Книга Готовься к войне - Андрей Рубанов

— И что же, — вежливо поинтересовался он, — нужно от тебя Жарову?

Рыжая игнорировала вопрос; кутаясь в халат, заявила:

— Вот если бы я не призналась тебе, с кем сейчас болтала, тогда — да, у тебя был бы повод ревновать. Но я сразу тебе все рассказала. Цени…

— Ты не ответила. Чего хотел от тебя Жаров?

— Ничего. Обычная мужская болтовня. Спрашивал, давно ли я с тобой, и все такое.

— Ага, — Знаев вздохнул. — Иди-ка сюда. Садись. Это единственные сидячие места в моем доме… Вытяни ноги. Живой огонь — замечательная штука. Ты смотри на огонь, а я тебе расскажу про своего друга Жарова. Если хочешь, конечно.

— Хочу, — сказала рыжая, хотя Знаев очень ждал другого ответа. Сразу подумал: ну да, естественно, там же голубые глаза, длинные волосы, квадратные плечи, мефистофельский хохот, перстень с камнем — редкий экземпляр, который не может не заинтересовать.

— Впрочем, — поправилась Алиса, погружаясь в кожаное, благородно потертое кресло и внимательно изучая висок банкира, — если у тебя нет желания, можешь не рассказывать. Или расскажи не про Жарова, а про кого-нибудь другого. Мне нравится не те, про кого ты рассказываешь, а то, как ты это делаешь.

— Зачем ты дала ему свой номер?

— Захотела — и дала. Мой номер. Кому хочу — тому и даю.

Разумеется, подумал Знаев, устраиваясь полулежа. У меня нет никаких прав на девушку с золотыми волосами.

— Кстати, — сказала Алиса, — пока ты был в бане, тебе кто-то звонил.

Протянула ему его собственный телефон. Сама принесла, чтоб он не ходил, не искал, размякший после сауны. Боже, эта женщина — сама разумность и предупредительность, подумал он, в ее-то годы иметь такую голову на плечах…

Посмотрел на дисплей — ага, Солодюк — и выключил аппарат.

— Мой друг Жаров, — сказал он, — хороший парень. Кстати, молодой совсем. Тридцать восемь лет. Законченный гедонист. Любит выпить, погулять. Посмеяться. Он мастер спорта по регби, здоровье пока позволяет и в запои уходить, и нюхать… Очень веселый мужик. Может, например, в пятизвездочном австрийском отеле полуголым выйти в коридор, подозвать горничную, дать ей сто евро и попросить побрить себе сзади шею… Чтоб ты знала: не пропускает ни одной юбки. Коллекционирует. Богатый, двое сыновей. Жена — дочь космонавта. Везде был, все видел. Он и с аквалангом нырнет, и на дельтаплане полетает, и в казино зайдет, под настроение… Он и в гольф мастак, и подраться любитель. Обожает, типа, жизнь во всех ее проявлениях…

— Почему, — тихо перебила Алиса, гипнотизируя разгорающиеся поленья, — ты говоришь об этом с таким отвращением?

— Потому что он баловень судьбы. Халявно, поимел от бога и папы с мамой все на свете. Здоровье. Обаяние. Силу. Красивый, удачливый, всегда смеется, всегда полупьяный — такой гусар, блядь, летучий…

— Не ругайся, — нежно велела рыжая. Камин явно расслабил ее, как давеча — дождь за окном.

— Извини.

Алиса осторожно сказала:

— Он веселый. А ты — угрюмый. Для тебя главное — работа, а для него — ее плоды…

— Видишь ли, — банкир засопел, — когда я вижу Жарова, я понимаю, что… ничего не понимаю. Я пашу, как проклятый, а он бывает в офисе едва три часа в день — и все равно денег у него столько же, сколько у меня. Если не больше.

— А ты не работай, как проклятый, — предложила рыжая. — Разве ты — проклят? Кем ты проклят? И за что? Ты, наверное, сам себя проклял, вот и все. А Жаров — нет, не проклял. Он правильно живет.

— Неправильно. Я, дорогая Алиса, не люблю сластолюбцев. Инстинктивно.

— Он твой друг — и ты его не любишь?

— Люблю. Как друга. Но не как ловца удовольствий. Жаров — маленький мальчик Ему всегда двадцать пять. Если не двадцать. Ты бы его послушала, когда он возвращается с очередного горнолыжного курорта. Это же целая наука! Подъемники, скипассы, ваучеры, правила обгона, правила въезда и наезда, «черные» склоны, «зеленые» склоны, очки за четыреста евро… Лыжи за тысячу. Взрослый, здоровый мужик, отец семейства, владелец собственного бизнеса, едет бог знает куда, за тридевять земель, чтобы кататься. Ему скоро сорок лет — а он КАТАЕТСЯ!

— Что же тут плохого? Свежий воздух, горы…

Знаев пренебрежительно фыркнул.

— Воздух? Ты же была в моем кабинете. Я нажимаю кнопку — и через полчаса у меня там самый лучший воздух. Хочешь — морской, хочешь — горный. Тут дело не в воздухе. Он, друг мой Жаров, сам создал свое дело, на него работают сто человек, его фирма входит в десятку крупнейших российских поставщиков электрооборудования — и все это, видишь ли, только для того, чтобы КАТАТЬСЯ. Назад, в детство, — вот что это такое. Люди создают политические партии, инвестируют в науку, в сложные технологии, содержат детские дома, строят больницы… Люди решают проблемы, берут на себя ответственность. А Герман Жаров — катается! Какой прок человечеству от Германа Жарова?

— Ты слишком высокомерен.

Знаев хмыкнул.

— Не вижу, — сказал он, немного громче, чем ему хотелось, — ничего плохого в высокомерии. Кстати, я тебе еще не все рассказал. Я, в принципе, только начал. Теперь — про девочек. Хочешь, чтоб я тебе рассказал про его девочек? Я тебе расскажу. В принципе, неважно, хочешь ты или нет — я теперь уже сам хочу рассказать тебе про его девочек. Одну из них ты видела. И даже побилась с ней врукопашную…

— Между прочим, — возразила рыжая, — она нормальная. Если бы мой молодой человек на вечеринке напился и стал приставать к другой девчонке — я б сразу врезала. Сначала, конечно, ему. Но и ей тоже…

— Верю, — усмехнулся банкир. — Мне вот иногда хочется побыть очередной девочкой Жарова. Не смейся, — в переносном смысле. Он, Герман, парень опытный. Вдумчивый. Ценитель. Он постоянно в поиске. Выберет какую-нибудь, двадцатилетнюю, глупую, но дерзкую, обязательно с задатками нимфоманки — и тихо инвестирует. Поэтапно. Включает спонсора. Вот тебе, зайчик, деньги — сними квартиру приличную, двухкомнатную, в пределах Третьего кольца. Вот тебе абонемент в фитнес-клуб, подтяни животик. Вот тебе на педикюр. Непременно — татуировочку на попке, и колечко в пупочек, без колечка никак нельзя, колечко входит в обязательную программу… Браслетик золотой, кулончик. Квартирку обставит, все купит, сам, вплоть до постельного белья — для себя же, правильно? Сильно не тратится, машины и шубы не дарит, силиконовые сиськи не оплачивает — незачем сильно баловать. Пользуется месяц, от силы два. Пока в постели получает полную самоотдачу. А она, самоотдача, возможна, только если девчонка перспективу чувствует, — она тогда в восторге пребывает и друга своего благодарит всеми известными способами… Благодарность женщины лучше, чем ее любовь. Можешь поверить. — Знаев посмотрел на рыжую — она цинично улыбалась. — Попользуется мой друг Герман такой благодарностью, подергает всласть за колечко в пупочке — все. Разбегаемся, дорогая. Я тебе ничего не обещал, сразу предупредил, что женат и дети есть. Пойми и поблагодари, — за то, что я тебя, дуру, «поднял». За то, что я тебе «показал уровень». За то, что научил, как жить в этом городе. Дальше сама разберешься. Если что — звони… С малолетками не вяжется, боится подставы. На сказки про беременность не реагирует. Тут же начинает новую чувиху искать… Ты вот вспомнила, как Анжеле вчера нос расквасила, — а он, может, эту Анжелу уже выгнал. Тут же. Чтоб не скандалила… Девочки богатых людей не должны требовать к себе повышенного внимания. А тем более — скандалить. Для этого есть жены.