Книга Боги слепнут - Роман Буревой

Он вскарабкался на ближайшую дюну и огляделся. Вокруг не было ничего, кроме назойливой желтизны. Несколько скал, доведённых ветром до форм совершенно безумных, извиваясь, лезли из песка каменными червями. Малёк добежал до ближайшей скалы и рухнул. Поднялся, двинулся дальше, вскарабкался на следующую дюну. Опять ничего. Песок, песок…

Малёк застонал и медленно поплёлся назад.

Оступился, скатился в котловину.

– Чего ты хочешь? Выкуп? – работорговец прохрипел.

– Ничего не хочу. Только посмотреть, как ты умрёшь.

– Ты сам сдохнешь прежде.

– Я? Нет. Я – гений пустыни. Мне не нужна вода. Мне нужен песок. Я здесь живу, питаюсь песком и жарой. Это моя стихия.

Малёк смотрел на своего похитителя и бессмысленно хлопал глазами.

– Разве я не приносил тебе жертвы?

– Слишком часто, – отозвался тот, кто называл себя гением пустыни. – И в основном человеческими жизнями.

– Но сейчас я спас тридцать римлян от смерти! Рискуя собственной головой.

А они оказались неблагодарными свиньями, задумали бунтовать.

– Я благодарю. От их имени. Малёк опустился на песок.

– Сколько ты хочешь?

– Малость. Хочу твою голову. И твоё сердце.

– Ерунда. Сколько ты хочешь денег? Тысячу сестерциев? Миллион?

– Зачем мне деньги? Деньги – это песок. – Дэв набрал полные пригоршни песку, тонкие струйки потекли меж пальцев. – Видишь, сколько денег? У кого ещё есть столько? Ну, скажи!

– Ты врёшь! – заорал Малёк. – Ты – посланец из Рима, и ты сдохнешь точно так же от жажды. Возьми деньги. Я отдам тебе пленников даром.

– Ты их гений?

– Я – их хозяин.

– Хозяин людей? Разве такое возможно? Только гении могли быть чьими-то хозяевами. Но ведь ты не гений.

– Ты спятил от жары. Я – Малёк. Я сильнее любого гения. Я все могу.

Глаза Малека налились кровью, он весь трясся, в уголках губ скопилась пена. Казалось, ещё немного – и он просто взбесится.

– Ты можешь все? – удивился его собеседник. – Тогда беги и добеги до края пустыни.

Малёк зарычал и бросился на наглеца. Но тот ускользнул. Руки Малека впились в горячий песок.

– Дай мне воды, у тебя есть вода, – захныкал Малёк, внезапно обмякнув и не в силах подняться. – Я знаю, у тебя есть вода, и ты пьёшь тайком.

– Я не люблю воду. Я люблю песок. Малёк не понимал, чего хочет от него странный похититель.

Бежать… да, бежать… Он поднялся и пошёл. Бросил тяжёлый пояс с кошелем. Потом аббу. Остался в одной длинной белой тунике. Шёл, обливаясь потом. Сейчас, сейчас покажется дорога, хижина, пальма и под ней колодец. Малёк останавливался и отирал пот. Оглядывался. За ним тянулась лиловая цепочка следов. А по следам шёл проклятый дэв. Иногда ему казалось, что дэв пьёт. Малёк кидался к нему, но дэв ускользал. Малёк никак не мог его догнать. Они носились по кругу. Малёк падал на горячий песок и тут же вскакивал. Странно, но к полудню они были ещё живы. И к вечеру тоже. Малёк надеялся – если доживёт до ночи, то спасётся. До ночи он дожил. Но спасения не было. Пронизывающий до костей холод заставил его зарыться в песок, будто заживо лечь в могилу. Он забылся тяжёлым сном. В бреду ему мерещились сочные гроздья винограда. Он разминал их губами, и в рот ему сыпался песок.

Малёк очнулся и вскочил. Над краем пустыни показался срез раскалённого шара. Солнце вновь всходило.

Проклятый дэв сидел подле.

– Я не хочу умирать, – прошептал Малёк. И заплакал. Без слез.

Солнце поднималось. Но Малёк никуда не шёл. Не было сил. Он лежал, ещё на что-то надеясь. На пощаду, на милость. Воды! Воды!

Он вновь открыл глаза. И тут понял, что лежит в своей комнате на широком ложе. Вокруг ковры и подушки. У изголовья кувшин. И нет ни пустыни, ни жаркого солнца, ни проклятого песка. Лишь на пустой тарелке несколько использованных шприцев. И подле записка. Дрожащими пальцами Малёк развернул её.

«Тебе нельзя пить ещё шесть часов», – было начертано крупными буквами по-латыни.

Малёк зарычал, завертелся на месте. Шесть часов! О нет! Шесть глотков! О да! Малёк схватил кувшин. Тот был полон ледяной прозрачной влаги. Он приник губами и стал пить. Один глоток, второй… Вода не приносила облегчения, рот жгло, будто он пил не воду, а глотал песок. Третий… В животе разгоралось пламя. Четвёртый, пятый… Пальцы разжались, кувшин упал на пол, вода пролилась и напитала ковёр. Малёк зарычал и повалился на ковёр. Чудилось – под ним раскалённый песок. Малёк вскочил. Воды! Он кинулся к окну. И провалился в чёрную ямину.

Горячий песок вновь обжёг тело. Малёк повернул голову. Увидел небо – синее, настоящее. А в животе пекло все сильнее. Малёк корчился, кожа пузырилась и лопалась до костей. Несчастный дёргался и бил ногами. Кто-то плеснул на него из кувшина, но вода обожгла его, как кипяток. А небо над головой из голубого сделалось белым, потом багровым и наконец померкло.

Люди, столпившиеся вокруг лежащего на мостовой человека, в изумлении смотрели на странного самоубийцу, который все время повторял: «Воды, воды» – и разрывал ногтями кожу на животе, пока не затих.

– "Мечты" перебрал, – предположил низкорослый худощавый паренёк, затягиваясь тоненькой табачной палочкой и сонно щурясь. – Видели мы такое, знаем…

Приехала медицинская машина и забрала тело.

Квинт сидел в маленькой таверне напротив и видел, как увозили тело Малека.

Теперь работорговец уже никому не расскажет о том, что случилось в его крепости. Одним варваром, знающим про «ярмо», стало меньше. Варвары умрут, а римляне никогда никому ничего не расскажут. Прежде чем расстаться, каждый из римлян вытянул из мешка свой жребий – бумажку с именем. Квинту достался обрывок с надписью «Малёк». Дело оказалось хлопотным и денежным, но нетрудным.

Впрочем, и потратился Квинт не слишком. Большая часть суммы, полученной от Летиции на выкуп пленных, осталась у Квинта: бывших пленников он одарил щедро, но и себя не забыл. До вечера Квинт проспал в своём номере в гостинице. Затем оделся и направился в алеаториум[45]. Несколько минут стоял у стола, наблюдая.

Немолодая женщина, затаив дыхание, следила, как падают на зеленое сукно кости. На худой жилистой шее светилась нитка крупного жемчуга. Когда-то жемчуг ценился в три раза дороже золота. С тех давних времён Рим питал слабость к жемчугу. Матрона выиграла. Засмеялась, обнажая блестящие зубы. Неестественно белые. Фальшивые. А может, и жемчуг фальшивый?

Квинт взял на тысячу серебряных тессер[46]и тоже сделал ставку. Он не вернётся в Рим. Он дал клятву вместе с Элием, что не вернётся. Квинт выиграл. Вновь поставил. И вновь – выигрыш. Но и на встречу с Элием фрументарий не поедет. Хватит ему бредовых приказов, хватит исполнения немыслимых желаний. Всего хватит. Устал. Весь – и душа, и шкура. Он не хочет больше никому служить. Он убежит в Новую Атлантиду. Зачем рисковать жизнью? К чему? Какова плата? Что получил Элий в награду за то, что хотел спасти Нисибис? Нечеловеческие муки, чудовищные унижения. Нет, ему такого не надо… Квинт отказывается от благородной роли. Это не для него. Но за все надо платить. За удачу – тоже. Квинт не против, он заплатит. Решено, плата за бегство – проигрыш. Если он проиграет, то убежит в Новую Атлантиду. Но он вновь выиграл. Матрона посмотрела на него с удивлением. Вздрогнули ярко накрашенные губы. Холёные белые пальцы постукивали по зеленому сукну.