Книга Предчувствие беды - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А между тем там, на платформах, шла своя, весьма интересная жизнь. Так, на одной из них встретились сразу два поезда – прибывшая из района аэропорта электричка и проходящий поезд дальнего следования, следующий через Пермь на Екатеринбург. В плотном людском потоке между двумя поездами промелькнула худощавая фигура коротко стриженного мужчины. Он вышел из электрички и тут же пересек платформу, направляясь к стоящему напротив скорому.
Остановился возле одного из вагонов, перекинулся парой слов с проводником и шагнул внутрь.
«Стоянка скорого поезда Санкт-Петербург – Екатеринбург десять минут», – гундосил в репродуктор простуженный женский голос.
Поезд тронулся. Эдик растянулся на полке вагона СВ, вдыхая запах свежего белья. Это было весьма приятно после длинного, напряженного дня.
Утром он будет в Екатеринбурге. Далее – везде.
Утром следующего дня, то есть в пятницу, Турецкий в своем кабинете допрашивал начальника отдела кадров Шереметьева гражданку Кашкину. Накануне они с Грязновым засиделись на работе до полуночи, ожидая вестей из Перми. В конце концов стало ясно, что объявленный по городу перехват с целью задержания подозреваемого немедленных результатов не дал. Неведомый Эдик словно растворился.
Турецкий намеревался побеседовать с Кашкиной весьма серьезно, без сантиментов. Диктофон стоял на столе. Кашкина сидела, выпрямив спину, поправляя рыжие волосы, недоуменно поглядывая на строгого следователя. Ее увезли прямо с рабочего места, вместе с Верочкой. Словно двух преступниц.
Турецкий сухо проговорил обязательный текст, упомянул нужные статьи УПК, предупредил об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.
– Начнем, – произнес он. – Назовите вашу фамилию, имя и отчество.
– Кашкина Ада Хасановна, – ответила женщина.
– Как? – тут же переспросил Александр. – Повторите.
Женщина повторила.
– Кажется, вы представились нашему сотруднику другим именем.
– Да, не только ему. Меня все зовут иначе: Ада Григорьевна.
– Почему?
– Не знаю, это давно так повелось, – пожала она плечами. – Когда я пришла работать в Шереметьево, это было пятнадцать лет назад, мой непосредственный руководитель, тогдашний начальник отдела кадров, стал называть меня Адой Григорьевной, ему так было удобнее. Он букву "с" плохо выговаривал. За ним и другие. Так и пошло. Начальник ушел на пенсию, а мое имя осталось таким, как он его придумал, – улыбнулась она.
Турецкий на улыбку не ответил.
– Вы замужем?
– Да.
– Носите фамилию мужа?
– Да.
– Назовите, пожалуйста, вашу девичью фамилию.
– Рагоева.
– Где вы родились?
– В Грозном.
– Вы чеченка?
– Да, а что? – с вызовом ответила женщина.
– Абсолютно ничего. Скажите, Ада Хасановна, вчера утром к вам на работу кто-нибудь приходил?
– Да, двоюродный брат.
– Его имя, фамилия?
– Эдик Рагоев.
– А полное имя?
– Эдуард.
– Адрес?
– Я не знаю его адреса.
– Как это? Не знаете адреса брата?
– Он же не со мной живет. У него своя жизнь, и жизнь не простая. Он одинок, так что может себе позволить менять места проживания.
– А зачем ему менять места проживания, он вам не рассказывал?
– Нет, не рассказывал. Раз меняет, значит, надо ему!
– Но где-то у него есть дом, родители? Родился же он где-то?
– Он, как и я, родился в Грозном. Мы каждое лето проводили вместе, у дедушки, в горах. Потом я уехала учиться в Москву, вышла замуж, осела здесь. Я о нем долгие годы вообще ничего не знала. Там, между прочим, война шла, если вы в курсе.
– Я в курсе.
– Так вот, дом его родителей был разрушен бомбежкой. Родители погибли. Я думала, что и он погиб. И когда он нашел меня, я у него паспорт не спрашивала. Я была рада, что он жив, понимаете? Я спросила, нужна ли ему моя помощь.
– В чем?
– Найти работу, жилье. У нас принято друг другу помогать, но не принято женщине лезть в мужские дела. Он сказал, что у него все в порядке. Мне этого было достаточно.
– А как же вы с ним связываетесь? Если вам нужна его помощь?
– У меня есть муж, зачем же мне еще чья-то помощь? – надменно произнесла женщина.
– Я должен понимать ваши слова так, что у вас нет ни телефона, ни адреса вашего брата?
– Вы правильно поняли.
– Но он в Москве проживает?
– Нет. Но он приезжает сюда достаточно часто.
– А где он живет?
– Не знаю.
– Ада Хасановна, я вам напоминаю об ответственности за дачу ложных показаний.
– Это излишне.
– Хо-ро-шо, – протянул Турецкий, разглядывая сидевшую напротив женщину.
Было очевидно, что ничего хорошего он не находит.
– А дата его рождения вам тоже не известна?
– Почему? Известна. Он родился девятого сентября шестьдесят первого года.
– Значит, скоро отметит свое сорокалетие, – прикинул Турецкий.
– Да.
– А как он собирается его отмечать? Он вас не приглашал еще на юбилей?
– Сорок лет для мужчины – не возраст. Не думаю, что он намерен устраивать по этому поводу праздник. Во всякому случае, меня он никуда не приглашал.
– У вас есть фотография брата?
– Есть детские фотографии. Ему там лет десять – двенадцать. Более поздних нет.
– Скажите, а ваш муж никогда не интересовался, чем занимается его шурин? Мужчине-то дозволяется интересоваться мужскими делами?
– Мой муж никаких отношений с моей родней не поддерживает.
– Это почему же? Кем он работает?
– Он капитан дальнего плавания. И с самого начала нашей совместной жизни было оговорено, что моя родня – это моя родня. Он очень дорожит работой и, видимо, опасался, что мои родственники могут обратиться к нему с какими-нибудь сомнительными просьбами.
– А что, были основания опасаться?
– Послушайте, Александр Борисович, вы что-нибудь слышали о людях, оставшихся без жилья и без работы, в положении беженцев, изгоев, никому не нужных, всеми гонимых? Вы об этом что-нибудь знаете? Вы себе представляете жизнь народа, против которого воюет целая ядерная держава? – сверкнула вдруг черными глазами женщина.
– Это вы про Россию? – даже не понял в первый момент Турецкий.