Книга Цену жизни спроси у смерти - Сергей Донской

– Придется – назад не попросишься, – предупредил погорелец, который, как выяснилось, утратив внешнюю привлекательность, приобрел философский склад ума. – Так что придержи язык, и пойдем, – предложил он почти ласково. – Это в твоих же интересах.

– В мои-и-их? – протянул Громов то ли с удивлением, то ли с издевкой. – Тогда ладно. Сейчас только оденусь, и я к вашим услугам…

Придавленная камнями рубаха, которую он потянул вверх, на мгновение скрыла от противников его правую руку, а когда они увидели, что в ней появилось, их рты изумленно приоткрылись – у кого больше, у кого меньше. Более бездарный способ использовать отпущенное троице время трудно было себе представить.

* * *

Думп! – запоздало грохнул помповик спохватившегося Серого. Его пуля вдребезги раскрошила овальную гальку рядом с синей рубахой и с визгом отрикошетила в такое же синее небо.

Гах! – откликнулся невесть откуда взявшийся в правой руке незнакомца револьвер. – Гах!

До того, как обе его ноги почти одновременно подломились, как спички, Серый успел сообразить, что стрелок вовсе не стоит на месте, дожидаясь нового выстрела, а перемещается вдоль берега, паля на ходу в него, в Серого! Когда он падал лицом вниз, до незнакомца было уже рукой подать, но ни желания не было до него дотягиваться, ни сил. Больше всего Серого заботили собственные перебитые голени. Никогда в жизни он не держался за свои ноги столь трепетно, боясь расстаться с ними навсегда.

Двое остальных бандитов опомнились одновременно, и стрелковое оружие обоих наконец отреагировало на неожиданную прыть противника, каждое на свой лад. «Узи» трескуче распустил целый веер пуль, взбороздивших морскую гладь значительно левее цели. Одновременно глухо бухнул помповик, напомнивший тембром звучания ночной кашель туберкулезника.

Юноша страшно удивился бы, узнав, что выпущенная им круглая пуля угодила аккурат в наполненное яйцами гнездо чайки на скале за спиной мужчины. Но он решил, что вообще никуда не попал, а потому выругался и плаксиво потребовал:

– Мочи этого гада, Паленый! Что ты на него смотришь?!

В этот момент незнакомец, наступив на ружье раненого Серого, дважды выстрелил в их сторону. Казалось, при этом он коротко оглаживает курок своего револьвера распрямленной горизонтально ладонью левой руки.

– Мочи его! – опять заорал очень близкий к истерике юноша, совершенно забыв, что у него самого есть чем отстреливаться.

Вместо того чтобы послушаться разумного совета, Паленый выпустил добрую треть обоймы прямо себе под ноги, уронил туда же пистолет-пулемет, а потом плашмя упал на него сверху.

– Йо-о! – протяжно выл он. – Ноги, бляяяядь! Мои нооооги!

Уточнение было совершенно лишним. Можно подумать, он убивался бы так по поводу чьих-то чужих конечностей.

Не опуская оружия, незнакомец быстро присел, поднял валяющийся помповик и небрежно, как палку, зашвырнул его в море. Когда он двинулся вперед, Серый за его спиной попытался встать на четвереньки, чтобы уползти подальше, но тут же опрокинулся на бок и жутко закричал от боли: «Уу-оо-ууу!» А вот завывания Паленого к этому времени поутихли – он выводил теперь закрытым ртом какой-то нехитрый мотив, построенный на двух нотах, но делал это так приглушенно, словно не хотел привлекать к себе лишнего внимания.

Юноша, которого звали, между прочим, Трофимом, хотя теперь он вряд ли сознавал это, забыл, что в подобных случаях делают сначала: бросают оружие или поднимают руки вверх. Дело в том, что незнакомец теперь сфокусировал внимание конкретно на нем, и непонятно было, куда смотреть страшнее – в черное дуло приближающегося револьвера или в глаза поверх него – такие светлые, что они казались побелевшими от ярости. Загипнотизированный ими, юноша поднял руки вместе с помповым ружьем.

– Сдаюсь! – прокричал он, не заметив, как от этого незначительного усилия по его голым ногам потекли горячие струйки. – Не стреляй!

Не сводя с него глаз, мужчина остановился в десяти метрах, прямо над опасливо притихшим Паленым, и спросил, почти не разжимая губ:

– Что, желание играть в войну пропало?

– А? – жалко переспросил юноша. Он вдруг стал плохо слышать, а соображать – и того хуже. На его правом плече был вытатуирован трехцветный тигр, свирепо обнаживший клыки. Вызывающую наколку хотелось прикрыть ладонью, вот только обе руки юноши были заняты поднятым вверх ружьем. Оно заметно дрожало.

– Я спрашиваю: желание играть в войну пропало? – повысил голос незнакомец.

– Да, – торопливо закивал головой юноша. – Да, пропало.

– Сам бросишь ружье, или еще немного постреляем? Может быть, ты мечтаешь умереть с оружием в руках?

– Нет! Вернее, да! Я брошу оружие. Не надо стрелять.

– Ладно, бросай, – разрешил незнакомец.

– В воду или на землю? – Юноша очень боялся допустить какую-нибудь непоправимую ошибку, какой-нибудь досадный промах, который станет роковым. Он вовсе не хотел увидеть еще раз, как черный револьвер, поглаживаемый рукой незнакомца, выплевывает желтые сгустки пламени. Вот уж нет! Только не сейчас, только не в него. Эти куцые мысли беспрестанно прокручивались в мозгу, как мантра: «Не сейчас… Не в меня…»

– Лучше в воду, – решил незнакомец после недолгого раздумья. – Сумеешь добросить?

Юноша смерил взглядом те пять шагов, которые отделяли его от моря, и подумал, что это очень даже приличное расстояние – особенно, когда руки у тебя совершенно онемели от напряжения и страха. Тем не менее первая же попытка оказалась удачной. Замедленно кувыркнувшись в воздухе, помповик вошел в воду прикладом, почти под прямым углом. И юноше сразу стало легче. Точно гора с плеч свалилась.

– Кто тут у вас атаман? – поинтересовался незнакомец и кивнул на валяющегося у его ног Паленого: – Этот, что ли?

– Он, – подтвердил юноша, накрыв вытатуированного тигра ладонью. Когда он решил сделать наколку, ему хотелось выглядеть как можно более круто. Теперь желание сделалось диаметрально противоположным.

– Как зовут? Не Пегим, к примеру?

– Паленый я, – откликнулся раненый.

Его приподнявшаяся голова тут же была припечатана к камням ногой незнакомца.

– Лежать! – прикрикнул он. – Теперь возьми «пушку» за ствол и медленно, очень медленно достань ее из-под себя.

– Тоже в воду швырять? – предположил Паленый, справившись с заданием.

– Я тебе дам, в воду! Что за манера такая дурацкая: чужими вещами разбрасываться? – Приняв протянутый «узи» за рукоятку, незнакомец сокрушенно поцокал языком и неожиданно признался: – Вообще-то я поначалу хотел вас на месте порешить. Всех. Но потом пообещал одному хорошему человеку, что не оставлю на берегу трупов. Даже не знаю… – Он с сомнением покачал головой. – Не знаю, правильно ли я поступил, что дал такое слово.

Юноше хотелось крикнуть: «Конечно, правильно, очень даже правильно», но он скромно промолчал. Просто стоял, прикрывая рукой свирепого тигра на плече, и думал, что татуировку нужно будет непременно свести. Не в той мастерской, где она была выполнена. В каком-нибудь другом городе, подальше от Сочи, куда занесла его нелегкая полгода назад. Когда все тебя боятся, считаться бандитом почетно и приятно. В противном же случае никакого кайфа от этого не получаешь. Тем более в промокших насквозь трусах.