Книга Кровавый песок - Фридрих Незнанский

— Здравия желаю, товарищ генерал, — обратился к Николаеву, молодой мужчина в штатском. — Майор Долгов, буду помогать вам на месте, — туманно пояснил он свои функции.

Через четверть часа джипы остановились у серого и мрачного пятиэтажного здания. За всю дорогу, Грязнова-младшего и Турецкого больше всего удивило качество местных дорог. Даже в Москве на правительственных трассах нет-нет да и встретится ямка, из-за которой нет-нет да и подпрыгнет сановное седалище, обладатель которого с укоризной посмотрит на своего водителя. А здесь, Бог знает в каком захолустье, где машины-то практически не ездят, дороги были совершенно идеальными. В советское время, конечно, можно было бы предположить, что асфальт заново выложили буквально накануне, к приезду высоко начальства. Но это бы и было заметно. А тут…

Зайдя в центральную дверь, московская делегация оказалась в длинном и узком коридоре, по бокам которого, вопреки обычному, не было никаких дверей.

— Разрешите поинтересоваться, товарищ генерал? — спросил Долгов у Николаева.

— Попробуйте, — сухо ответил тот.

— Что это за человек? Я пытался найти на него досье, но его нет ни в одной базе данных… О нем совершенно ничего не известно, кроме того, что его все зовут Шайбин. Не правда ли, мало что говорящее имя.

— Правда. Но это не мудрено. Ваш Шайбин — это один из самых классных спецагентов в мире. Во всяком случае, был таковым. В свое время я сделал все возможное, чтобы стереть с лица земли все данные о том, что он когда-то существовал.

Долгов бегло просмотрел единственную страничку, которая даже не была исписана до конца.

— Но здесь даже нет ни одной фамилии! Я же буду выглядеть полным болваном!

— Это не ваше дело, как вам выглядеть. Говорите, что написано, и он вас прекрасно поймет! — рявкнул Николаев.

— Сейчас главное заставить его сотрудничать с нами, — негромко напомнил Денис.

— Жизненно необходимо, — хмуро подтвердил Николаев. — В буквальном смысле.

Они прошли весь коридор и уперлись в железную дверь с цифровым замком. Долгов открыл ее, потратив на это полминуты и жестом руки пригласил, всех в комнату.

Это было темное помещение прямоугольной формы. Тусклый свет двух галлогеновых ламп направлялся в потолок и рассеивался. В углу стоял небольшой письменный стол, а вдоль стен были расставлены стулья. Одна из стен этого мрачного помещения была практически полностью стеклянной и сквозь нее виднелась другая комната, такая же прямоугольная и столь же тускло освещенная. В ней за длинным столом сидел немолодой человек с длинными и черными с редкой проседью волосами. Его руки и ноги были закованы в наручники.

Это был Шайдлек.

— Сильно изменился, — проговорил Николаев, подойдя к стеклу и внимательно всмотревшись в человека по ту его сторону. — Майор, — обратился он к Долгову после небольшой паузы, — вам необходимо склонить его к сотрудничеству. Можете обещать ему все что угодно, мы можем подписать с ним бумаги, в которых за его услуги ему будет обещано помилование…

— Даже так? — слегка удивился майор.

— Да… Все равно эти бумаги пойдут в корзину.

— Но ведь это противозаконно.

— Ваше дело склонить его к сотрудничеству с нами и, ради Бога, никакого принуждения. Я его хорошо знаю, на принуждение он ответит непоколебимым отказом.

— Если вы его хорошо знаете, может тогда вы с ним и поговорите? — высказал предположение Денис.

— Сомневаюсь, что это будет лучше. Он, наверняка, тоже неплохо меня помнит. Это может только повредить делу.

— Ничего, я думаю, что справлюсь, — поспешил выслужиться майор.

— Тогда лучше зовите его Шайдлеком, а не Шайбиным, — проинструктировал Турецкий.

Долгов вышел из комнаты и через несколько секунд показался за стеклом.

— Господин Шайдлек… Не правда ли вас все так называют, — начал майор, прохаживаясь вокруг стола.

Шайдлек никак не отреагировал и на его появление, ни на его слова.

— Может, он вообще уже оглох, ослеп и потерял память, — с некоторой надеждой за стеклом предположил Николаев.

— Итак, господин Шайдлек, я сотрудник министерства юстиции…

— Юстиции?! — перебил Шайдлек. — Вы пришли сюда, чтобы объявить, что продержите меня в этой тюрьме еще полтора десятка лет? А потом — еще и еще. Тогда можете считать, что вы это уже сделали. Не надо лишних формальностей. Я понимаю, что вы меня никогда и никуда не отпустите. Я не понимаю другого — почему вы еще тогда не расстреляли меня к чертовой матери?!

— Меня, господин Шайдлек не волнует ни ваше, ни чье бы то ни было прошлое. Меня волнует настоящее и будущее. И я пришел сюда не для того, чтобы сообщить вам, что вы пробудите здесь еще несколько десятков лет. Поверьте, если бы это было так, никто бы вообще не стал с вами разговаривать. Я же здесь нахожусь потому, что хочу предложить вам возможность выбраться из клетки еще при этой жизни. И еще только потому… — тут Долгов выдержал несколько театральную паузу, — потому что возникла некоторая чрезвычайная ситуация, в которой вы нам смогли бы помочь.

— Помочь? Интересно… Я сижу здесь уже больше года. Наверное, мир здорово изменился за это время. Мои знания и связи уже не имеют никакого значения. Что же это такое? В чем вам понадобилась моя помощь? Или, быть может, вы хотите, чтобы я вас поимел? Или вашу жену?

Долгов пошел пятнами, и через мгновение, кажется, он был готов разорвать на клочки сидящего перед ним и закованного в наручники по ногам и рукам человека. Но сдержался.

— Не угадали. Свою жену я имею сам, а гомосексуальные отношения мне не интересны. Дело же касается куда более серьезных вещей, чем моя личная жизнь. Это настолько просто, что, готов поспорить, никогда не догадаетесь, — сказал Долгов и сел на другом конце стола, напротив Шайдлека.

— Хотите поспорить на мое освобождение?

— Мы хотим вам предложить сделку, в которой одинаково заинтересованы обе стороны.

— Не стану гадать, говорите сами, — сказал Шайдлек и откинулся на спинку стула.

— Мы хотим, чтобы вы закончили то, что год назад, благодаря нашим стараниям, не смогли закончить. Помогли поймать Бандераса.

Далее последовала пауза длинной в две минуты. Денис, наблюдавший переговоры, как и остальные, затаив дыхание, засекал время.

А Шайдлек явно не ожидал ничего подобного.

— Что вы имеете в виду? — наконец переспросил он.

— Мы хотим, чтоб вы нашли того, из кого ваша жизнь пошла наперекосяк.

— Вы имеете в виду Клифланда?

— Мы имеем в виду киллера, который пытался его убить.

— Не верю. Лучше оставьте меня в покое. А я с удовольствием просижу остаток жизни здесь. Я, знаете ли, уже привык, даже, слышите, у меня даже исчез американский акцент. Единственное, может быть, вы меня переведете в какую-нибудь китайскую тюрьму, чтобы у меня исчез и русский?