Книга Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 - Татьяна Соломатина

– Не помню! Я даже не помню, что я его… Марго, дай спокойно поработать! – И Мальцева, смеясь, запустила в дверь неидентифицируемым лиловым плюшевым чучелом, забытым тут пенсионеркой-заведующей. Маргоша ловко захлопнула дверь, и по тёмному коридору пустынной женской консультации разнёсся её низкий, практически демонический хохот. Засни тут на стульчике какая беременная – от ужаса бы рожать начала. Чего только порой с людьми не творит их собственное воображение.

Утро нельзя было назвать томным. Одно дело, когда тебя постоянно дёргают то в приёмный покой, то в отделения, если ты спишь в своём кабинете. Любой акушер-гинеколог, работающий (или вернее будет сказать – живущий) в режиме Татьяны Георгиевны Мальцевой, давно научился крепко спать на любой горизонтальной поверхности, любезно предоставленной ему чужими клиническими ситуациями. Или научился, или в консультацию ушёл. Или вообще – с ума сошёл. Но спать в своём кабинете, в своей – всё-таки – кровати (теперь на дурацком новомодном диване, который, признаться честно, куда менее пригоден для комфортного сна, чем её прежняя невзрачная койка, будь здорова Марго со своей заботой!) – куда приятней, чем уткнувшись лицом в клавиатуру лептопа. Хорошо хоть заполнение базы данных – это вам не вордовский файл. Усни Мальцева на клавиатуре в условиях открытого вордовского файла, проснувшись от хриплой дребезжащей трели внутреннего телефона, она могла бы увидеть чудненький бессмысленный набор букв и знаков, продолжающий набирать сам себя. И это явно не было бы «Войной и миром». Потому что…

– Обезьяна тут была только одна! – скептически осмотрела себя в крохотное зеркальце предыдущей зав ЖК Татьяна Георгиевна. – Да? – проговорила она уже в трубку.

И, разумеется, уже через три минуты топала по гулкому и страшному больничному подвалу-переходу. Спокойно топала, совершенно не замечая, насколько он страшен. Привыкла. Ей было даже комфортно в больничном подвале ночью. Холодно, одиноко и… комфортно. Пятиминутка покоя перед очередным ночным марафоном.

После утренней врачебной конференции, на которой Панин с иезуитским каким-то наслаждением чихвостил в хвост и в гриву текущее состояние дел в женской консультации (как будто оно вчера случилось, то «текущее состояние дел») и её лично, Мальцеву Татьяну Георгиевну (ну да, а как же!), она вяло поплелась в женскую консультацию, чуть не споткнувшись о юного, упругого, живого колобка Тыдыбыра. Последняя была просто счастлива своему переводу в обсервацию и хотела направо и налево размахивать скальпелем, большой акушерской кюреткой и прочими металлическими колющими-режущими и скребущими медицинскими инструментами, которые не всегда стоит давать в неопытные руки. А если не давать вовсе, то как они станут опытными? Настеньку распирало от энтузиазма, потому что она давно восхищалась Мальцевой и хотела быть «как она»!

– Ты, «как она», хочешь всю жизнь ходить в любовницах, похоронив в молодости единственно любимого, если не боготворимого мужа? – усмехаясь, уточняла Поцелуева. – Или ты хочешь такую фигуру, как у Мальцевой? От первого – спаси тебя бог, Тыдыбырчик! А второе тебе не светит – кость не та, и аппетит неуёмный.

Настя Разова не обижалась на Поцелуеву. Потому что и ею она восхищалась. Не так, конечно, как Мальцевой. А уж работать лично прямо с Мальцевой, это вообще…

– Татьяна Георгиевна, когда на обход? Сегодня две плановых – можно, я пойду? Татьяна Георгиевна, у девочки в шестой палате…

– Анастасия Евгеньевна, притормозите, пожалуйста! – осадила её Татьяна Георгиевна. – Плановые операции сегодня не мои. Обхода заведующей не будет. А вы мне нужны. Вы имели дело с базами данных?

– Конечно! Я в патологии за всех заполняла.

– Отлично! Вы просто находка для меня. Идёмте со мной. Я попрошу вас об огромном одолжении…

Настенька была счастлива, что Мальцева её лично, Анастасию Евгеньевну Разову, попросит об одолжении! И не просто об одолжении – а об огромном одолжении! Анастасию Евгеньевну попросит, а не Тыдыбыра! Понятно?.. Если бы Мальцева попросила сейчас Настю слетать на Луну на ядре – Настя залезла бы в пушку, не задумываясь.

Не успела Мальцева расположить своего нового юного ординатора за столом заведующей, не объяснила ещё толком, что и от чего отсортировать, как в её кабинет вошла Светлана Борисовна Маковенко. Без стука, между прочим. Что уже ни в какие ворота не лезло. Татьяна Георгиевна только было хотела отчитать Серую Мышь, которую только что вытряхнула из обсервации, так на тебе, снова-здорово, пересеклись пути дорожки, но заметила, что та серее, чем обычно, и страшно напугана.

– Татьяна Георгиевна, там…

– Что случилось, Светлана Борисовна?!

– Там… Там изнасилование, а я… Я не знаю, что делать.

– Настя, сама разберёшься! – коротко кинула Мальцева Тыдыбыру и быстро вышла из кабинета. За ней следом выскользнула Серая Мышь.

Настенька Разова дождалась, пока за Серой Мышью закроется дверь, мухой вскочила, проверила, плотно ли прикрыта. И затем снова уселась за стол заведующей. Но уже с совершенно другим выражением лица. Важным и несколько начальственно-высокомерным. Достала из кармана халата футляр с очками и айфон. Очки у Насти были без диоптрий, «имиджевые». Достав их из футляра и водрузив на нос, Анастасия Евгеньевна расстегнула халат на пышной груди, приняла крайне загадочный вид и нащёлкала себя айфоном с разнообразных ракурсов. Немного подумав, панорамно запечатлела кабинет заведующей. И отобрав самую удачную, на её взгляд, фотку, тут же запостила её в Инстаграме, сопроводив комментарием: «Приговорили исполнять обязанности заведующей ЖК. Мало мне стационара! Людей навалом, а работать некому!» Затем сняла очки, положила их в футляр, футляр – в карман. Айфон оставила на столе. И занялась базой данных, периодически поглядывая на растущее количество лайков в своём инстаграмчике. Где она нынче тусовалась и где называлась уже не tdbr, как в предыдущей, ошибочной жизни в Живом Журнале, а просто и элегантно: akusher-HA! Анастасия Евгеньева недавно прочитала весьма забавную книжицу именно с таким названием – «Акушер-ХА!» И теперь, когда её в Инстаграме спрашивали, не она ли автор – Настенька или таинственно отмалчивалась, или отвечала невнятно-загадочно, намекая, что, мол, не чужда, не чужда… Что правда, некоторые тётушки очень быстро вычисляли, что к описываемым в «Акушер-ХА!» реалиям пользователь akusher-HA имеет примерно такое же отношение, как ворона к полотенцу, поэтому, собственно, Настенька Разова и прикупила имиджевые очки – для солидности. Она полагала, что они делают её старше. Очки же делали её ещё забавней. Но Анастасия Евгеньевна не унывала. Возможно, такая почти патологическая Настенькина привязанность к Интернету объяснялась тем, что дома, для мамы и папы, с которыми Настенька Разова и жила, она всё ещё была маленькой девочкой, папиной плюшевой мишечкой, маминым пупсиком; её холили, лелеяли, голоса на неё ни разу в жизни не повысили, Настеньку всегда ждали вкусный, сытный обед и перестеленная мамой постелька. Настя Разова очень любила своих родителей, но именно из-за этого она так и не выросла. Настеньку дома всегда ждали задушевные уютные беседы и всецелое понимание и приятие. У Насти в доме была настолько нежная и ласковая атмосфера, что даже в подростковом возрасте, когда гормоны бушуют, нейротрансмиттеры бесятся, а душу выворачивает так, что малейшее замечание, не говоря уже о грубом окрике, способно вызвать к жизни совершенно несимметричный экзистенциальный бунт – нимфеточно-трогательный аппетитно-пухлый мамин-папин «teddy bear Настёныш» просто ел конфеты, запивая их сладким чаем. Не было диктаторов – были старшие друзья, всегда готовые прийти на помощь. Плюс мягкий Настин характер, плюс бесконечная благодарность родителям, плюс… Много плюсов в таком родительском доме, как у Насти. Казалось бы – счастье, но… Но Настя Разова в её двадцать семь лет так и не выросла. И продолжала играть в куклы. Что на самом деле все эти социальные сети, как не игры в куклы с поправкой на возраст игроков?