Книга Тот, кто следовал за мистером Рипли - Патриция Хайсмит

— А девчушка? Она, похоже, немка?

Действительно, девочка была беленькая.

Странная парочка, стоя возле машины, молча смотрела на них.

— Да, немка. Занимается проституцией. А он выполняет роль ее сутенера.

Замок щелкнул, дверь перед ними открылась. По слабо освещенной лестнице они поднялись на третий этаж. Окна на площадке были заляпаны грязью, так что почти совсем не пропускали света. Эрик постучал в коричневую дверь с облупившейся и поцарапанной, словно от ударов сапогами, краской. Когда за нею послышались заплетающиеся, нетвердые шаги, Эрик негромко назвал свое имя.

Дверь отворил высокий, широкий в плечах человек, который басом и довольно невнятно пробормотал что-то по-немецки. Видимо, он тоже был турком: его лицо было очень смуглым, что не свойственно даже черноволосым немцам с юга страны. В нос вошедшим ударил жуткий запах капусты, тушенной с бараниной; хуже того — их проводили именно в то помещение, откуда исходил этот самый запах, — в кухню. На покрытом линолеумом полу копошились двое маленьких детишек; старуха с крошечной, как у птички, головкой и курчавыми седыми волосиками судорожными движениями мешала что-то в большом котле. Наверное, их бабушка, решил Том, и, вероятно, немка, потому что на турчанку она явно была не похожа, хотя кто знает... Эрик и волосатый гигант уселись за круглый стол. Пригласили сесть и Тома. Он сделал это без особого энтузиазма, но решил хотя бы развлечь себя тем, чтобы разобрать, о чем говорят Эрик и турок. Что здесь понадобилось Эрику? Немецкий слэнг Эрика и безграмотная мешанина из немецких слов турка составили такое рагу, переварить которое Тому оказалось не по силам. Он лишь понял, что речь шла о количестве чего-то: «Пятнадцать... двадцать три...» — и о ценах: «четыреста марок». Пятнадцать — чего?

Тут ему вспомнились слова Эрика о том, что турок выполняет роль посредника между берлинскими адвокатами и пакистанцами, а также выходцами из Восточной Индии, которые желают перебраться на жительство из Восточного сектора в Западный.

— Не нравится мне эта грязная работенка, — сказал Эрик, — но если я не помогу Хаки, он откажется выполнять мои поручения, а они куда важнее для меня, чем все эти вонючие иммигранты, вместе взятые.

Да, вероятно, об этом и идет сейчас речь. Эти иммигранты, которые не умеют писать и читать даже на своем родном языке и не имеют никакой профессии, просто садятся в метро в Восточном Берлине и выходят из него в Западном. Хаки их здесь встречает и связывает с юристами, выправляет им документы на временное проживание под предлогом того, что они бежали с родины по политическим мотивам. Выяснение всех обстоятельств может тянуться годами, и все это время эти люди живут себе припеваючи на пособие, которое они получают за счет западноберлинских налогоплательщиков.

Выходит, Хаки — либо практикующий жулик, либо тоже существует на пособие по безработице, иначе с чего бы ему околачиваться дома в разгар рабочего дня? Возраст у него явно не пенсионный, да и здоров как бык. Его штаны, которые ему явно тесны, особенно в области живота, в талии были перепоясаны бечевкой, несколько пуговиц на ширинке не застегнуто.

Хаки притащил бутыль мутноватой жидкости. Как он объяснил, это была водка домашнего приготовления. «Может, гость предпочитает пиво?» — вежливо осведомился он, и Том, попробовав водку, выбрал пиво. Пиво прибыло в большой, плоской и не очень чистой, налитой до половины бутылке. Хаки на минуту оставил их, и Эрик тут же объяснил, что тот работает на стройке, ко в настоящее время сидит дома.

— Получил производственную травму, — сообщил Эрик. — Он рад попользоваться Arbeitslosenunterstutzung. По-английски это значит...

Том кивнул. Перевод ему не потребовался. Так именовались льготы, которыми пользовались безработные.

Раздались тяжелые шаги, от которых затрясся пол, и появился Хаки с грязной коробкой из-под обуви. Из нее он достал сверток размером с кулак. В нем что-то перекатывалось. Что — жемчужины или наркотические таблетки? Эрик вынул бумажник и вручил Хаки сотенную купюру.

— Это только чаевые, — уточнил Эрик. — Ты устал ждать? Еще минутка, и мы отчалим.

— Инеминит, — пролепетала вслед за ним чумазая девчушка на полу.

Тому стало не по себе. Вероятно, этот ребенок понимал все или почти все из того, о чем при нем говорили. Старуха, похожая на ведьму из «Макбета», продолжая мешать свое варево, тоже уставилась на Тома. По ее телу время от времени пробегала легкая дрожь, словно она страдала нервным тиком.

— А где хозяйка? — прошептал Том. — Где мать этих детишек?

— На работе. Немка, из Восточного сектора. Тяжелый случай, но все ж таки работа у нее есть.

Эрик сделал жест, показывая, что, пока они здесь, больше он сказать ничего не может.

Когда Эрик наконец поднялся, Том облегченно вздохнул. Они пробыли в этой кухне не более получаса, но Тому показалось, что намного дольше. Вот они уже на свежем воздухе, где солнце ласкает их лица. Карман Эрика слегка оттопырился. Перед тем, как сесть в машину, он украдкой огляделся по сторонам. Тому очень хотелось узнать о содержимом свертка, но спрашивать было неудобно, в конце концов, какое ему дело?

— Теперь насчет хозяйки, как ты ее назвал. Забавная история, знаешь ли. Она проститутка из Восточного Берлина. Ее провезли через границу американские солдаты в джипе. Здесь ей живется немного получше, хотя и здесь она промышляет тем же самым, к тому же она наркоманка. Она еще и работает — кажется, моет туалеты, точно не знаю. Тут понимаешь какое дело — доллар упал, и теперь американским солдатам местные проститутки не по карману, и им приходится за этим делом ездить в Восточный Берлин, там дешевле. Коммунисты злятся, но поделать ничего не могут — ведь официально у них там проституции не существует.

Том вежливо улыбнулся. Чтобы время ожидания назначенного часа не тянулось так долго, он решил поразмышлять над тем, кто же они, эти киднепперы, — молодые бандиты или опытные профессионалы? Может, среди них есть девушка? Это всегда очень удобно, девушка обычно не вызывает у публики подозрений. Возможно, им действительно, как считает Эрик, нужны только деньги, и они не собираются причинять физического вреда Фрэнку или кому-либо еще.

Когда вернулись, Том стал звонить в Бель-Омбр. Долго никто не подходил. Он уже подумал было, что Элоиза решила съездить в Париж, чтобы с Ноэль пойти вечером в кино, а мадам Аннет сидит с бутылочкой содовой в кафе у Жоржа и судачит с какой-нибудь приятельницей-экономкой, когда после девятого звонка услышал голос Аннет:

— Алло?

— Это Том, мадам Аннет. Как вы там поживаете?

— Все хорошо, месье Тома. Когда возвращаетесь?

— Еще точно не знаю, но, наверное, в среду. Мадам дома?

Оказалось, что Элоиза тоже дома, только у себя наверху.

— Тома! Ты откуда — из Гамбурга?

Она взяла трубку почти сразу, вероятно воспользовавшись телефоном в его комнате.

— Нет, я тут немножко путешествую. Я тебя разбудил?