Книга Таня Гроттер и проклятие некромага - Дмитрий Емец

Лешак, с которым говорил Ванька, медленно повернулся и,поскрипывая, скрылся в лесу. Ванька вернулся и молча стал заводить пылесос. Издыр в трубе сифонил синий, с искрой дым.

– Что тебе сказал лешак? – шепнула Ваньке Таня.

– Он дал мне совет, – помолчав, сообщил Ванька.

– Какой?

– Ждать и не спешить.

Больше ничего добавить Ванька не успел. Ягун завел пылесос,и все потонуло в треске и дыме. Вслед за Ягуном взлетели и другие. Пока Ягун напылесосе нарезал круги, пробуя возможности нового топлива, Тарарах решительнонаправил ковер к драконбольному полю. Когда они пролетали над полем, изкрайнего ангара вырвался молодой дракон и, не в такт хлопая крыльями, сталбыстро и несколько боком набирать высоту. Драконы в юности не берегут сил. Нашее у дракона кто-то сидел.

– Это же Искристый, сын Гоярына! А на немСоловей! – сквозь треск пылесоса крикнул Ягун.

Впрочем, это Таня поняла уже и без Ягуна. Зрение у нее былоне хуже. Вот только почему на драконе?

* * *

Они летели долго, в сплошной облачности, метрах в трехстахнад океаном. Драконы за немногим исключением редко поднимаются выше, если желететь ниже – у ковра-самолета отсыреют кисти, и тогда купание в ноябрьскомокеане гарантировано. Облака были как слежавшееся одеяло. Хотелось крикнуть:«Блин, да уберите же кто-нибудь эту гнилую вату!»

Таня едва различала Ваньку, хотя он летел от нее нарасстоянии вытянутой руки. Ягуна легко было вычислить по треску пылесоса, аСоловья и Тарараха Таня не видела вообще. Лишь дважды впереди, в разрыве туч,мелькал розоватый отблеск. Это Искристый, досадуя, выдыхал пламя. И снова Таняего теряла. Звуки вязли в мокром одеяле. Полировка контрабаса была влажной.Волос смычка тоже отсырел. То и дело Тане приходилось стряхивать с него влагу.Вскоре Таня перестала кого-либо высматривать. Она держалась за Ягуном, надеясь,что он представляет, куда летит.

Так прошло часа четыре. Становилось все холоднее. ПылесосВаньки, давно чихавший, как простуженный сантехник, внезапно конвульсивнозакашлялся и заглох. Таня услышала короткий крик и поспешно развернулаконтрабас. Когда она наконец отыскала Ваньку в тумане, тот уже висел наплатке-парашюте у самой воды.

Когда Таня подлетела к нему, Ванька перебрался на контрабаси сел сзади, обхватив ее за пояс.

– Я уже думал: придется купаться, – сказал онпросто.

– А где твой пылесос?

– Чистит дно от водорослей. Хотя глубина тут километратри. Значит, скорее всего, еще где-то в пути, – предположил Ванька.

– Тебе его не жалко?

– В смерти в океане есть что-то романтическое. Лучше,чем на свалке. Лежишь на дне, на умопомрачительной глубине, а вокруг плаваютдонные рыбы с фонариками на отростках, – заметил Ванька.

В его голосе не слышалось особой печали. Расставание спылесосом произошло, как видно, с обоюдного согласия.

– А почему ты не кричал, что он глохнет?

– Этот мир и так полон бестолковых воплей. Еще одинпогоды не сделает, – заметил Ванька.

В тумане что-то мелькнуло. Из рваного одеяла облака выплылдраконий живот, белый, как у ящерицы. Крупная зеленая чешуя начиналась у лап исходилась на спине в высокий гребень. На Таню уставились немигающие, с огненнойточкой глаза. Струя кинжального пламени скользнула над ее головой, едва неопалив волосы. У каждого дракона своя манера говорить «привет!». Когда жедраконы хотят сказать «пока!», они стреляют на палец ниже.

– Эй, ну и где вы там? Мы уже почти прилетели! –свешиваясь с дракона, крикнул Соловей.

– У Ваньки пылесос заглох!

– И где он?

– Пылесос? В океане. Ванька – здесь.

Старый тренер усмехнулся. Как все игроки старой школы, ктехномагии он относился с недоверием. Что это за вещи, которые разваливаютсяпосле десятка лет службы?

– Контрабас-то выдержит? Пусть пересаживается комне! – предложил он.

Таня не видела лица Ваньки, но почувствовала, как тотнедовольно заерзал.

– Контрабас выдержит! – сказала она уверенно.

Тангро, вертевшийся рядом с Ванькой, отреагировал наприближение Искристого, как пилот истребителя на большой бомбардировщик.Беспокойный, как оса, он принялся нарезать вокруг дракона круги, норовя ужалитьего пламенем в живот, в шею, в хвост.

– Слон и Моська! – сказала Таня.

– Мамонт и бешеная Моська! – поправил Ванька.

Уточнение, надо признать, небольшое, но существенное. Ванькепришлось приложить немало усилий, прежде чем Тангро согласился оставитьИскристого в покое. Соловей свистнул и, развернув дракона, умчался. Танюудивила непринужденная ловкость, с которой старый тренер – одним лишь свистом,без магии и без удил – управлял Искристым. И это при том, что сын Гоярынасчитался драконом непредсказуемым и излишне горячим, впрочем, как и другиесыновья своего папы.

Таня подняла смычок. Они летели почти над самой водой. Вышеперегруженный контрабас подниматься не желал. Ванька, конечно, не был шкафома-ля Гуня или подъемным краном а-ля Бульон, и все же мелким его никак неназовешь. Рост у него по нынешним временам был средневысокий – метрвосемьдесят.

– Кому сто восемьдесят сантиметров любителя животных?Единственное отрицательное качество: тихо играет на барабане! – вопилиногда Ягун, когда ему в очередной раз вожжа попадала под хвост. Хотя, побольшому счету, это было постоянное место ее пребывания.

Океан внизу казался ненастоящим. Таня подумала, что настоящеев отдельных случаях выглядит менее реалистично, чем ненастоящее. А раз так, тои настоящее чувство тоже должно отличаться от эталонного, экранного. От тойдраматической романной любви, которая заставляет нас растирать по лицу клейкуюслизь из носа и ронять горькие слезы на сардельки с кетчупом.

Неожиданно Таня ощутила грудью упругий толчок, которыйиспытывает маг, впервые пролетающий Грааль Гардарику. По перстню ФеофилаГроттера меланхолично скользнула искра. Прямо по курсу из тумана выплыл остров.

Остров лежал посреди свинцового океана, сотворенный из пеныи мглы. Его обрывистые берега выступали из воды. Волны разбивались о них, какнаступающие рати. В поражениях, которые бесконечно терпел океан, было что-тофилософски-спокойное.

«Чего ты вздулся на мне, каменный прыщ? Ты жутко меняраздражаешь. Все равно я тебя залижу, и через сто тысяч лет тебя не будет!Главное – упорство и время. И то, и другое у меня есть», – шептал океанголосом волн.