Книга Белая акула - Питер Бенчли

Макс схватил фотоаппарат и выпрыгнул на причал.

– Ты нашла место? – спросил он.

– Не волнуйся, – ответила Элизабет, чуть улыбнувшись, взяла Макса за руку и повела по дороге к городку. Девочка была босая – она никогда не носила туфель (по крайней мере, Макс ни разу не видел ее в туфлях), – но спокойно шла даже по самым неровным участкам галечной мостовой.

Оркестр старшеклассников собирался на сухой лодочной стоянке в начале Бич-стрит. Тамбурмажоретки в блестках и стеклярусе упражнялись, подбрасывая жезлы: трубы и тромбоны выдували какофонические обрывки безымянных мелодий: двое ребят пытались взгромоздить трубу на плечи девицы, сложенной как футбольный защитник: старая седая собака сидела в грязи и периодически взлаивала.

За оркестром строились масоны, «лоси» и ротарианцы[18]. Члены Общества Святого духа, выряженные в красочные португальские костюмы, любовались друг другом, докуривая последнюю сигарету, а некоторые из них делили содержимое бумажного пакета – фляжку с подкрепляющим эликсиром.

Автомобильное движение на дороге в город закрыли, и сотни пешеходов теснились на ней, поднимаясь к католическому храму на площади Поселенцев: оттуда должен был выйти епископ, чтобы возглавить процессию через город к докам для церемониального благословения.

Элизабет провела Макса мимо этих толп, через площадь, потом по Оук-стрит, где публика теснилась на тротуарах. На капотах машин сидели малыши, подростки усыпали ветви деревьев.

Макс остановился и обратился к Элизабет, указывая на скопище народа:

– Мы ничего не увидим.

Она подмигнула ему, коснулась своей груди: «Верь мне» – и потащила дальше.

На углу стоял домишко, где солили рыбу. Обойдя его, Элизабет открыла калитку во двор и подтолкнула Макса внутрь. Она показала дыру в основании изгороди на дальнем конце двора (возможно, проделанную крупной собакой), метнулась через поросшую травой поляну, упала на живот и протиснулась в отверстие. Макс последовал за ней и, встав на ноги по другую сторону изгороди, обнаружил, что они вышли сзади к древней постройке – некогда церковному зданию, а ныне частному дому. Над крышей уходила далеко ввысь колокольня или часовая башня – или что там это было прежде.

Элизабет взбежала к порталу по широким ступеням и остановилась перед массивной двустворчатой дверью. Сделав знак Максу, она сложила ладони лодочкой и согнула колени.

– Эй, – сказал он, – я не...

– Никого нет, – ответила она.

– Да, но...

– Все в порядке, – подтвердила Элизабет и снова коснулась груди. – Правда.

Макс пожал плечами и сложил ладони, опершись локтями о колени.

Она поставила ногу Максу на ладони, положила ему на голову руки и приподнялась, дотягиваясь до верхней грани перемычки над дверью, потом провела по выступу рукой и спрыгнула.

Улыбнувшись, Элизабет показала Максу ключ:

– Кузины.

Она открыла дверь, вошла с Максом внутрь, снова затворила и заперла дверь. Потом провела Макса через другую дверь налево, к винтовой лестнице на башню. Максу показалось, что они поднимались целый час, пока ступеньки не уперлись наконец еще в одну дверь с засовами сверху и снизу. Отодвинув засовы, Элизабет толчком распахнула ее, и Макс шагнул на узкую площадку.

У него перехватило дыхание, он услышал собственный возглас:

– Ух ты...

Они словно летели на самолете или вертолете, парили над городом – но оставались неподвижны. Они стояли выше всех деревьев и зданий; городок раскинулся перед ними, словно диорама, а дальше, как показалось Максу, вид простирался до бесконечности. На востоке расположились залив Литл-Наррагансетт и мыс Напатри, а также серо-зеленые глыбы островов Оспри и Блок. К югу на фоне низкого силуэта мыса Монток вырисовывались парусники и океанские теплоходы. На западе туманно виднелись Стонингтон и Мистик, а на севере – лента автострады, ведущей в Род-Айленд.

– Неслабо? – спросила Элизабет.

– Согласен.

Макс открыл объектив фотокамеры и стал приглядываться в поисках сюжетов для снимков.

Далеко внизу послышались первые нестройные такты «Звезд и полос навеки»[19], донеслись приветственные крики толпы.

Макс навел объектив и сделал снимки епископа, тамбурмажореток и оркестра, увековечил «святых духов», «лосей» и ротарианцев.

Потом парадная процессия вдруг оказалась рядом с ними, перемещаясь к мысу, и Элизабет потянула Макса за рукав. Он спустился вслед за ней, вышел из дома, подсадил ее, чтобы положить ключ на место, а затем девочка повела его переулками и аллеями параллельно маршруту процессии.

Когда они приблизились к мысу, шум усилился, а ветер с моря наполнился запахом жареного жира.

Здесь город Уотерборо сходил на конус, как кончик карандаша, завершаясь галечной автостоянкой, которая выходила на пролив между материком и островом Фишере; днем на стоянке располагались любители красивых видов, по ночам – юные гуляки. Сегодня легковое движение было запрещено, и площадку заполнили пикапы, микроавтобусы и автофургоны, доставившие футболки, флажки, значки, стаканы, булавки, плакаты и еду – зажаренную на сковороде, на открытом огне, на вертелах, шампурах, гриле, вареную, мороженую, сырую, живую, на деревянных и металлических палочках, на салфетках и газетах, завернутую в ломтики хлеба.

Рядом со стоянкой за хлипким забором располагался единственный в городе общественный пляж – узкая полоска песка на берегу бухты.

Хотя погода стояла прекрасная и уже потеплело, пляж практически пустовал, только девочка-нянька в фирменной трикотажной рубашке делила свое внимание между журналом «Пипл» и двухлетним малышом, еще неуверенно ковылявшим вдоль среза воды и собиравшим раковины. Дальше, в бухте, стояли на якоре парусники, мягко покачиваясь на волнах от катеров, перевозивших яхтсменов к городской пристани и обратно.

Макс пробирался за Элизабет в толпе, ожидавшей прибытия процессии, с восторгом воображая, что перенесся на ближневосточный базар. Хотя он узнавал только малую часть провизии, высоко громоздящейся на складных столиках, да и позавтракал всего пару часов назад, сочные экзотические ароматы искушали.

Он остановился перед фургончиком, где продавали запеченную в тесте ливерную колбасу, и полез в карман за деньгами.

Прокладывая впереди Макса путь между парами, семействами и мужчинами, обсуждавшими неудачи «Ред сокс»[20], Элизабет вдруг ощутила, что осталась одна. Она повернулась, сделала несколько шагов назад и обнаружила, что Макс, глуповато улыбаясь, жует булочку с колбасой и розовый жир стекает у него по подбородку.