мне на вкус козьего сыра и фляжку местного коньяка на четверть литра, уже только для себя.
И только потом поймал моторикшу и поехал в место нашей временной дислокации — сон добирать. Однако обломился.
Не успел я на кухню пройти, как Анфиса мне выпалила:
— Жорик, горе-то какое… — и заплакала навзрыд, повиснув на моем плече.
Но даже в таком состоянии она сначала усадила меня на ближайший стул и только потом проинформировала, что сегодняшней ночью умерла Наташа.
И тут небо упало на землю, больно меня ударив, но ничего вокруг не изменилось, только душа скукожилась.
Сорвавшись в госпиталь на валлийском «хамви», благо в нем ключей не было — просто флажок зажигания, я меньше всего думал о дорожных правилах. Как только никого не задавил по пути…
И ворота оказались открыты, как специально для меня.
И улицы пустынны.
И даже электрички навстречу мне не было, как ни жаль.
В госпиталь меня, естественно, не пустили.
Точнее — из него выпихнули.
Втроем — два полицейских и магистр Купер — меня утихомиривали.
Влили в рот песятик медицинского ректификата.
И увели-усадили в ту же пагоду-курилку, которую я еще совсем недавно обживал с генерал-капитаном.
Рядом сел Купер и, отослав полицейских, прикурил сразу две сигареты. Одну тут же отдал мне, точнее — сам мне в губы сунул.
Я затянулся, успокаиваясь. Потом буркнул:
— Ты чего такой злой, Лукиан, Охеда не дала?
— Злой я на себя всегда, когда у меня умирает пациент. Тем более такой, что уже на поправку пошел, — ответил Купер, стараясь говорить спокойно. — Все уже нормально было с твоей Наташей. Все анализы в порядке, ну сообразно ее состоянию. И…
— Что «и»?
— Что «и», окончательно скажет патологоанатом, который из Кадиса утром прилетел. Он сейчас вскрытие делает. — Лусиано вытащил из кармана фляжку и снова наполнил мензурку спиртом. — Будешь еще?
— Нет, — отказался я. — Чую, у меня сегодня тяжелый день будет. Когда это случилось?
— Где-то в два-три ночи. Точнее не скажу. Меня в три вызвонили. Мне оставалось только констатировать смерть. В реанимацию ее везти было поздно. Расслабились медсестры, уснули рядом. Скажи спасибо, что я не дал среди ночи Марию поднять. Утра дождался.
Он глубоко затянулся, выдохнул табачный дым и просто по-русски опрокинул мензурку в свою глотку.
А я подумал, что Наташа умерла как раз в то время, когда я ей изменял с докторицей. Когда доктор Балестерос кричала во весь голос от наслаждения, подпрыгивая на мне в порывах страсти. Наврали все сны и видения. Не Наташа от меня уходила, а я от нее ушел.
— А Охеда действительно не дала, динамистка, — вдруг неожиданно признался Купер. — Красавчиков она, видите ли, не любит. А я виноват, что родился таким красивым? Вот тебя за что бабы любят? А?
— Не знаю, — пожал я плечами. — Как-то не думал на эту тему. А почему патологоанатом — из Кадиса?
— У нас так принято. Для независимости экспертизы, — ответил магистр. — Чтоб кумовства не было и врачи не покрывали друг друга.
— Где у вас тут церковь?
— Рядом с кладбищем. А тебе зачем? — удивился Лусиано.
— Отпевание заказать. Крещеный человек преставился. Свечку за упокой поставить, раз за здравие не вышло.
Из корпуса вышли Буля и Альфия. Уже без больничных халатов.
Лусиано, забычарив в песке окурок, сказал мечтательно, кивнув на девчат:
— А вот эту твою пепельноволосую я бы даже в жены взял.
— Зачем ей муж, когда у нее жена есть, — мстительно высказал я то, что давно подозревал в Альфие.
— И кто у нее жена? — поднял брови Лусиано.
— Рядом идет, — кивнул я на Бульку.
— Тогда мне понятно, куда они отлучались из палаты больной, — констатировал Купер. — Но все равно это не их вина, а медсестер из персонала госпиталя. Тем спать на дежурстве не положено.
Когда девушки подошли к беседке, Буля спросила вместо приветствия:
— Жора, ты в курсе?
— В курсе, — ответил я, не желая произносить слово «смерть» рядом с именем Наташи.
— Что делать будем? — подала голос Альфия.
— Поминки готовить, — ответил я ей. — Траурную церемонию с воинскими почестями.
— Почему с воинскими почестями? — не понял Купер.
— Наташа умерла от раны, полученной в бою, — твердо сказал я, все же совместив ее имя со смертью. — Кстати, красивый катафалк у вас в городе есть?
Купер понял, что вопрос к нему.
— Даже некрасивого нет, — ответил он моментально. — Пока мы гробы с покойниками на кладбище возим на грузовиках. На крайний случай — в пикапах. Не так еще много народа в городе мрет, чтобы создавать ритуальную фирму. — Он посмотрел на часы и добавил: — Кстати, пошли в корпус. Патологоанатом должен был уже закончить работу.
Патологоанатом оказался неожиданно высоким и крупным мужчиной среднего возраста. Брюнет. В больших роговых очках. Уставший. Невыбритый. В мятом докторском халате. У ног его скособоченно хвалился потертой на углах кожей винтажный докторский саквояж.
Он стоял на крыльце парадной двери, держа сигарету между указательным и безымянным пальцами, огоньком к ладони, но про то, что ее надо курить, казалось, забыл.
— Что показало вскрытие? — спросил его Купер по-английски.
Это, скорее всего, для нас, могли же они и по-испански свободно пообщаться…
— Тривиально, — ответил патологоанатом на том же языке неожиданно тонким голосом. — Тромб оторвался в легочной артерии. Дошел до сердца — и… все. — Тут он опытным взглядом вычислил меня как «близкого» и добавил: — Она совсем не мучилась. Моментальная смерть. Хотел бы и я когда-нибудь так умереть. Раз… и все. Лучше всего на бегу.
Тут к крыльцу подкатила машина — белая «Тойота Ленд Крузер 80».
— Это за мной, — сказал «мортус» нам на прощание. — Нужен буду — телеграфируйте. Заключение в морге. Полиция в курсе. Можете хоронить, — пожал всем нам руки и, подхватив со ступеней саквояж, поторопился сесть в это старое изделие японского автопрома.
— Когда хоронить? — переспросил я, когда пыль от «тойоты» стала оседать в воротах.
— Лучше сегодня, — ответил Купер. — Жара. Холодильник в морге старый. Работает на пределе. Тем более что его только ночью включили, и он как следует выхолодить помещение еще не успел.
— Тогда я поехал, — протянул ладонь Куперу, — дел выше крыши. Сам на похороны придешь? Или у тебя для пациентов персональное кладбище?