Книга Копье Дракулы - Михаил Палев

В 1403 году посол кастильского короля Руи Гонсалес де Клавихо, проезжавший в Самарканд ко двору Тимур-Амира во время посольства 1403–1406 годов, видел «железо от копья, которым Лонгин поразил Господа нашего Иисуса Христа» в особой башне при храме Святого Иоанна Предтечи. По описанию де Клавихо из дошедшего до нас его «Дневника путешествия в Самарканд ко двору Тимура», копье хранилось в позолоченном серебряном ларце, закрывавшемся шестью парами опечатанных круглых застежек и особым замочком, открывавшимся серебряным ключом. Тусклый железный наконечник был вделан в покрытую золотом дощечку; он был тонким и острым как шип, имел в своей нижней части отверстие для крепления на древке. Длина наконечника составляла примерно одну пядь и два дюйма, ширина – около двух дюймов. На конце острия виднелись следы крови, причем кровь казалась свежей.

В конце 1437 года или в начале 1438 года «копье, которое вошло в бок нашего Господа», в храме Святой Софии осматривал испанский идальго и любознательный путешественник Перо Тафур, сообщивший нам об этом событии в своей книге, написанной им около 1454 года в форме автобиографии с элементами рыцарского романа. В ней испанец также сообщает о том, как позже судьба его забросила в Германию, где такую же реликвию – «железное копье длиной в локоть» – ему показывали в немецком городе Нюрнберге, а он несколько опрометчиво сообщил, что уже видел Святое копье в Константинополе. Реакцию нюрнбергских клириков на это свое замечание Тафур описал следующими словами: «Уверен, что если бы не было там сеньоров, было бы мне опасно оставаться с немцами из-за того, что я сказал».

Эти сообщения путешественников о константинопольском Святом копье вносили сумятицу в умы христиан того времени, поскольку в Европе реликвий, именуемых копьем сотника Лонгина, насчитывалось уже несколько. В их числе было и хранящееся в Париже острие копья, официально полученное из Константинополя, не говоря уже о других копьях-«дубликатах» вроде нюрнбергского.

В дальнейшем судьба константинопольского Святого копья вызывала множество недоумений, и по сей день она остается не до конца определенной. Но нам достоверно известно следующее.

После завоевания Константинополя турками в 1453 году некое священное копье досталось османскому султану Мехмету Второму, правившему с 1444 по 1481 год, а его сын – султан Баязид Второй, правивший с 1481 по 1512 год, желая получить поддержку своей политики от Ватикана, подарил это копье римскому папе Иннокентию Восьмому в 1492 году, незадолго до смерти последнего. Подаренное копье не имело кончика острия, что удивило и огорчило папу, посчитавшего, что турки повредили реликвию. Подарок Иннокентий Восьмой принял, но никаких мер в поддержку правящего османского султана предпринять не пожелал.

На самом деле турки в порче копья были невиновны, а отломленное острие, как оказалось, хранилось в парижской Святой капелле со времен короля Людовика Святого. Это было то самое, уже упомянутое «железо святого копия, которым на Кресте был пронзен бок Господа нашего Иисуса Христа». Именно так этот предмет был поименован в известной грамоте латинского императора Балдуина Второго, передавшего права на владение реликвиями Страстей Христовых французскому королю. Отчаянно нуждавшийся в деньгах самозваный император решил, что распродажа христианских реликвий по частям окажется выгоднее.

Все это удалось выяснить доктору теологии и католическому кардиналу Просперо Ламбертини, ставшему впоследствии папой Бенедиктом Четырнадцатым, понтификат которого длился с 1740 по 1758 год. Ламбертини приложил немало усилий в деле изучения ватиканского копья и его исторической судьбы, после чего сообщил о результатах своих исследований в послании «О почитании во святыне», в котором доказал, что хранящаяся в Париже реликвия – это обломок ватиканского копья. Сопоставление парижского и римского фрагментов наглядно показало, что они действительно принадлежат одному и тому же лезвию.

Ватиканское копье и поныне хранится в соборе Святого Петра в Риме, его показывают людям только по большим праздникам, да еще и не каждый год. При этом Ватикан официально «не настаивает» на его идентичности копью сотника Лонгина. На чем же основаны эти сомнения?

Дело в том, что тот же Ламбертини официально отверг подлинность так называемого антиохийского копья, известного в Европе с конца одиннадцатого века «дубликата» Святого копья. Можно предположить, что Просперо Ламбертини пришел к выводу об идентичности ватиканского и антиохийского копья. И это заключение позволяет объяснить многие загадки «размножения» константинопольской святыни.

Латинские хронисты Первого Крестового похода повествуют о том, как во время осады Антиохии войсками сельджукского атабека Кербоги по указанию апостола Андрея, данному провансальцу Петру Бартоломею, крестоносцы 14 июня 1098 года в антиохийском храме Святого Петра обнаружили копье Судьбы, которое и принесло им избавление от ужасов осады и обеспечило победу в битве с превосходящими силами неверных 28 июня 1098 года. Поскольку «святое копье» обрели провансальцы – выходцы из Южной Франции, участвовавшие в походе под началом графа Раймунда Тулузского, то Раймунд и стал первым владельцем антиохийского копья, а непосредственным носителем копья в битве с сельджуками был личный духовник графа и капеллан его отряда – Раймунд Ажильский, впоследствии написавший сочинение «История франков, которые взяли Иерусалим». Уже многие участники тех событий заподозрили в антиохийском копье подлог, и нашедший копье Петр Бартоломей для доказательства своей правоты прошел сквозь огромный костер невредимым. Впрочем, после этого он сам стал святыней и тут же был затоптан крестоносцами, пытавшимися заполучить кусочки его одежды в качестве святых реликвий. Так или иначе, свою роль боевого знамени крестоносцев, укрепляющего воинский дух и ведущего к победе, антиохийское копье все-таки сыграло. В хрониках Первого Крестового похода, за небольшими исключениями, чуть ли не на каждой странице встречаются упоминания о чудесах, явлениях крестоносцам Христа, Девы Марии, апостолов и святых, непосредственное участие которых в действиях крестоносцев описывается как факт, происходивший вполне реально. Небесные знамения в них, как правило, предопределяют ход исторических событий. На столь мощной волне религиозного воодушевления дальнейшие действия крестоносцев были в целом также успешными, и Первый Крестовый поход принес Святой Земле освобождение от мусульманского владычества. После завоевания крестоносцами Иерусалима в июле 1099 года и поклонения святым местам граф Раймунд Тулузский продолжал сражаться с турками и сарацинами на Ближнем Востоке. В том же году он участвовал в разгроме еще одной мусульманской армии, с опозданием подошедшей на выручку Иерусалимского гарнизона, а потом осаждал портовые города на средиземноморском побережье Сирии и Палестины, возглавлял неудачный поход одного из новых крестоносных войск по малоазийским землям. Осенью 1101 года он вместе со своим прославленным копьем и изрядно потрепанным в боях отрядом оказался в Константинополе. Целью визита в столицу империи было урегулирование с императором Алексеем Первым Комнином вопроса о Северной Сирии и выработка планов совместных действий против их общих врагов. В частности, Раймунд Тулузский задумал захватить укрепленный мусульманский портовый город Триполи в Ливане. Армянский хронист Матфей Эдесский в своей «Хронографии» сообщает, что «когда он достиг Константинополя, император Алексей щедро одарил его и переправил вместе с войском через Средиземное море». В благодарность за это Раймунд отдал копье Алексею Комнину. Столь дружественные отношения между Раймундом и Алексеем объясняются тем, что граф Тулузский был единственным верным союзником византийцев среди всех вождей Первого Крестового похода.