Книга Карт-бланш императрицы - Анастасия Монастырская

— Мы хотим предложить вам раздел власти, — выпалили они на пару с Минихом. И не поверили своим глазам: Екатерина хохотала.

— Что? наверное, не расслышала. Что вы хотите мне предложить? Раздел какой власти, позвольте спросить?

Правильное решение пришло сразу. Петр — отыгранная фигура. Екатерина — настоящее и будущее России. Ее решительность и уверенность выгодно отличались от истерик чертушки. Признаться, и Воронцов, Ии Миних от них порядком устали. Будь, что будет!

Воронцов повалился ей в ноги. Следом бухнулся Миних.

— Матушка! Екатерина! Тебе — единственной и законной государыне присягаем. Не вели казнить, вели слово молвить.

На лице императрицы застыло непроницаемое выражение. Ни один человек сейчас бы не догадался, какая радость бушует в ее душе. Предложение о разделе власти — это полная и безоговорочная капитуляция. Она выиграла. Остается одно — арест чертушки, его отречение от престола, и ее права полностью соблюдены. Никто не посмеет упрекнуть ее в их отсутствии!

В комнату прошел Григорий. Наклонился к розовому ушку и едва слышно прошептал:

— Кронштадт на твоей стороне! Гарнизон запретил въезд царю!

— Где сейчас находится Петр Федорович?

— В Ораниенбауме, — ответил Миних.

— Не сбежит?

— Куда бежать-то? — задал риторический вопрос Воронцов. — Уж набегался!

— Что ж, пишите, граф. Вот и сослужите службу. — Смакуя каждое слово, Екатерина начала диктовать текст, давно выученный ею наизусть: — "В краткое время правительства моего державного Российским государством самым делом узнал я тягость и бремя, силам моим несогласное, чтоб мне не токмо самодержавно, но и каким бы то ни было образом правительство владеть Российским государством… того ради помыслив, я сам в себе беспристрастно и непринужденно чрез сие объявляю не только всему Российскому государству, но и Целому свету торжественно, что я от правительства Российским государством на весь век мой отрицаюся". Вот, кажется, и все. Осталось только подпись поставить.

— Прикажете доставить? — услужливость Воронцова, похоже, не знала границ.

Немного подумав, императрица отказалась:

— Сама доставлю.

— Но ваше величество, так нельзя! — слаженный мужской хор заставил императрицу нахмуриться.

— Почему? — а простой женский вопрос ввел присутствующих в состояние глубокой задумчивости. А действительно, почему нельзя?

Месть — блюдо, которое следует подавать холодным, — кажется, именно так любит выражаться английский посланник. Однако вежливый и воспитанный человек, освоивший науку политеса, никогда не станет есть это блюдо сам, а поручит другому. Мстить с открытым забралом как-то не принято: лучше через кого-то и на расстоянии, чтобы быть вне подозрений, если что. Вот это осторожное "если что" Екатерина и не понимала. В данный момент ей было мало одержанной победы, она мечтала о большем. Ей хотелось самой увидеть, как низвергнутый государь собственноручно подписывает указ об отречении. И дело даже не в мести (хотя и в ней тоже). Оценить силы противника — великое искусство. Она хотела, чтобы Петр сломался и перестал быть опасным для ее зарождающейся власти. Но мало желать, необходимо в этом убедиться. Змея не причинит вреда только тогда, когда у нее вырвешь ядовитые зубы. Можно, конечно, доверить эту операцию другому человеку, но где гарантия. Что он сделает все, как надо?! Никакой гарантии нет. В самых ответственных ситуациях Екатерина предпочитала действовать решительно и самостоятельно. Так надежнее и спокойнее. Петр — деликатная проблема. И решать ее придется тоже ей. Беда в том, что никто из присутствующих не понимал истинных мотивов такого решения. В глазах окружавших ее мужчин императрица прочитала сочувствие к несчастному чертушке: дескать, дорвалась бабонька до власти, теперь и над муженьком решила покуражиться, в отместку за прошлые обиды. Ничего-то они не понимают, оно и понятно: у бабы ум гибкий и цепкий, а у мужчины… У мужчины, каким бы умным он ни был, вся сообразительность находится ниже пояса. В любой момент может отказать. И ведь отказала — из ревности и ограниченности.

— Поеду сама. Но вручать документ будут Разумовский и Орлов. Я скроюсь в соседней комнате. На всякий случай и от греха подальше, — подытожила бессмысленный разговор Екатерина, продемонстрировав к тому же чудеса женской логики. — Готовьтесь к отъезду.

Вместе с ними увязался и Воронцов, ведомый личной корыстью, известной только ему одному. В дороге делали короткие привалы, во время которых Екатерина неизменно отмалчивалась, думая о своем. Григорий, неплохо изучивший любовницу, приказал остальным не приступать к ней с расспросами: когда Екатерина предпочитает побыть наедине с собой, лучше ей не мешать.

В Ораниенбаум въехали тихо, несмотря на многочисленность отряда. В последний момент Орлов прихватил с собой самых проверенных гвардейцев на тот случай, если придется брать дворец штурмом. Но обошлось без крови: охраны почти не было, а те, кто стоял на часах, мгновенно присягнули императрице. Во дворце царила плохо скрываемая суматоха и плохо скрываемое мародерство: каждый из слуг старался на время скрыться, прихватив с собой что-нибудь ценное. Появление Екатерины оказалось подобно разрыву вражеского ядра. Такого исхода, похоже, никто не ожидал.

— Мародеров сразу вешать! Остальных отпустить! — приказала она по дороге к государевым покоям. — Развели лентяев и приживалок. Тошно смотреть!

У дверей в спальню Екатерина остановилась:

— Дальше сами. А мне сюда Елизавету приведите. Давно своей фрейлины не видела!

Она спокойно уселась в кабинете, отметив про себя, что Петр явно не утруждался государственными заботами: стол покрыт слоем пыли и высохшими чернильными пятнами, перья сломаны, книги изгажены и заляпаны вином. Фу!

В углу послышался шорох и вперед выступил любимец Петр — негр Пьер Нарцисс с белой болонкой Можи под мышкой.

— Так-так, — весело протянула императрица. — А я всегда гадала, как выглядит эфиоп, когда он бледнеет. Теперь вижу. Ты-то чего испугался?

— С-с-сибири, — выдавил Нарцисс, а собачонка, плачуще, тяфкнула. — Там холодно.

— Холодно, — согласилась Екатерина. — И что?

— Не хочу, чтоб холодно, — по фиолетовому лицу потекли слезы. — Матушка Екатерина! Он же там не выдержит и дня!

— Кто? Пес?

— Петр Федорович.

— Вот, что ценю в людях, так это преданность, — задумчиво сообщила Екатерина. — Не плачь, в Сибирь не поедете. В Ропше жить будете. Двадцать семь верст от Петербурга. А сейчас сделай-ка мне кофе, да покрепче.

Как мало нужно эфиопу для счастья: вместо Сибири — Ропша. Счастливый Нарцисс в мгновение ока обернулся: на золотом подносе стояли кофейник, сахарница, чашка с блюдцем.

— Молодец! — похвалила императрица, попробовав свежезаваренный кофе. — Знатный напиток готовишь! Иди, собирай вещи Петра Федоровича. Скоро поедете.