Книга Окрась все в черный - Надежда и Николай Зорины

— Видите, какая здесь прекрасная звукоизоляция? — сказала она, когда все умолкли.

Тишина в помещении действительно была полной, а ведь недалеко, в гостиной, осталась невыключенной музыка.

— Извне никто ничего не услышит.

Я еще не понял, к чему она клонит, но мне стало не по себе.

— Поселок прекрасно охраняется. Ввезти человека на моей машине не составит труда, но посторонний сюда не проникнет. Никаких ненужных ушей и глаз. Вам не кажется, что это как раз то, что нам нужно?

— А что нам нужно? — спросил Петя Брагин и нервно рассмеялся: видно, и ему было не по себе.

— Нам нужны условия! Условия для настоящей работы! Для работы практической.

— Это опыты над людьми — практическая работа? — возмутился Смирнов. — Я на это никогда не пойду!

— Антивирус… — начала Наталья, но ей не дали договорить: войско взбунтовалось.

А через неделю группу распустили. Что произошло: кто-то куда-то стукнул, или Беляева решила таким образом от нас избавиться и сама заявила о дальнейшей бесперспективности эксперимента, или государство отказалось от финансирования, не знаю. Во всяком случае, трест лопнул. И до вчерашнего дня я думал, что идея антивируса так и почила.

— А сейчас что вы думаете?

— Ну, очевидно, не почила. Беляева осуществила свой замысел. Ваши пострадавшие — по всей вероятности, жертвы ее эксперимента. И неизвестно, только ли они одни.

— Не только. Этих, видимо, она решила вовлечь в житейские стрессовые ситуации. Но была еще черная комната.

— Черная комната? — Корт повернулся к Никитину. — Что вы имеете в виду?

Андрей рассказал ему о картине Сосновского и обо всем, что ей, по его предположениям, предшествовало.

— Да-а, — задумчиво протянул Семен Иванович и отпил из рюмки коньяка, — это очень возможно. Говорите, все умерли, кроме Сосновского?

— Это он так говорит.

— Не смог испугаться и выжил? Очень, очень похоже на правду. Если он и теперь выживет, то, можно сказать, эксперимент удался. Пусть пока единственный человек, но… Да ведь это победа! — Корт вскочил и, потирая руки, радостно расхохотался. — Мы не верили, а вот поди ж ты!

— Сосновский собирается застрелиться, — мрачно проговорил Никитин, — так что ликовать тут особенно нечего.

— Застрелиться? Почему?

Андрей рассказал ему о второй картине.

— Не застрелится! — уверенно сказал Семен Иванович.

— Не знаю, не знаю. Настроен он весьма решительно. И потом, Филипп человек одержимый, если уж что задумал…

— Не застрелится! — перебил Андрея Корт. — Не в наших это интересах.

— Не в наших?

— Ну, я имею в виду, — на секунду смутился Семен Иванович, — не в интересах эксперимента. Что-нибудь не срастется, вот увидите. Не дадут ему застрелиться, слишком ценный он теперь экземпляр.

— Экземпляр? — возмутился Андрей.

— Не придирайтесь к словам, вы же понимаете, о чем я.

— Я думал подменить патроны…

— Вот именно! Уверен, не один вы об этом подумали. Можете, конечно, проверить, но уверен, их уже подменили. Но какая остроумная идея: провести художника по его собственному творчеству! Не испугался черной комнаты, слепоты, обездвиженности, так вот тебе твоя собственная ожившая картина. Что может быть страшнее для художника? Обычные человеческие страхи его и не могли напугать: он от них абстрагировался, воспринимал как сюжет для картины. А потом еще эта вторая картина… Просто великолепно! Беляева сделала еще одно открытие: можно управлять творчеством. Получается, она диктовала ему этот новый сюжет, направляла, когда он шел не в ту сторону, подсказывала, а он, бедняга, думал, что пишет сам. Ха! Да ведь это…

— Я не разделяю вашей радости, — сердито оборвал его Никитин, — и понять ее не могу. Для меня Беляева — преступница, повинная в смерти людей.

— Да, да, да, — Корт вдруг опечалился, — это так. Действительно, она виновата. И я сам считал, что нельзя проводить опыты на людях. Но… Согласитесь, ведь в конечном счете делалось это для блага всего человечества. Ну согласитесь?

— Не соглашусь!

— Ну еще бы! — Вениамин возмущенно отодвинулся от стола. — Вы вдов Иващенко и Бекетова спросите, разделяют ли они вашу точку зрения. Вдруг повезет и они скажут: да, мы вполне понимаем и гордимся, что наши мужья послужили науке.

— Кстати, чуть не забыл, — спохватился Никитин. — Этот антивирус каким образом вводился в организм?

— В виде однократной прививки, подкожно. Переносится она легко, во всяком случае, Беляев перенес ее хорошо, никаких побочных эффектов не наблюдалось.

— Однократная прививка? Странно. Бекетов говорил, что ему на протяжении года вводили вакцину.

— Нет… Очевидно… — Семен Иванович отчего-то смутился. — Да, вы правы, это совершенно бесчеловечно. Видите ли, судя по всему, ему не прививки делали все это время, а вводили различные вирусы, чтобы узнать, как работает в нем антивирус.

— Замечательно! — зло рассмеялся Андрей. — А если бы не сработал ваш антивирус и Бекетов заболел, ну не знаю, чумой например, могла бы возникнуть эпидемия.

— Чуму ему вряд ли вводили в домашних условиях, слишком опасно с ней работать.

— Все равно!

— Да что вы на меня-то взъелись? — не выдержал Корт. — Не я проводил эти опыты, я, наоборот, как только узнал, как только понял, пришел помочь. Я сам был против, всегда был против… И вся наша группа воспротивилась.

— Простите, Семен Иванович, — извинился Никитин. — Просто вы так обрадовались…

— Простите и вы меня. — Корт примирительно улыбнулся Андрею. — Я готов вам помогать и дальше, можете всецело на меня рассчитывать. Прекрасно понимаю, преступника нужно изобличить и изолировать от общества. Я укажу адрес, дам любые свидетельские показания — наша группа, уверен, тоже не останется в стороне. Но знаете, что я думаю? Не подождать ли немного? Не дать ли возможность Беляевой завершить эксперимент? Сосновский — это действительно огромная удача, если он выживет…

— А если нет?

— Почти наверняка выживет. Так вот, если все пройдет хорошо, потребуется еще некоторое время, чтобы понять, какой именно фактор сыграл свою роль, необходимо будет провести полное исследование организма Сосновского. Мы создали бы новую группу. У меня возникло несколько гипотез. Первая: Филипп, как человек творческий, постоянно находится в состоянии мини-стресса, уровень адреналина в крови у него постоянно довольно высок, но резкого выброса не происходит, и антивирус постепенно адаптировался. Вторая: возможно, такой человек, как Филипп, просто не способен на сильный стресс, потому что всегда и так находится в стрессе. Третья: дело в самой личности Сосновского, то есть именно он не может по-настоящему испугаться, так как смотрит на любую ситуацию как бы со стороны, как бы в ней не участвуя, рассматривает ее лишь как сюжет. Если верна первая гипотеза, значит, есть способ практически любому человеку приживить антивирус, просто некоторое время после прививки поддерживать у него определенный уровень адреналина — возбуждающими средствами или еще как-нибудь. И вот это означало бы полную и окончательную победу — фактически бессмертие. Вы должны позволить нам… Вы просто обязаны!